– Шуточки у тебя, я смотрю, все знакомые, как говорится, бывшие в употреблении. – Так они на конкретного потребителя рассчитаны. – Разберемся, – повторил Пафнутьев и прошел к своему креслу. – Кормить будут? – прокричал Зайцев вслед Павлу. Тот постоял, не оборачиваясь, потом подошел к арестанту и негромко проговорил: – Покормят обязательно. Потом догонят и еще разочек угостят. – А шуточки у вас, между прочим, тоже не первой свежести. – Каков потребитель, таков и юмор. – Пафнутьев улыбнулся и развел руки в стороны, как бы говоря: чем богаты, тем и рады. Усевшись поплотнее в свое кресло, он откинулся на спинку и закрыл глаза. Какие-то слова Зайцева задели его за живое. Но Пафнутьев никак не мог вспомнить, что же именно сказал ему Зайцев, чем задел, в чем справедливо уличил. Павел вспоминал все подробности разговора и никак не мог уцепиться за что-то. Наконец, измаявшись, он повернулся к Худолею, сидевшему рядом, и заявил: – Хоть убей, никак не могу вспомнить! Что он мне такого сказал? Чем уел? Во что меня мордой ткнул? Ведь чувствую, что было такое. Ты сидел рядом, слышал каждое его и мое слово. Где я слабинку дал? В чем промашка? – Он, Паша, хорошо тебя куснул. – Ну?.. – Я очень даже удивился! Подумал, почему это наш многоопытный Павел Николаевич не ответит ему так, как он умеет? С его-то знанием человеческой натуры, положения в стране и ее окрестностях… – Я сейчас выкину тебя из самолета! – Есть куда более надежное средство, способное заставить меня заговорить. – Ну?.. – Надо обратиться к стюардессе. – Хорошо, обращусь, и что? – И все. Пафнутьев долго молчал, потом из его груди вырвался глубокий вздох облегчения. – Я просто забыл, с кем имею дело, – покаянно произнес он. – Да, это с тобой случается, – согласился Худолей. – Простите!.. – Пафнутьев остановил стюардессу, пробегавшую мимо, попросил ее наклониться и доверительно прошептал на ухо: – Вот этот пассажир, который сидит рядом со мной, очень страдает. – Боже! Что с ним? Я сейчас приглашу врача! – Не надо врача. Ему помогут сто граммов водки. – Сто пятьдесят, – поправил Худолей. – А он будет хорошо себя вести? – с усмешкой осведомилась девушка. – Я за него ручаюсь, – ответил Павел. – Ему и бутербродик не помешает? – Не помешает. – А какой бутербродик? – Хороший. – Поняла, – сказала стюардесса и исчезла. Она появилась через пять минут с маленьким подносом. На нем стоял хрустальный бокал с водкой. Рядом на блюдечке красовался хлеб с кусочком масла, красной икрой и тремя маслинами. – Ого! – восхищенно воскликнул Пафнутьев. – От такого угощения и я не откажусь. – Я вас правильно поняла? – спросила стюардесса. – Я в этом уверен! – с шутливой суровостью ответил Павел. Девушка опять появилась через пять минут. Повторилось все – и хрустальный бокал с водкой, и красная икра, и черные влажные маслины. Честно признаюсь, что автор этой книжки на данном месте сглотнул набежавшую слюну, прервал повествование и проворчал завистливо себе под нос: «Да и я не нашел бы сил отказаться! Уж больно компания хороша!» Наши герои молча чокнулись звонким хрусталем, вызвав завистливый стон пассажиров мужского пола, сидящих в соседних креслах, молча съели по бутербродику. Подошла улыбчивая девочка и унесла пустую посуду. Пафнутьев так же молча проводил ее взглядом, пока она не скрылась за занавеской. Придя в себя, он сурово посмотрел на Худолея и заявил: – Я тебя слушаю. – Значит, так. Докладываю. Наступил момент, когда в вашей беседе возникла пауза. Тогда этот хмырь поганый, убийца и насильник говорит вам отвратительным своим голосом, мол, напрасно вы радуетесь, уважаемый… – Он не называл меня уважаемым. Обращаться к кому-либо с этим словом – уже оскорбление. – Согласен. Но суть не в этом. Он сказал примерно следующее: «Ваша радость преждевременная. Вы еще ничего не доказали, а я еще ни в чем не признался». – Он прав. – Нет. Он не прав. Да, работа не закончена. Но мы уже кое-что доказали, а он кое в чем признался. Мы не барахтаемся в болоте догадок, предположений и сомнений, стоим на твердой почве фактов, вещественных доказательств… – Молоток на подоконнике? – с усмешкой уточнил Пафнутьев. – Не надо, Паша. Не стоит сомневаться в очевидном. Я имею в виду ржавую пуговицу с пропеллером в кулачке у девочки. Да, это косвенное доказательство, но в нем содержится та самая железная убедительность, которая повергла в шок этого отвратительного убийцу и насильника. Ты помнишь, что он лопотал? Смысл его жалких оправданий сводится к следующему: «Поймите меня и простите, люди добрые!» – Слушал бы я тебя бесконечно. Но мы прилетели. Стюардесса просит нас пристегнуться. Мы обещали ей вести себя послушно. – А я уже хотел было повторить наш невинный заказ. – Повторим после мягкой посадки. Опять же там Шаланда весь истосковался. Информации ждет мужик. Ничего, будут ему новости. Новости начались прямо с утра. Первым принес сюрприз Игорь Зайцев. Он вошел в кабинет легкой, пружинистой походкой, чуть улыбнулся, здороваясь с Пафнутьевым, кивнул Худолею, задержал взгляд на курточке, висящей на дверце шкафа с документами. Потом арестант положил руку на спинку стула и спросил: – Я могу присесть? – Если можете, то почему не присесть, – с усмешкой ответил Пафнутьев и полюбопытствовал: – Как прошла ночь? – Бывали ночи и получше. – Как я вас понимаю! – Что вы имеете в виду? – А вы? – уточнил Пафнутьев. Зайцев молча передернул плечами, не зная, что ответить этому улыбчивому следователю. – Видите ли, Игорь, у меня есть некоторые представления об одной вашей ночи, достаточно бурной, как мне кажется. Но это было давно. А сегодняшнюю ночь вы провели на новом месте. Я, как и положено гостеприимному хозяину, интересуюсь, нет ли жалоб, нареканий, недовольства. – Спасибо, все было прекрасно. – Сновидения посетили? – Спал как убитый. – Простите, как кто? – Как убитый.