– Что угодно, только не это, – упрямилась Яна. – А мне теперь к чему готовиться? Что при каждой ссоре ты будешь укрываться в своем клубе в компании полуголых девиц, а наутро смотреть на меня щенячьими глазами, просить прощения и говорить, что не помнишь, было у тебя что-то или нет? Я не о такой жизни мечтала. – Ты же знаешь, Яна. Я никогда так не делал и не сделаю больше. Я не знаю, что на меня нашло. Феромоны твоего «дьявольского копытца» отравили и меня. – Если бы это было так… Я отказываю тебе, Мартин. – Яна, скажи, что хотя бы подумаешь. Спасибо за новогодний подарок. – Не сверни на нем шею, – встала она с высокого стула. – Я устала, пойду спать. – Тебе всё же не безразлично, что будет со мной? – На Мартина жалко было смотреть. – Дурак ты… – она приподнялась на мысочках, так как вышла к Мартину не на шпильках, а в тапочках, и сразу же стала много ниже, и поцеловала его в щеку. – Береги себя и свою шею. Она тебе скоро пригодится. Яна резко развернулась и побежала, пряча слезы. Суета Московского вокзала была похожа на муравейник – люди метались во все стороны, что-то волокли, тащили огромные тюки, дети плакали, носильщики кричали: «Поберегись!» Всю эту кутерьму заглушал голос объявлений, смысл которых было невозможно из-за гвалта уловить. Яна с Олегом Адольфовичем заняли свои места в «Сапсане». Поезд тронулся. – А поезд, действительно, быстрый, – припал к окошку Олег Адольфович. – Ты бы не смотрел так. Голова закружится, – предостерегла Яна. – А тут пиво разносят? – Тут кофе и чай разносят, – с определенной интонацией произнесла Яна. – И пьяниц по кочкам тоже. Олег Адольфович затих. – О чем думаешь? – спросила его Цветкова минут через десять. – Я страдаю. – Да ты что! И о чем же, позволь поинтересоваться? – Такой город… архитектура, Нева…Новый год… А я сейчас и вспомнить ничего не могу. Ничего я не видел, – посетовал Олег Адольфович. – Пить надо меньше. Ты чего, как с цепи сорвался? – У меня бывает. Когда вдруг возникает возможность расслабиться. Ты не волнуйся, я приду в себя. Спасибо, я понимаю, что ты позаботилась обо мне. Ты бы еще осталась в Питере, да? У тебя там Мартин, любовь-морковь… – Морковь в супе. Не всё так просто, дорогой. – Вы не помирились? – Ой, Олег… Тут такой сюжет, круче поросячьего хвоста. В тот момент, когда он еще не знал правду, Мартин совершил опрометчивый поступок. – Изменил? – догадался Олег Адольфович. – Напился сильно и изменил, – вздохнула Яна. И, подумав, добавила: – Скотина подлая… – Тогда не факт, что измена состоялась, раз напился. Это я тебе как врач говорю. Я, конечно, в любовной области не специалист, я опыта имею маловато. Но если он так сильно напился, что даже не помнит… Какой там может быть секс? Ну, ты сама подумай? – Твоими бы устами… – Яна посмотрела на маленького ребенка, спящего на руках у молодой женщины через проход от них. – Это для вас, мужчин, такие случаи ничего не значат. – Нет, ну почему не значат? Мартин же признался, что козел, и раскаялся. – И поэтому я должна его простить? Мужская солидарность. А никто из вас не задумывается, зачем лично мне козел? От него даже молока не получишь. Только навоз. Олег Адольфович рассмеялся. – Ты не права. Навоз – тоже продукт. Между прочим, для дачников весьма дефицитный. – Он закатил глаза и мечтательно вздохнул: – Есть части мужского тела, которые могут жить своей жизнью. – Отдельно от головы? Да ты что? – округлила голубые глаза Яна. – Это как в фильме ужасов? Когда главный орган человеческого тела – мозг, вдруг начинает отказывать и на сцену выходит… Ну, не будем говорить, кто выходит. А бывают умные мужчины? – Ты хочешь найти инопланетянина? – Олег Адольфович посмотрел на нее с улыбкой. – Ну, это только если в фантастическом фильме. Мне понравился твой Мартин. Он очень хорошо к тебе относится. – Я это уже оценила. Мозг отключился, и он отпустил меня одну в ночь, в мокрой шубе, а сам в это время целовал другую женщину. А до этого не пускал меня в клуб. – Снова всплыла мерзкая картинка перед глазами Яны. – Я никогда этого не забуду. – Ты еще человечек такой… Мир воспринимаешь образами, чувствами, совсем не логикой, не расчетом. Тебе трудно будет такое забыть, если это вообще возможно, – согласился Олег Адольфович. – И что делать? – Ответ в твоем вопросе, ты всё равно жить