– Что-то мне волнительно, – кривится Соня. – Диан, только без стриптизёров и их эротических танцев, пожалуйста. – Положись на меня, сис, – заверяет Диана. – Это и пугает. Обожаю их. Обожаю этих девчонок, и я вновь чувствую укол тоски в сердце. После свадьбы Соня уедет жить в Сочи. Там у Богдана живет отец, которому нужен помощник. У них гостиничный бизнес. А Соня и Бо учились в одной группе на «Сервис и туризм» и хотят вместе попробовать себя в специальности. Соня легка на подъем. А я … я близка с мамой. Я вообще не знаю, как можно уехать из дома и оставить родителей. Я не смогу. Никогда. Мы с мамой – подружки. С папой – друзья. Ну как я могу их оставить? Мой старший брат Никита с женой и сыном живет в Штатах. После того, как на Олимпиаде он получил свою последнюю бронзовую медаль, брат остался в Америки на пмж. Его жена – американка, а сын Килиан – не знает русский. И это печально. Когда мы ездили к ним в гости больше двух лет назад, мальчик косился на моих родителей, не понимая, кто такие «бабушка» и «дедушка». Сейчас, думаю, он даже и не вспоминает про них. Мы видимся редко. И Никитка не особо горит желанием навещать родителей. А если уеду и я – они останутся одни. Нет. Я не смогу. Я слишком люблю их. – Черт! Девчонки, уже четыре! Надо собираться! – подскакивает взволнованная Соня. – Так, я пойду искать маму, чтобы она нас накрасила, и предупрежу Сару, чтобы начинала собираться, – на последней фразе Соня гумозится так, словно ее сейчас стошнит. Подруга убегает, оставляя нас с Ди вдвоем. Мы молчим, и я чувствую на себе ее внимание. Она не скрывает его, прогуливаясь по моему лицу кошачьей грациозной поступью. – Что? – выгибаю бровь. – Софи сказала, что вы поругались с моим братом. Серьезно? Она так сказала? Да Боже! Мы не ругались! Он всего лишь оказался самодуром! Вот и всё. – Нет, – пожимаю плечами, придавая своему виду как можно больше беспечности и равнодушия. Но внутри меня начинает колбасить. Как только я думаю о Степе, меня начинаем бомбить. Диана усмехается и прищуривается, прикусывая губу. Блуждает по мне, отчего я хочу закрыть лицо ладонями. Она словно меня читает. Или пытается прочитать. – Я была уверена, что Стёпыча до сих пор по тебе коматозит, – спустя пару секунд выдает. Вспыхиваю. Смотрю на подругу упрямо и молча. Я не собираюсь комментировать эту ерунду. Иногда Ди бывает чрезмерно прямолинейна. Но не выдерживаю, задавая совершенно идиотский вопрос: – С чего бы? – Ой, да брось, Фил. Все вокруг знали о нежных чувствах моего брата. К тебе. Я не открыла Америку! – Мы дружили! – раздражаюсь и решаю напомнить. – Ну это ты дружила, – усмехается Ди. – Между прочим, друзья не целуются, – смотрит так, будто уличила меня во лжи. Я покрываюсь испариной и краской. Я не смогу пойти на преступление. Я выдам себя сразу. Собираюсь возразить, но я настолько парализована обнародованной так запросто информацией Ди, что сама себя тем самым выдаю. Откуда она знает? –Я вас видела. Мне было одиннадцать. Отличить поцелуй от носорога я уже была способна. Иногда Ди нарушает личные границы. Сейчас как раз тот случай. И хоть я и понимаю, что она не со зла и без задней мысли, но я была уверенна, что тот единственный случай остался только между мной и Степаном. Мы были в доме втроем: я, он и мелкая Дианка, которая тусовалась в своей комнате. По обыкновению мы дурачились на кухне. Степка вообще был любителем с чем-нибудь заморочиться. Не знаю, как сейчас, но нас, девочек, он частенько баловал блюдами собственного изобретения. И большинство из них были съедобными. Мы смотрели фильм и решили наварганить горячих бутербродов. Смеялись, подшучивали друг над другом, а потом ни с того ни с сего Степка меня поцеловал. Это было так неожиданно и непонятно. Потому что до этого в свои шестнадцать я ни разу не целовалась. То случившееся и поцелуем-то было сложно назвать: друг просто припал к моим сжатым губам и замер, глядя в глаза. Кажется, что мы целую вечность так простояли, пока моя голова начала внятно соображать, а пол под ногами перестал шататься. Я отпрянула и провела пальцами по губам, ощущая, как они горят. – Зачем ты это сделал? – спросила сиплым шепотом. – Захотел, – капризно ответил. – Не делай так больше. – Хорошо, – согласился. И больше не делал. Никогда. Но я все равно была на него зла. Потому что мой первый поцелуй украл лучший друг, а я хотела вручить его тому, кто меня любит. Я была наивна. И немного романтична. Как все девочки того возраста. Но да, я не буду скрывать: я видела симпатию Степы. И мне она нравилась. Девочкам всегда льстит мужское внимание, даже если оно и не нужно, и мы не собираемся на него отвечать. Так работает наша природная женственность. Я всегда относилась к Степе как к другу. Не спорю, иногда наше баловство выходило за рамки: когда я чувствовала на себе его будто случайные касания, во время щекоток – его горячее частое дыхание, ощущала мальчишеское оголтелое сердцебиение, когда, обнявшись, мы смотрели фильмы. Но это было так давно. Так мило и по-детски наивно. Не мог же парень все шесть лет испытывать симпатию к подруге детства? Это же глупо! И совершенно нормально, что у него есть девушка. Я открываю рот, чтобы объяснить Диане, что тот поцелуй – глупая детская шутка, но не успеваю, потому что в комнату стучат: – Вы одеты? – за дверью раздается голос одного из близнецов.