– Теперь верю, что ты пришла в себя, – усмехнулся Олег Адольфович. Она называла его так иногда. – Ну, с возвращением, – потер руки Витольд Леонидович. – А который час? – подняла на него глаза Яна. – С новым годом, дорогая. Первое января! – ответил Сахаров. – Ой! Я проспала новогоднюю ночь? Как жалко. Я не встретила Новый год впервые! – Почему? Встретила. Ты что, не помнишь? Только в необычном месте, плохо приспособленном для праздников. А вместе с тобой был я. После того, как я тебя приволок сюда, ты поспала минут сорок, потом взбодрилась и мы с тобой отпраздновали. А затем ты снова улеглась спать. Забыла? Хочешь что-нибудь съесть или выпить? – предложил Витольд Леонидович. – У меня еще припасено. Живот крепче – на сердце легче. – Мне бы позвонить. – Я звонил Мартину, он не отвечает, – встрял Олег Адольфович. Яна горько вздохнула. – Он обиделся на меня. Я не приехала на Новый год, как обещала. Но это очень не похоже на Мартина, чтобы он не поздравил меня с праздником. Это странно. Хотя, сейчас это и к лучшему. Лучше мне его и не видеть. – Яна, ты помнишь, что с тобой происходило вчера? – спросил Олег Адольфович, пытаясь осмотреть Яну. Он внимательно смотрел ей в глаза, оттягивая нижнее веко вниз, оценивая степень сужения или расширения зрачков. – Отрывками. Лучше бы я кое-чего не помнила, – вздохнула она. Витольд Леонидович открыл бутылку шампанского и разлил в три пластиковых стаканчика. – За Новый год! Новый год – это для нас святое! – А мне можно? – спросила Яна, нервно заплетая волосы в косу. – Хуже уже не будет, – заверил ее Витольд Леонидович. – Хотя, кого я спрашиваю? Вы же, если что, меня и вскроете. Олег, прошу тебя! Последняя просьба. Напиши в заключении, что я умерла от любви к Мартину, и обязательно ему об этом доложи. – Типун тебе на язык! Какое еще вскрытие? Ты в курсе, что ни один патологоанатом не вскрывает своих? – возмутился Олег Адольфович. – Тогда ты меня вскроешь, – перевела взгляд Яна на Витольда Леонидовича. – Я? Нет. Я с тобой тоже теперь очень хорошо знаком. Вот, сидим, шампанское пьем, – испугался Сахаров. – А кто же тогда? – усмехнулась Цветкова. – Варяга призовете? – Перестань молоть ерунду! Тебе не кажется, что пора сменить тему? Галлюциноген уже вышел из твоей крови. Пристала, как жвачка к кошке. – Какой галлюциноген? – округлила глаза Яна. И патологоанатомы поделились своими догадками с Цветковой. – Так меня отравили? А я-то не пойму, как я так могла поступить? Господи, но кто и чем? – Вопрос, конечно, интересный. Ответа пока не знаем. В твоих венах бурлил целый коктейль. Я тут одну пробирочку заморозил на всякий случай. Мало ли… Вдруг пригодится, – сказал Витольд Леонидович, подливая шампанского. – Думаю, что скоро тайное станет явным. Даст бог дождь – даст и рожь, – сунул кусочек колбасы в рот Олег Адольфович. – Как я могла переспать с другим мужчиной, думая о Мартине? – в сотый раз спросила сама себя Цветкова. – Ничего удивительного. При приеме сильнейшего галлюциногена у человека могут возникнуть разные видения, галлюцинации. Кто-то будет летать, кто-то видеть несуществующие в реальности персонажи, а кто-то зациклится на чем-то очень важном именно для него. Ты ехала в Питер на Новый год к Мартину, думала о нём… – Я всегда о нём думаю, – вставила Яна. – Тем более. Поэтому твоя галлюцинация всецело приняла его облик, – согласился с коллегой Олег Адольфович. – То есть, я не виновата? – подняла брови Яна. – А как ты можешь быть виновата? Ты же на сто процентов была уверена, что спишь с Мартином, – сказал Олег. – Да на всю тысячу процентов! – Ты сама ответила – ты ему не изменяла. Но я хочу дать один совет, – понизил голос Олег Адольфович. – Какой? – Минуточку… Сначала за Новый год! – беззвучно чокнулся пластиковым стаканчиком Витольд Леонидович. – За счастье, за здоровье! Яна не знала: голова у нее кружится от отравления или уже от шампанского. Это был самый