«Ронакер», уютная венская кофейня в пору ее особой популярности среди окружения Зигмунда Фрейда. В кафе послеобеденное затишье, и большинство маленьких отделанных мрамором столиков пустует. Со сводчатого потолка свисает пыльная хрустальная люстра. В воздухе плывет смешанный аромат кофе, шоколада и табачного дыма. В подставке аккуратно выложены газеты. В нише – бильярдный стол. Черно-белый кот вынюхивает на полу объедки. Напряженный молодой человек – именно он преследовал Лу Саломе на Франценринг – сидит за столиком и что-то рисует на листе картона. Папка с акварелями спрятана под стул – подальше от глаз. На нем все тот же старый костюм, шейный платок и пара драных туфель. Каждый раз, когда звенит дверной колокольчик, он с надеждой оборачивается. И каждый раз разочарованно возвращается к рисунку. Наконец входит Лу. На ней все та же меховая шуба. Едва молодой человек видит женщину, он прячет рисунок, порывисто поднимается и уже не отводит взгляда, от которого ей не по себе. – Добрый день, фрау Саломе. Большое спасибо, что согласились прийти, я очень признателен. И, если честно, слегка удивлен. Она хмурится. – Вы полагали, я не приду? – Что вы! Ну, конечно, я не сомневался, что придете. То есть я хочу сказать, что… – Вы послали мне вежливую записку с извинениями. Я пришла. Куда лучше вести себя деликатно и ненавязчиво, чем гоняться по улицам за замужней дамой среднего возраста. – Еще раз, простите меня. Я… я не знаю, смогу ли объяснить. Она останавливает его взмахом руки и подзывает официанта. Он приветливо кланяется и она заказывает кофе по-венски. – А теперь расскажите, – обращается она к молодому человеку, – что я могу для вас сделать? – Я надеялся, вы согласитесь со мной побеседовать. – На какую-то определенную тему? – О, их так много. – Вы просили о встрече. Так объясните, зачем. Или, как говорят в определенных кругах, выложите, наконец, карты на стол. – Карты? Он смотрит на акварель, затем на папку у своих ног. Ему так хочется открыть ее и показать гостье то, что находится внутри. Он кладет папку на стол, так, чтобы она видела, – а потом решает начать издалека. – Думаю, вы меня не помните… Но в день вашего приезда на вокзале Вестбанхоф мы столкнулись лицом к лицу. У вас был большой багаж. Я хотел предложить помощь, но вы уже окликнули носильщика. Я пытался продать вам свою акварель. – Он хлопает ладонью по папке. – Дама, с которой вы приехали, остановилась на минутку посмотреть рисунки, – а вы сразу ушли. – Наверно, я думала о своем. – Но кажется я заметил презрение. – Чушь! Я никогда не держусь пренебрежительно, особенно с незнакомыми людьми. Мы торопились в отель – хотели быстрее разобрать багаж и отдохнуть. – Вам нравится в «Зите»? – Он видит ее улыбку. – Ну, да, нелепый вопрос. – Отель хороший. Расположен близко к нужному мне месту. – Простите? – Вряд ли вас это касается. Но, поскольку вы ходили за мной, я подумала, что вы уже знаете. – Вы берете уроки у господина, который пишет о сексе. Лу смеется. – Ну, можно и так сказать. – Она вздыхает. – Вы просили о встрече, так что, пожалуйста, объяснитесь. Я постараюсь вам помочь. А если это не в моих силах, скажу прямо. – Я надеялся, что вы согласитесь обсудить мои работы. Можете посмотреть? Лу знаком просит передать ей папку. Берет, пролистывает содержимое, затем решительно захлопывает и возвращает. – Вам требуется мое мнение? Судорожный кивок. Понимая, как легко нанести рану, она старается выбирать более мягкие формулировки. – О таком принято высказываться вежливо и сдержанно, но я считаю, что всегда лучше говорить правду. Снова кивок, и молодой человек замирает, словно ожидая удара. – Скажу откровенно: ваши работы не вызывают у меня никаких чувств. Милые, приятные изображения знаменитых зданий, тихих улочек и площадей. Вероятно, такие этюды могут быть интересны туристам. Но они не говорят мне