– Это ты хороший работник?! – Шаланда побагровел. – Поганой метлой таких!.. – Милые бранятся, только тешатся, – пробормотал Худолей, пригубливая халявное пиво. – Павел Николаевич, проходил я только что по нашему коридору, встретил Евдокию Ивановну. Как раз у вашего кабинета. – Как она поживает? – невозмутимо спросил Пафнутьев. – Хотела вас видеть. Очень важный разговор у нее. Так она объяснила мне свое появление в нашей конторе. – Позвонила бы. У нее есть мой мобильник. Это все во‑первых, – пробормотал Пафнутьев озадаченно. – А во‑вторых, мы с ней расстались час назад. Как раз в моем кабинете. – Наверное, вспомнила что-то очень важное, – глубокомысленно предположил Шаланда. – Да, скорее всего, – согласился Пафнутьев. – А что, – продолжал куражиться Шаланда. – Она женщина, можно сказать, в цвету, а, Паша? – Помнишь, Жора, в твоей молодости песня такая была? Расцвела сирень, черемуха в саду, на мое несчастье, на мою беду. – Пафнутьев вынул телефон, набрал номер и спросил: – Евдокия Ивановна, вы хотели мне что-то сказать? – Я хотела уточнить. Ведь мы с вами между собой все вещи назвали своими именами, не так ли? – Да. Кроме одной. – Боже! Какой же? – Вы не сказали мне, когда выходите на тропу войны. – Павел Николаевич, вы уж простите меня ради бога! Это мое упущение, это я виновата. Исправляюсь немедленно. В данный момент я как раз и нахожусь на той самой тропке, которую вы только что упомянули. – Евдокия Ивановна, тоже простите. Вы уверены, что я правильно вас понял? – Да, Павел Николаевич! В этом я совершенно уверена. Извините, если что не так. Я не вольна в своих поступках. Надеюсь, мы еще увидимся. – Нисколько в этом не сомневаюсь, – произнес Пафнутьев прощальные слова и отключил связь. Он, не торопясь, спрятал телефон в карман пиджака, потом все с той же замедленностью в движениях взял кружку, допил пиво, весело посмотрел на Худолея и проговорил: – Ты самый молодой и проворный из нас. Может быть, своими юными ножками смотаешься ради общего блага? Тут недалеко. А мы с Жорой тебя подождем. – Куда, Павел Николаевич? – К бочке. Видишь, у нас кружки пустые. А вокруг уже сумерки, фонари включили, народ прибывает. Как когда-то Клавдия Ивановна Шульженко пела. Там смех, веселье и суета. – Клавдия Ивановна? – переспросил Худолей. – Так бы сразу и сказали. Уже давно бы принес. А то кружки у них пустые, сумерки у них наступили, фонари, видишь ли, включили. Сказали бы проще, мол, пиво неси! Уже давно все на столе стояло бы! Надо же, Шульженко вспомнили, – продолжал ворчать Худолей, удаляясь с пустыми кружками. Он действительно управился быстро. Не прошло и пяти минут, как и кружки с пивом, и пакетики с фисташками были на столе. – И что теперь? – капризно спросил Худолей. – Есть замечания? Нарекания? Недовольство? – Все прекрасно! – заверил его Пафнутьев. – Все сделано быстро, качественно, уважительно к заказчикам. – Тогда я отлучусь, пожалуй. – Худолей поднялся из-за стола. – Ты куда? – строго спросил Шаланда. – Тут недалеко. В кустики. Может, кто со мной? – Перебьешься, – проворчал Шаланда, повернулся к Пафнутьеву и будто бы забыл о Худолее. А напрасно. Приключения этого вечера только начинались. Худолей успел сделать всего несколько шагов по тропинке, еле заметной в зарослях, как наткнулся на чью-то спину. Человек был в темном пиджаке, и любитель пива его попросту не заметил. Мужик отшатнулся от Худолея, сделал шаг вперед, тут же как-то странно, слишком уж широко качнулся назад, но почему-то не упал. – Дядя, ты чего? – без гнева спросил Худолей. – Поплохело тебе маленько? Подмогнуть? Незнакомец молчал. Он вообще не проронил ни слова и вел себя как-то странно, сделал