странный Новый год в ее жизни. В морге, да еще и в компании двух патологоанатомов. На столе в лотках лежала нарезанная колбаска, сырок, в углу стола – распечатанная коробка шоколадных конфет и несколько бутылок – тут тебе и дорогое шампанское, и подарочный коньяк в коробке. И когда только Витольд Леонидович успел всё это запасти? – От благодарных пациентов, – пояснил Витольд Леонидович, перехватив взгляд Яны, проявляя «восхитительные» чудеса черного юмора. Налили и выпили еще раз. В дверь морга настойчиво позвонили. Сахаров недовольно скривился, но встал и пошел узнать, в чем дело. Вернулся он с моложавым, слегка помятым мужчиной в медицинском костюме. Тот окинул присутствующих веселым взглядом и присвистнул: – Ого! Привет честной компании! С Новым годом, друзья! Я Кузьма. – Он посмотрел на Сахарова. – А мы тебя ждали, но так и не дождались. А ты, оказывается, в такой симпатичной компании Новый год встречаешь! Кто эта прекрасная русалка с чудесной косой, – он с интересом посмотрел на Яну, ожидая ответа. – Прости, Кузя, – ответил Сахаров. – Вот, друзья из Москвы приехали. Знакомьтесь, – повернулся он к Яне. – Это Кузьма Иванович – заведующий реанимационным блоком. Кузьма, это Олег и Яна. Кузьма Иванович без церемоний уселся за импровизированный стол и сам себе налил пластиковый стаканчик. – Ну, мои хорошие, – окинул он взглядом честную компанию, – с Новым годом, с новым счастьем! – И он залпом опрокинул в себя вино. – Ур-ра! Все дружно последовали его примеру. Витольд Леонидович посмотрел на коллегу. – Кузя, а ты что прибежал-то? Скучно стало у вас? Кузьма Иванович как-то странно посмотрел на Сахарова. – Слушай, меня к тебе послали выяснить кое-что… Сахаров удивленно поднял брови. – Слушаю тебя внимательно. Кузьма Иванович вздохнул: – Вышли мы после боя курантов на улицу подышать. Сам понимаешь, на территории больницы петарды не повзрываешь. И знаешь, мы обалдели… – И что же вас так поразило, позволь узнать? – Да здание нашего больничного морга поразило, Витольд. Просто в самое сердце. – Как тебя понимать? Кузьма Иванович взмахнул рукой. – Да пойди, дорогой, и сам посмотри. Долго рассказывать. Как говорится: «Однажды в студёную зимнюю пору лошадка примёрзла зубами к забору…» Пошли, я тебя удивлю, – он встал и направился к выходу. Все потянулись за ним, не понимая, что такого странного тот хочет им показать. Вышли во двор. Подтаявший с вечера снег превратился в ледяную скользкую корку. Каркали утренние больничные вороны, чёрными тряпками рассевшиеся на голых ветвях высоких деревьев. Темнели корпуса больницы, было рано, больные еще спали, только в некоторых дежурных окнах горел свет. Вокруг не было ни души. Яна зябко повела плечами, обернулась и, мягко говоря, обалдела. Обалдели и ее спутники. Здание морга сияло и переливалось разноцветными огнями, словно новогодняя ёлка. Стены, окна – всё сияло и блистало, как в сказке, аж глазам было больно. Яна подняла глаза и на крыше увидела очаровательную композицию: три северных оленя тянули красную, увитую мишурой повозку, в которой кривовато восседал бородатый Дед Мороз, прижимавший к пухлому животу огромный мешок, по всей видимости, набитый подарками. Как обухом по голове невесть откуда грянула мелодия «джингл белс». От неожиданности и громкого звука все невольно подскочили на месте. Олени закачали в такт песне ветвистыми рогами, а набитый, по всей видимости, опилками Дед Мороз приветственно стал махать рукой в рукавице ополоумевшим зрителям. Честно говоря, зрелище было жутковатое. Казалось, еще миг – и вся эта умопомрачительная композиция сверзится вниз и кого-нибудь пришибет. Но добил их транспарант, растянутый над дверями морга. Текст гласил: «Добро пожаловать! Мы ждем вас, друзья!» – Твою же мать… – прошептал Витольд Леонидович, завороженно глядя на инсталляцию. – Эрмитаж… Твою налево… – добавил Олег Адольфович. Кузьма Иванович тронул Сахарова за плечо.