— А когда он будет? — В пятницу и субботу. — О чем ты врешь на этот раз? — прозвучал у меня за спиной чей-то голос. Я обернулась и увидела женщину в цветастом платье и накинутой поверх него кофте. Ее я сразу узнала — видела в кондитерской с маленькой дочкой. — Я никогда не лгу, — важно проговорил мужчина. — Я просто рассказал фрёкен Мильд, что в выходные у нас будет этот чертов праздник. Женщина оглядела меня с головы до ног таким взглядом, который я никак не могла истолковать. Любопытство? Неприязнь? Потом она вдруг улыбнулась и сказала, что у нее будет вечеринка перед началом праздника урожая. — Приглашаю всех, — сказала она, взглянув на мужчин, а потом на меня. — И тебя тоже. Будут песни, танцы и… — И чертовски много выпивки, — сказал тощий. — У Бетти всегда так много вкусного питья. — Прекрати издеваться, — сказала женщина. Голос ее внезапно прозвучал сурово. — Да какая же это издевка? — крикнул ей вслед мужчина. — Это же правда! Истинная правда, Бетти! Бетти не ответила, а тощий покачал головой и проворчал что-то по поводу того, что от этой дамочки никогда не знаешь, чего ждать. В церкви Гюльспонга я несколько раз бывала на утренней рождественской службе и всегда представляла ее как самую обычную церковь. Но теперь она показалась величественной и притягательной — по сравнению с часовней в Адамсберге. Могилу Поля я нашла сразу. Она располагалась в одном из проходов под сенью больших каштанов. Его надгробный камень был сделан из такого материала, что выделялся на общем сером фоне. Похоже, зеленый мрамор. Я медленно провела пальцем по надписи на камне. «Наш любимый Поль Бергман, 29.01.1972–01.09.1989» Я опустилась на влажную траву. Потом легла — так, как, мне представлялось, лежал в своем гробу Поль, сложив руки на груди. Или Поля кремировали? А если нет — неужели червяки уже начали копошиться в его глазницах? Я резко заморгала, чтобы отогнать страшную картинку. Он все равно ничего не чувствует. Он там, где нет ничего, утешала я себя. Он вернулся туда, где находился до рождения — где ничего не чувствует и не видит, даже тьму. Крепко закрыв глаза, я почувствовала, как влага проникает сквозь одежду. Я должна была бы замерзнуть, но, как ни странно, мне было тепло. Я представила себе, как Поль лежит там, подо мной, и теперь я не видела у него в глазах червей — он представлялся мне живым, загорелым и оживленным. «А ты знаешь, что, если котенку завязать на некоторое время глаза, то он так и не научится видеть? Это как окно, которое, если его закрыть, уже никогда не откроется». Я проснулась от того, что кто-то прикоснулся ко мне. Кладбище уже погрузилось во тьму, я закричала в голос, когда увидела перед собой мужчину с граблями. Попыталась быстро вскочить, однако я окоченела и тело не слушалось. — Успокойся, — сказал мне хорошо знакомый голос. — Успокойся, пожалуйста. Мне удалось подняться на колени, и теперь я разглядела его лицо. — Адам? — Да, это я. Что ты тут делаешь, Франческа? Ты так легко одета. Ты что, хотела покончить с собой? — Нет, просто случайно заснула. — Ты меня напугала. — И ты меня, — ответила я, чувствуя, как выравнивается пульс. Я подумала, что Адам не из тех, кто может убить меня граблями и сбросить в свежую могилу. Учитывая, чем он занимался с моей мамой накануне вечером, он скорее… человек, живущий страстями. — Вы с ним дружили, да? — спросил Адам, кивнув на могилу. — Да. — Как грустно, — Адам положил руку на камень. — Как все это ужасно. — Ты его знал? — спросила я. — Нет, но знал его отца. Я несколько лет подрабатывал здесь, — он кивнул на могилы вокруг. — И теперь придется снова здесь часто бывать. — Сколько времени? — спросила я. — Четверть восьмого, — ответил Адам, не глядя на часы. — Проклятье! — Подбросить тебя домой? — Я приехала на велосипеде. — У меня большая машина. Адам указал на парковку. Сидя с Адамом в машине, я подумала, что нарушила два самых строгих маминых запрета: переохлаждаться ниже пояса и садиться в машину с незнакомыми мужчинами. Однако Адам — не посторонний, поправила я себя, Адам как-никак — один из наших работников. Из бывших работников. И, возможно, кое-кто еще. — Почему ты перестал у нас работать? — спросила я — из любопытства, чтобы услышать, что он ответит. — Так решил твой отец. — Ты срезал не тот куст? — спросила я. — Мои родители очень трепетно к ним относятся. — Нет, — без улыбки ответил Адам. Я думала, он попытается дать мне мало-мальски достоверное объяснение, но он не проронил больше ни слова. Доехав до середины аллеи, он остановился. Я как раз собиралась закрыть дверь машины, когда он подался вперед и попросил меня передать привет маме. «Фредрике от меня большой привет». Мама и папа были вне себя, когда я вернулась домой. Я рассказала все, как было, но это не возымело никакого действия — я не оправдала их доверия. Как я могла уехать, ничего не сказав? После всего, что случилось. Как я могла? Раз за разом я просила прощения и обещала исправиться — я все исправлю, закопаю яму, приберу в комнате, обещаю больше не уходить. — Адам передавал привет, — сказала я маме, прежде чем подняться к себе. 40 Чарли подошла к медсестре в отделении скорой помощи и сказала, что хочет узнать о состоянии Юхана Ру, которого только что привезли. — А вы кто? — спросила медсестра. — Я… Она не знала, что сказать. Кто она? Она… из полиции. Быстро достав из сумочки бумажник, показала удостоверение. — Пока ничего не известно, — ответила медсестра. — Его только что привезли, но вы можете сесть и подождать. Чарли опустилась на стул. Напротив нее сидел и ждал заплаканный старик, а рядом с ним женщина среднего возраста — видимо, дочь. Чуть дальше мужчина и женщина возмущенно переговаривались на непонятном языке. В помещение вошел молодой врач и направился к стойке. Чарли заметила, как медсестра кивнула в ее сторону. — Как он? — спросила Чарли, прежде чем врач успел сказать хотя бы слово. — Вам известно, есть ли у Юхана родственники, с которыми мы могли бы связаться? — Он жив? Чарли ждала ответа. Ждать пришлось чертовски долго. «Скажи, черт подери, что он жив!» — Да, — проговорил врач. — Но положение критическое. Вам известно, есть ли родственники… — Его родители умерли, — ответила Чарли. — Он не женат, детей у него нет. Можно сказать, что ближайший родственник — это я. — Я думал, вы из полиции, — врач посмотрел на нее растерянно. — Я думал, вы из полиции Гюльспонга. — Так и есть, — кивнула Чарли. — Я из полиции Гюльспонга — и друг Юхана. — Понимаю, — сказал врач таким тоном, по которому Чарли поняла, что дружба не является в его глазах чем-то важным.