два шага вперед и снова уперся спиной в Худолея. – Ну, ты даешь, мужик! Это пиво тебя так разобрало? – Худолей хотел было добавить еще какие-то слова, но вдруг онемел в ужасе. Незнакомец чересчур уж плавно повернулся к нему лицом. На него упал свет фонаря, и Худолей понял, что тот мертв. Физиономия данного типа была сведена предсмертной судорогой, изо рта торчал темный язык. Мимо лица уходила вверх и терялась в листве белая веревка. – Так, – пробормотал Худолей, чтобы хоть как-то прийти в себя. – С тобой, приятель, все ясно. Ты тут пока поскучай без меня, а я схожу за подмогой. Не возражаешь? – Он бегом вернулся к столику, за которым спокойно беседовали о своем, девичьем, Пафнутьев с Шаландой. Худолей тоже подсел к столику, помолчал, взял свою кружку и медленно выпил ее до дна. – Паша, – проговорил Худолей. – Ты бы сходил в кустики. – А мне не нужно. Организм позволяет, – весело ответил Пафнутьев. – Паша, я не спрашиваю, что позволяет тебе твой организм, а чего он тебе не позволяет. Я просто говорю – сходи в кустики. По той самой тропинке, по которой шел и я. – Ты настаиваешь? – Я требую, – железным голосом, которого Пафнутьев еще никогда не слышал из уст Худолея, произнес его помощник. Не говоря больше ни слова, Пафнутьев поднялся и углубился в кусты. Он вернулся минут через пять, так же молча, как и Худолей, сел за стол и выпил до дна свою кружку. – Получилось? – легким голосом спросил его Шаланда. – Началось, – мертвым голосом ответил Пафнутьев. – Что началось?! Скажите мне уже наконец-то! – То, чего мы, Жора, все ждали. – А чего мы все ждали? Манны небесной? Пряников на подоконнике? – Сходи в кустики, Жора. Не тяни время. Прошу тебя. Шаланда пробыл в кустиках дольше других. Как и Пафнутьев с Худолеем, он молча сел за стол, выпил до дна свое пиво и показал на пустые кружки. Дескать, надо бы наполнить. Худолею не надо было повторять дважды. Через две-три минуты полные кружки стояли на круглом столике. – Надо бы вызвать группу, – проговорил Пафнутьев. – Уже, – ответил Шаланда. – Будут здесь через пять минут. Ты знаешь этого?.. – Шаланда ткнул большим пальцем за спину, в сторону кустарника. – Да, – ответил Пафнутьев. – Это один из трех. Зайцев. Пилот. Я пообещал ему, что он еще увидит в полете и синее небо, и белые облака. – А он? – Разрыдался. – Живая, значит, тварь была. – Он один не убивал. Но участвовал. – Но участвовал, – сказал Шаланда так, будто вбивал гвоздь в бревно. – Молчал все десять лет. Вот теперь и получил. По заслугам. – Согласен, – сказал Пафнутьев. – И все же он не убивал. – А пуговка в кулачке у девочки?.. С его курточки? – Да. – Ну так и получай сполна, сучий потрох! – жестко произнес Шаланда. – А вот и мои ребята подъехали. Сейчас начнется работа. Машина с включенными фарами протиснулась между столиками, Шаланда показал водителю, как удобнее обогнуть кустарник, приблизиться и осветить фарами повешенного человека. Он едва-едва не доставал ногами до травы. Возникало такое впечатление, что между деревьями бродит, слегка покачиваясь, хорошо так поддавший мужичонка. Но на самом деле в петле уже несколько часов болталось мертвое тело. Утром на скамейке у своего кабинета Пафнутьев увидел двух посетителей, поджидавших его. Он не столько узнал их, сколько догадался, что это Мастаков и Ющенко. Они, конечно, уже знали о том, что накануне случилось с Зайцевым, и теперь, скорее всего, пребывали в полной растерянности. – Здравствуйте, Павел Николаевич, – почти одновременно произнесли убивцы, поднимаясь со скамейки. – Вы ко мне? Заходите. Присаживайтесь. – Вот пришли… – И правильно сделали. Маленько опоздали. Но еще не все потеряно, как мне кажется.