ничего нового ни об этих местах, ни, что куда важнее, о человеке, который их написал. – Лу пристально смотрит на собеседника. – Вижу, вы расстроены. Я не хочу вас задеть. Не сомневаюсь, вы очень старались, и эти работы многое для вас значат. Если они ничего не говорят мне, вероятно, скажут кому-то другому. И давайте на этом остановимся. – Но… позвольте объяснить, что я пытался пере… – Искусство должно само говорить за себя. Не хочу быть грубой, но ваше творчество – не из тех работ, которые я желаю обсуждать. Думаю, сказанного довольно. Он склоняет голову: – Спасибо, что потратили на меня время. Лу испытывает облегчение – молодой человек ведет себя куда тактичнее, чем можно было предполагать, судя по потрепанной одежде, и воспринимает критику куда лучше, чем она ожидала. – Это просто мнение. Должна добавить, что восхищаюсь людьми искусства и мужество, с которым они представляют свои работы на всеобщее обозрение. При слове «мужество» он оживляется. Внимательно наблюдая за ним, Лу понимает, что это качество, которое он в себе действительно ценит. – Полагаю, переубеждать вас бесполезно? Она мягко улыбается. – Чтобы вызвать мой интерес, вы должны работать в совершенно иной манере. Вряд ли вам захочется. – Не понимаю. – Я объясню. Однако прежде скажите, почему мое мнение так значимо для вас? – Очень значимо, фрау Саломе. Я сразу вас узнал – там, на вокзале. Вот почему ходил следом. Потом, в Императорской опере, я поймал ваш взгляд, точнее, взгляд вашей подруги, – в тот день давали «Парсифаль». У меня было стоячее место, как всегда, а вы прошли мимо к своим креслам. Думаю, та, вторая дама, узнала меня. – Она мне ничего не говорила. На самом деле в тот вечер мы были в театре втроем, вспомнила Лу. Эллен, она сама и психиатр доктор Виктор Тауск, еще один ученик Фрейда, с которым она подружилась и надеялась на роман. Художник явно избегает упоминать третьего участника компании. Он и в самом деле не заметил Виктора – или проигнорировал его, считая, что присутствие другого мужчины не имеет значения? Молодой человек продолжает описывать встречу: – Одно мгновение, и вы прошли мимо. После спектакля я решил подождать снаружи, а потом пойти следом. Я видел, как вы подозвали экипаж, и подслушал адрес. Лу пристально смотрит на него: – Это неприятно. Слежка отвратительна. Никогда не знаешь, что на уме у преследователя. – Уверяю, я бы не осмелился вас побеспокоить. – Однако, как видите, побеспокоили. Мне пришлось обратиться к вам, когда Эллен сказала: «Вот человек, который идет за нами от отеля». – Лу медлит, а потом замечает: – Должна сказать, вы не произвели хорошего первого впечатления. – Ваши слова абсолютно справедливы, и мне страшно стыдно. – Оттого, что вас заметили? – Да, а еще оттого, что вас рассердил. Но я благодарен – за хороший урок. – На его лице расцветает улыбка. – И за нашу встречу… И снова она смотрит на него. Он в самом деле считал, что они с Эллен могли его не заметить, или надеялся, что они первые начнут разговор, который он сам боялся инициировать? – Вы свое получили. Пожалуйста, скажите сейчас – чего вы в самом деле желали? Какая у вас цель? – Ц-ц-цель? Я просто хотел увидеть вас, поговорить, услышать ваш голос. Господи, да он снова заикается. – Вам требовалось мое внимание? Только это, больше ничего? – Вы знамениты, фрау Саломе. Я видел, как люди бросались к вам и смотрели вам вслед. Уверен, что многие хотели бы сидеть рядом с вами и беседовать, вот как мы сейчас. Лу сразу становится скучно и неловко. Пора заканчивать разговор. – Здесь в Вене у меня каждая минута на счету. Очень много дел. Почти все время я трачу, читая или занимаясь с… с тем, кто пишет про секс, как вы это забавно сформулировали. Неужели это все, что вы слышали о профессоре Фрейде? – Слышал, что он уговаривает людей пересказывать ему свои сны. И узнает будущее. Как гадалка.