– О. – У меня встреча завтра утром. – А, понятно. – Вероятно, он имел в виду деловую встречу. Серена понятия не имела, чем он зарабатывает. – Как поживают твои? – Они в порядке. Ну так, нормально. Папе, возможно, придется заменить тазобедренный сустав. – Ох, беда какая. – Знаешь, что я сделал? – проговорил Джеймс, едва заметно покачиваясь с пятки на носок. – Заметил его около газетного киоска, остановился в нескольких футах позади и окликнул, тихонько так: «Николас?» – Он выглядел ужасно довольным собой. – А я сначала подумал, что мне почудилось, – признался Николас. – Глянул по сторонам, не поворачивая головы. – Когда человек слышит свое имя, он реагирует машинально, – продолжал Джеймс. – Если бы я назвал тебя Ричардом, к примеру, ты, возможно, вообще не обратил бы внимания. – У моей мамы тоже проблемы с суставами, – сообщила Серена Николасу. – Наверное, это наследственное. – Твою маму зовут… Элис? – Нет, Лили. – А, точно. Прости. Я, кажется, рядом с тобой сидел на похоронах деда Гарретта. – Нет, это была Кендл. – У меня есть кузина по имени Кендл? – Ну вы даете, ребята! – неверяще воскликнул Джеймс. – На самом деле ее зовут Кендал, – продолжала Серена, не обращая на него внимания. – Она просто в детстве не могла выговорить собственное имя. – Так, выходит, ты все же там была? – уточнил Николас. – На похоронах? О да. Она была там, но ей было двенадцать лет от роду. А ему сколько? Около пятнадцати где-то, в таком возрасте это просто разные миры. Серена не осмелилась и словом с ним обменяться. Разглядывала издалека, когда все толпились у входа в похоронное бюро, – его строгое отстраненное лицо и светло-серые глаза. Глаза у него были от матери, Греты, суровой неприступной женщины, слегка прихрамывающей и говорящей с иностранным акцентом – или, по крайней мере, не с балтиморским выговором. Серена очень хорошо запомнила эти глаза. – После службы мы должны были идти на ланч вместе со всеми, – рассказывал Николас. – Но папе нужно было возвращаться на школьный спектакль. – К вопросу о возвращениях… – встрял Джеймс, указывая большим пальцем на табло над ними. – Нам пора двигаться к пятой платформе. – Да, точно. Ладно, мы пойдем, пожалуй, – сказала Серена. – Я так рада, что мы с тобой встретились! – Тоже рад был тебя повидать, – ответил он и улыбнулся, а потом вскинул ладонь, прощаясь с Джеймсом, и повернулся уходить. – Передай привет семье, слышишь? – крикнула она вслед. – Непременно, – отозвался он. Серена и Джеймс еще некоторое время провожали его взглядом, хотя у пятой платформы уже собиралась очередь. – Должен сказать, – в конце концов проговорил Джеймс слегка озадаченно, – вы, ребята, демонстрируете совершенно новое значение слова «родственники». * * * Поезд, как выяснилось, был не так уж полон. Они легко нашли два места рядом – Серена у окна, Джеймс у прохода. Джеймс открыл столик и поставил на него свой стакан. – А теперь-то хочешь газировки? – спросил он. – Думаю, вагон-буфет уже открыт. – Нет, мне нормально. Она смотрела, как другие пассажиры пробираются по проходу – женщина подталкивала пару малышей, которые еле плелись перед ней, другая тетка безуспешно силилась затолкать чемодан на багажную полку, пока Джеймс не встал и не предложил ей помощь. – Волосы у него совсем как у тебя, – заметил он, усаживаясь на место. – Но в толпе я бы его никогда не заметил. – Прости? А, ты про Николаса. – У тебя просто тьма кузенов, да? – Нет, только… хм… пять, – ответила она, мысленно пересчитав. – И все они со стороны Гарреттов. Мой папа был единственным ребенком. – У меня их одиннадцать. – Повезло тебе, – поддразнила она. – И я узнал бы любого из них, случись нам встретиться на вокзале. – Да, но мы так далеко разбросаны по свету. Дядя Дэвид здесь, в Филли, тетя Элис в Балтиморе… – О, какая даль, на другом конце округа! – Джеймс шутливо толкнул ее под ребро. – В смысле, мы видимся только на свадьбах и похоронах, – пояснила Серена. Помолчала, обдумывая сказанное. – И даже не на всех. Но не знаю почему, правда. – Может, в прошлом вашей семьи скрывается какая-то мрачная тайна, – предположил Джеймс. – Ага. – Может, твой дядюшка республиканец. Или тетушка член какой-нибудь секты. – Перестань! – И Серена рассмеялась. Ей нравилось сидеть с ним вот так рядом – подлокотник между ними поднят, и можно прижаться друг к другу. Они встречались уже восемь месяцев, но он, к счастью, все так же нов и интересен ей, и она совсем к нему не привыкла. Поезд предупреждающе качнулся, и последние пассажиры торопливо расселись на места. «Добрый день, – прозвучал голос в репродукторах. – Поезд номер…» Серена вынула билет из рюкзака. За окном в тени проплывала платформа, а потом они выехали на свет; поезд набирал скорость, мимо проносились выщербленные бетонные стены, каждый дюйм которых был заляпан граффити. – Итак, как тебе мои? – поинтересовался Джеймс. – Они мне очень понравились! Серьезно. – Серена выдержала паузу. – Как ты думаешь, а я им понравилась? – спросила она наконец. – Конечно! Как могло быть иначе? Это не совсем то, что хотелось услышать. И, помолчав, она уточнила: – А что им во мне понравилось? – Ты о чем? – Ну, они что-нибудь тебе сказали? – У них не было возможности. Но я уверен. Она выдержала еще одну паузу. – Вы двое сели в Филли? – спросил контролер, нависая над ними. – Да, сэр, – ответил Джеймс. Он взял билет у Серены и протянул его контролеру вместе со своим. – Мама все силы бросила на обед, – продолжил он, когда контролер отошел. – Этот цыпленок – ее гордость. Она подает его только особым гостям. – О, было очень вкусно. – А папа уже в машине спросил, у нас это серьезно или как. – Серьезно… ой. – Я ему сказал: «Посмотрим, почему бы и нет!» Еще один игривый тычок под ребра и лукавый взгляд. За десертом его мать вытащила семейный альбом и показала Серене детские фото Джеймса (он был очаровательным малышом). Джеймс за спиной матери корчил виноватые рожицы, но потом и сам завис над альбомом, волнуясь, что там о нем рассказывают. – До самого подросткового возраста он ел почти исключительно мучное, – сказала его мать. – Ты преувеличиваешь, – возразил Джеймс.