«Нет», — хотелось ответить Чарли. Она не доверяла Микке — после всего, что произошло летом. Однако нетерпение заставило ее пренебречь этим обстоятельством. — Я ищу информацию о семье Мильд — они жили в усадьбе Гудхаммар. — Зачем? — спросил Микке. Его насмешливая улыбка заставила Чарли пожалеть, что она затеяла этот разговор. — Неважно, — отрезала она. — Я позвоню Улофу или подожду до завтра. — Я что-то сделал не так? — удивился Микке. — Правда, не понимаю, какие у тебя со мной проблемы, Лагер. Это потому, что я мужчина? Чарли рассмеялась. — Что такое? — нахмурился Микке. Его самодовольное выражение лица сменилось обиженным — тем, которое Чарли так хорошо запомнилось после событий лета. — Просто твой комментарий насмешил, — ответила Чарли. — Почему я должна недолюбливать тебя на том основании, что ты мужчина? — Вот уж не знаю, — пожал плечами Микке. — Но ты производишь впечатление женщины, которой вообще трудно общаться с мужчинами. — В этом ты ошибаешься, — возразила Чарли. Ее так и подмывало добавить, что его пол вызывает у нее меньше всего сомнений — ее раздражает его высокомерная манера держаться в комбинации с тем, что он посредственный полицейский. Однако она пришла не для того, чтобы поссориться с этим инфантильным мужичком. Она уже развернулась, чтобы уйти, однако все еще не теряла надежды, что добьется от него еще чего-нибудь. — Что именно ты хочешь узнать? — спросил Микке. — Они уже много лет здесь не появлялись. Кажется, с тех пор, как пропала их дочь. — Мне хотелось бы прочесть материалы расследования. — Дело довольно быстро закрыли. Сочли, что она исчезла по собственному желанию. — А ты-то откуда знаешь? — удивилась Чарли. Микке покачал головой. — Ну вот, теперь ты и это обращаешь против меня — что я даю тебе ответы на твои вопросы. — Мне просто показалось немного странным, что ты об этом знаешь, — уточнила Чарли. — В смысле — это ведь было очень давно. Ты тогда только на свет родился. — Моя родня живет здесь уже многие поколения, я знаю почти все, что произошло с тех пор, как мама моей бабушки была маленькой. — Но летом те события не всплыли. — Очень даже всплыли, — возразил Микке. — Многие вспоминали и обсуждали. — А почему я об этом не слышала? — Вероятно, они обсуждали это не с тобой. А с полицейской точки зрения эту историю сочли нерелевантной в поисках Аннабель. Так в конце концов и оказалось. — Но ведь это означает, что была еще одна пропавшая девушка! — воскликнула Чарли. — Смерть Аннабель, вероятнее всего, наступила в результате несчастного случая, — сказал Микке. — А пропавшая… — Франческа, — подсказала Чарли. — Франческа Мильд. — Да, точно. Так вот, говорят, она страдала серьезной депрессией — и это свидетельствует в пользу того, что она покончила с собой. — Тогда почему ее не нашли? — Всех деталей я не знаю, — ответил Микке, — но мне кажется, что семья даже не верила в ее смерть — считали, что она просто сбежала. Они люди обеспеченные — может быть, у нее было достаточно денег, чтобы начать новую жизнь в другом месте? — Ты-то сам в это веришь? — Честно говоря, я над этим особо не размышлял. Почему бы тебе самой не посмотреть дело? — Потому что оно закрыто, — вздохнула Чарли. — Попроси допуск, зайди в архив и открой дело. В смысле — если это для тебя так важно. — Я в отпуске, — ответила Чарли. — Сейчас? — Ну да, а что тут такого? — Я просто подумал, что время отпусков миновало, так что ты, вероятно, опять набедокурила, — произнес Микке с ухмылкой. — Ты о чем? — спросила Чарли, хотя прекрасно знала ответ. То, что она занималась сексом с Юханом, конечно же, дошло и до ушей Микке. — Спокойно! — проговорил Микке, поднимая ладони. — Я никого не осуждаю. Хотя мне и кажется, что ты могла бы выбрать кого-нибудь другого, а не журналиста. В пабе было немало других мужиков, которые бы не струсили… — Брось, — отрезала Чарли. — Пока это не влияет на мою работу, я могу спать, с кем пожелаю. — Ясное дело, — ответил Микке. Глаза у него сверкнули. — О чем ты, собственно, думала? — продолжал он. — Как ты могла проболтаться журналисту? — Сведения пришли с другой стороны, — ответила Чарли. — Проболтался кто-то другой. — Откуда ты знаешь, что это кто-то другой? — Я доверяю этому журналисту. Микке расхохотался. Потом извинился и сказал, что ему просто забавно слышать в одном предложении слова «доверять» и «журналист». Чарли пришлось собрать волю в кулак, чтобы сохранить спокойствие. — Почему тебя так взволновало это старое дело? — спросил Микке. Он откинулся назад на стуле и заложил руки за голову. — Меня интересуют старые нераскрытые дела, — ответила Чарли. — Но я уже поняла, что ты ничем не можешь мне помочь. Извини, что помешала. Сделав глубокий вздох, она заставила себя по крайней мере предпринять попытку смягчить его. — Я знаю, что летом вела себя несдержанно по отношению к тебе, но… — Несдержанно? Ты вела себя высокомерно, грубо и… — Я сожалею, — сказала Чарли. — Видимо, такой у меня характер. Но я должна тебе сказать — меня и вправду впечатлила та огромная работа, которую ты проделал во время поисков Аннабель. Микке снова улыбнулся, но на этот раз без дурашливости. Неужели его так легко обмануть? — Мне было проще, — ответил Микке. — Я знаю эти места и людей, что здесь живут. — Да, ты действительно знаешь эти места, — кивнула Чарли. — И местность, и ее историю. Поэтому-то я и хотела спросить тебя. «Черт, — подумала она. — Я ведь начала с того, что хочу поговорить с Улофом». Но, кажется, Микке уже забыл об этом, так что она продолжала: — Я понимаю, что ты не можешь мне помочь, но попытаться стоило. — Посмотрим, что я могу сделать, — проговорил Микке. — Дай мне время подумать. Провалы во времени Поль сидит под Плакучей Ивой — с книгой, подтянув под себя ноги. Я спрашиваю, что он читает, и он отвечает — французского философа-позитивиста. Я говорю, что хочу узнать побольше — если я что-то в этой жизни и люблю, так это позитив. Поль смеется, загибает уголок страницы, закрывает книгу и начинает рассказывать. Я рассеянно слушаю, как он описывает взгляд этой концепции на проявление доброй воли — по мнению позитивистов, человек сам творит свое будущее. Мне это не кажется особо позитивным. Я испытывала бы меньше страха перед будущим, если бы оно было предопределено и вся ответственность не лежала на мне. Но тут Поль начинает говорить о восприятии времени. Время — это не прямая линия и не точки, сменяющие друг друга, оно больше похоже на поток, в котором сливаются разные части. — Продолжай, — прошу я, когда Поль умолкает. — Расскажи еще.