без него не можешь и не захочешь. Так зачем копаться в своем подсознании? Зачем мучить себя? Жизнь так коротка. Поверь мне, я столько видел молодых на своем секционном столе, которые и жить-то еще не начали. По сравнению с этим всё остальное какая-то блажь. – Олег, а почему ты один? Тебе сколько лет? – заглянула ему в глаза Яна. – Сорок два. Я как-то упустил свое время. Всё надо делать вовремя. В то время, когда надо было создавать семью, я об этом вообще не думал. Я очень серьезно относился к работе, занимался научной деятельностью и искал свое место, чтобы никому не навредить и принести максимальную пользу. А то все хвалили – гениальный! Гениальный! А я понимал, что к живому человеку и подойти не могу, и у меня начинался разлом мозга. Да и внешность у меня… – Как у сумасшедшего профессора, – прокомментировала Яна. – Вот-вот. Это тоже не стимулирует женский интерес. Но, вообще, я не отступлю от своих слов. Мы сами заслуживаем того, что заслужили, что допустили в себе, что отвергли. Вот и ты подумай, стоит того твоя обида, чтобы разрушать и свое счастье, и его. На весах времени и правды твоя обида ничто. – Тебе никто никогда не нравился? – не понимала Яна. – По большому счету – никто. Была одна симпатичная девушка, Люда Кузнецова, еще в аспирантуре. Она одна как-то относилась ко мне всерьез, что ли. Никогда не смеялась, внимательно выслушивала все мои бредни. – Так ты умный-то какой! Девушка, которая учится в аспирантуре, наверное, тебя понимала. – Социальный ум и научный ум – разные вещи. Научная степень не гарантирует, что профессор умный человек. Он может разбираться в своем предмете, а в жизни – нет. Жених у Людочки был, поженились они, меня пригласили на свадьбу, но я не пошел. Столько лет прошло. Знаю, что они были счастливы, у них родился ребенок. Я не следил за ее жизнью. Правда, один раз где-то пересеклись. Она красивая такая была, счастливая, всё говорить со мной хотела, а я замкнулся. Ты знаешь мою склонность к коммуникации. Да и что я ей про себя рассказать мог? Что из подающего надежды хирурга превратился в патологоанатома? – Ты стал лучшим патологоанатомом в мире, – поправила его Яна. – И больше я ее не видел. – Она врачом работает? – спросила Яна. – Готовилась на анестезиолога в аспирантуре. А кем работала и работала ли вообще, не знаю. К ним подъехала девушка с тележкой. – Чай? Кофе? Выпечка? – Кофе без сахара, – заказал Олег и повернулся к Яне. – Ничего… Что-то аппетита нет, – Яна с опаской посмотрела на запечатанную в целлофан ватрушку. – Ты же любишь кофе, – удивился Олег. – Кофеманка. – Не сейчас. – Ты хорошо себя чувствуешь? Бледная, – продолжал рассматривать ее патологоанатом. – Укачало немного, – ответила Яна. – Это в «Сапсане»-то? – Врача! Есть врачи в вагоне?! Помогите! – вдруг перекрыл все пространство женский крик. Больше всего Яна боялась попасть именно в такую ситуацию. Она вроде и была врачом, но стоматологом. И, конечно, вряд ли она могла помочь человеку, тем более, вот так экстренно. Сомнительно, чтобы человеку без сознания пригодилась информация о том, сколько зубов ему надо лечить или что у него неправильный прикус. А вот Олег Адольфович почему-то никогда не терялся в таких ситуациях. Он сразу же встал и пошел на крик. – Женщине плохо в соседнем вагоне! Сюда! Вы врач? Сидела-сидела и упала в проход внезапно! – говорила проводница. Олег Адольфович наклонился над неподвижно лежащей женщиной лет шестидесяти и принялся ее осматривать: пульс на руке, на шее, зрачки, тонус мышц. – Отойдите все! Дайте воздуха! – крикнул он. – Сердце? Наверное, сердце? – шептались пассажиры. Девушка в униформе держала в руках дежурную аптечку. Олег Адольфович ощупал каждый сантиметр ее тела, даже понюхал ее. – Инсулин! Нужен инсулин! Спросите у пассажиров! – велел он девушке в униформе. Сам же приступил к реанимационным мероприятиям и массажу сердца, и дыханию рот в рот. Слава богу, что нашелся диабетик с инсулином и даже с измерителем сахара в крови. Олег Адольфович измерил сахар в крови потерпевшей и рассчитал в уме количество единиц инсулина. Сделал укол потерявшей сознание. Он не прекращал реанимационные мероприятия, и женщина пришла в себя, фактически перед остановкой, где уже ждала «скорая помощь». – Доктор, вы спасли меня. Доктор, вы кто? – шептала она.