Бросает футболку в траву. Его кожа на спине гладкая и ровная. Она блестит молодостью и мужским крепким здоровьем, а во мне слишком велика потребность его касаться. Мышцы сокращаются под моими пальцами, когда я рисую круги на его спине. Игнатов позволяет мне его трогать, и я трогаю. Он успел познакомиться с моим телом ночью, а я не хочу отставать. Знакомство выходит быстрым и нетерпеливым, ведь мне еще нужно столько всего узнать. Обхожу справа, задев его руку своей. Встаю рядом. На расстоянии двух шагов друг от друга. Его взгляд находит мой. Он больше не жёсткий, но и не мягкий. Он ровно такой, от которого я становлюсь мокрой. Везде. Мои ладони потеют и стопы ног. На спине – водопад, стекающий по позвоночнику под сарафан, капельки возбуждения пробираются под резинку моего нижнего белья. К щекам приливает колючий жар. В глазах Степы мутная пелена, поволока, от которой я задерживаю дыхание, чтобы не растрачиваться на такие глупости. Его губы упрямо стиснуты, а строгие скулы асинхронно танцуют на напряженном лице. Трогаю взглядом твердый подбородок, скольжу ниже по шее, по выступающему кадыку и не успеваю насладиться видом его крепкого торса, потому что прилипаю к рисунку – маленькой букве Ю, выбитой прямо под сердцем. Поджимаю пальчики на ногах, сдерживая себя в эмоциях. Чтобы не закричать, не завопить и не броситься проверять её реальность, а потом вспоминаю о том, что решила ни в чем себе не отказывать. И если до этого момента признания Степы мне казались чем-то фигуральным, то сейчас я знаю – у его чувств есть материальная форма. Два шага между нами – ничто. Я преодолеваю их так же быстро, как прикасаюсь к татуировке ладонью, а потом – губами, чувствуя под ними трепет: мужской, скупой, но такой возбуждающий, когда целую его грудь и обвожу языком вытатуированную букву. Стёпа выдыхает слишком громко, чтобы мое тело не среагировало на этот звук приятной, тянущей судорогой. Под моей рукой сокращаются мышцы его живота, и я смотрю вверх на слегка приподнятый подборок и закрытые глаза Игнатова. Чувствую, как его пальцы зарываются в моих волосах. Он опускает лицо, и в его взгляде я вижу хмель, от которого пьянею сама. Стянув волосы на моем затылке, заставляет подняться и упереться друг другу в глаза, чтобы через секунду я смогла почувствовать его твердые, уверенные, настойчивые губы на своих. Отдаю ему вожжи. Обмякаю, расслабляюсь, вверяю себя. Он лучше знает, что делать с моим телом и с нами… Глава 39. Степан Мне все равно – где мы. Мне плевать даже на то, что фото моей голой задницы с квадрокоптера может разнестись по инету или же она станет добычей клеща. Сейчас, когда реакции ее тела недвусмысленно кричат мне о том, что она хочет меня так же, как хочу её я, никакой левый баскетболист или же утренний хрен с цветами не смогут остановить меня с учетом того, что моя бывшая девушка где-то на подлете к столице, но разве я подписывал документы о том, что обязан выдерживать гребанный траур по нашим отношениям? Не спорю и, быть может, я поступаю как эгоистичный мудак, но иногда даже самого отпетого джентльмена напрягает быть гребанным джентльменом, тем более тогда, когда она пахнет возбуждением, придавая мне невероятной уверенности в себе. В моих венах пожар, который сжигает запреты, тормоза, выдержку, так необходимую будущему врачу, и нормы приличия. Я не хрена не приличен, когда сваливаю нас в траву под Юлькин потрясенный визг, страхуя прежде всего её. Я, как изголодавшееся животное, рыскаю по ее лицу бешенными глазами, не зная, с чего начать пожирать свою жертву. Ночью я был люто нетрезв, но я помню, какая Филатова на вкус. Провожу носом по скуле. Она пахнет своими любимыми ромашками, и поле тут не причём. Она всегда так пахла. Тело подо мной дрожит. Когда чуть отстраняюсь, Юля нетерпеливо облизывает губы, наивно не понимая, как это действует на здорового влюбленного мужика. Оглаживаю ее красивое лицо голодным взглядом и не знаю, чего бы мне сейчас хотелось больше всего – взять карандаш и попытаться нарисовать эту девушку, укутанную полевыми цветами, или же незамедлительно сорвать с нее раздражающий сарафан и почувствовать ее везде. Ощущение взрывного желания в паху, в башке и в мышцах сообщают о втором. Задираю ее сарафан, пробираясь пальцами под мягкий бюстгальтер под Юлькино частое дыхание. Я дышу хуже: громко и сипло, как дикое животное. Целую шею, облизываю, пробую на вкус и дышу ее запахом. Это любовь – и это не лечится. Отвечаю. Как врач. Прикусываю вместе с тканью вершинку груди, выбивая из Филатовой то ли крик, то ли стон. Она выгибается, зарывается мне в волосы пальцами и обхватывает ногами мои бедра. Я хочу ее чувствовать. Тепло ее тела: живое, настоящее, пробирающее до костей. Кожа к коже. Ей не терпится, и мне тоже. Отстраняюсь, чтобы стянуть с себя джинсы вместе с трусами. Помогаю Юльке стащить с нее платье и подкладываю его ей под спину. Ее нижнее белье теряется где-то в траве. У меня нет времени и терпения рассматривать потрясающее тело, это все будет попозже, а сейчас у нас у обоих потребность, и эту потребность не сдует сквозняк, гуляющий по моей голой жопе, когда наваливаюсь на Юльку сверху. Вот так. Кожа к коже. Пусть чувствует. Подаюсь бедрами вперед, показывая, насколько сильно люблю. Ее глаза расширяются, и это ровно та эмоция, которая мне необходима. Юля вскрикивает и царапает мне кожу на спине, когда проталкиваю несколько пальцев в нее. Пусть кричит. Здесь никто не услышит, кроме меня, и эти искренние звуки – самая лучшая музыка для моих ушей. Моя девочка толкается навстречу моим пальцам, дрожит, передавая свою дрожь мне, но я хочу, чтобы «догнало» нас вместе. Прижимаюсь своим лбом к ее, глядя друг другу в глаза. Я хочу, чтобы она смотрела. Я хочу видеть ее. Переплетаю наши пальцы и начинаю двигаться, давая прочувствовать каждый мой сантиметр. – М-мм, – стонет, запрокидывая голову назад. Я и сам на грани, но упрямо стискиваю ее подбородок и заставляю смотреть в глаза. Ее взгляд пьяный, дикий, испуганный… – Я – не он. Я люблю тебя, – ударяюсь губами о ее. Я хрен знает зачем об этом треплюсь, но она должна это знать. – Я тебя люблю, – распаляюсь, врываясь в ее тело так, как хочется нам обоим. ***