В 1356 г. престиж Габсбургов рухнул окончательно. В тот год преемник короля Людвига Карл IV Люксембургский, только что получивший в Риме титул императора, издал документ, известный как Золотая булла (по подвешенной к ней золотой печати, bulla). Она закрепляла новую схему избрания римского короля и определяла личности семи выборщиков — трех архиепископов прирейнских городов и четырех светских князей, которые впредь будут передавать это право по наследству. Несмотря на то что они несколько раз участвовали в избрании королей, Габсбургов в новую коллегию курфюрстов не включили, вычеркнув их тем самым из самого важного учредительного документа в истории Священной Римской империи. В плане рассадки для будущих заседаний рейхстага, которым Карл дополнил Буллу, император четко дал понять, как сильно упал статус Габсбургов, поместив их во второй ряд, позади курфюрстов, прелатов и высших сановников империи. Ответ Габсбургов стал идеологическим переворотом, навсегда изменившим их понимание собственного места и исторической миссии. В отместку за оскорбление, нанесенное Карлом, они отринули свое швабское прошлое, став австрийцами и римлянами[55]. Первые 50 лет своего правления как герцогов Австрии Габсбурги считали ее второстепенной по отношению к родной для них Швабии. Австрию эксплуатировали, собирая там средства на оборону других территорий, и использовали как опорный плацдарм для походов в Чехию, полагая последнюю более ценным приобретением. Только после 1330 г., когда главой рода стал брат Фридриха Красивого, страдавший артритом Альбрехт Хромой (1298–1358), Габсбурги стали проявлять к Австрии хоть какой-то устойчивый интерес. Поскольку швейцарцы не уменьшали натиск на земли и крепости Габсбургов в Аргау, Альбрехт перенес свой двор в Старую крепость в Вене, вокруг которой впоследствии вырастет Хофбург. Альбрехт также начал строить в нижнеавстрийском Гаминге семейную усыпальницу и вернул заложенные его дедом Каринтию и Крайну. Из-за того что Альбрехт подолгу жил в Австрии, Габсбурги удостоились в одной из тогдашних хроник определения «австрийцы», именно в этот момент впервые употребленного таким образом. Если раньше Габсбурги управляли Австрией через наместников, то теперь они, наоборот, посылали управляющих в Швабию[56]. Возможно, поначалу Габсбурги не знали, что делать с Австрией, но Австрия знала, что делать с Габсбургами. Изначально это было пограничье, именовавшееся «Восточный край» (Ostarrîchi — это название впервые упоминается в 996 г.), а его первые правители принадлежали к семье Бабенбергов. Алчущие величия Бабенберги породнились и с византийскими императорами, и с правителями Священной Римской империи и потому считали, будто им доверено наследие Рима. Их демонстративная набожность выразилась в строительстве густой сети монастырей, где поколения благодарных монахов возносили им хвалу в своих сочинениях. О репутации Бабенбергов говорят прозвища, под которыми их запомнили потомки: Блистательный, Благочестивый, Славный, Сильный, Святой. Только у последнего из Бабенбергов, Фридриха II (умер в 1246 г.) было не столь благостное прозвище — Сварливый[57]. В генеалогических таблицах Бабенбергов иногда встречались живописные описания австрийских местностей и городов. Мало-помалу вера в исключительность правящей семьи слилась с идеей, что и сама эта земля, и ее народ тоже особенные. Наметилась литературная традиция, в которой австрийцы выдавались за потомков древних готов или даже возводились к героям Древней Греции и Рима. Древнеримское название Австрии Норик (Noricum) позволяло предположить, что ее основал сын Геракла Норикс, который пришел откуда-то из района Армении и пожаловал своим сыновьям Австрию и Баварию. Владения Бабенбергов были колыбелью эпоса о Нибелунгах, в ранних версиях которого сюжеты из германской мифологии сплетаются с элементами истории правящей династии[58]. Все это Габсбурги поставили себе на службу, расширив заложенные Бабенбергами монастыри в Хайлигенкройце и Тульне, а также заставив летописцев и поэтов прославлять уже свое благочестие. Постепенно истории Бабенбергов и Габсбургов слились в одну, так что Бабенберги стали предками Габсбургов, в знак чего Габсбурги часто крестили детей семейным именем Бабенбергов Леопольд. Оно было особенно ценно тем, что отсылало к Леопольду III Бабенбергу, который, хотя и не был канонизирован, после смерти сотворил достаточно чудес, чтобы считаться святым. В те времена, когда святость добавляла блеска династии, Габсбургам в противном случае не хватало бы подходящих предков. Кроме того, Габсбурги не замедлили обзавестись собственной римской родословной, приписав себе происхождение от легендарного сенаторского рода Колонна. Хронисты обогатили эту версию рассказом о двух братьях, изгнанных из Рима и пересекших Альпы, где один из них основал замок Габсбург. Составитель Кёнигсфельдской хроники еще более изобретательно сплетает свое повествование о Габсбургах с темами римского наследия, святости и пророчеств. Перечислив императоров от Августа до Фридриха II, он переходит к рассказу о жизни Рудольфа Габсбурга, а затем излагает биографию внучки Рудольфа Агнессы, которая после недолгого пребывания в Венгрии в качестве королевы оставила мирскую жизнь, чтобы поселиться рядом с аббатством Кёнигсфельд неподалеку от Бругга. Но первым делом кёнигсфельдский хронист пересказывает старую легенду о найденной в Испании внутри скалы огромной книге с деревянными страницами, на которых на латыни, греческом и древнееврейском записана вся история мира, включая будущее и Судный день. Вывод напрашивался сам собой: Габсбургам, которых подвиги Агнессы наделяли святостью, было суждено и предсказано править Священной Римской империей[59]. В 1350-е гг. мысль об исключительности Габсбургов вылилась в целую политическую программу. Обиженный и униженный Золотой буллой Карла IV Рудольф Габсбург (1339–1365) намеревался как восстановить престиж семьи, так и создать сплоченное территориальное государство, которое превзойдет всех конкурентов. Он взялся за это дело с энергией, быстротой и воображением, которые не соответствовали его молодости и напугали его соперников. В 1358 г., спустя всего несколько месяцев после смерти своего отца Альбрехта II, юный Рудольф поручил писцам создать пять подложных грамот. Эти фальшивки должны были поставить Габсбургов впереди всех князей Священной Римской империи благодаря утверждениям, что прошлое Габсбургов неразрывно связано с Австрией и Римом. Это был самый дерзкий подлог средневековой европейской истории со времен «Константинова дара», в VIII в. наделившего папу высшей властью в христианском мире. Более того, сфабрикованы грамоты Рудольфа были заметно профессиональнее[60]. Три из пяти грамот подтверждали две другие, текстуально соединяя весь этот обман в единое целое. Суть подлога содержалась в первых двух грамотах, известных как «Псевдо-Генрих» и «Большая привилегия» (Privilegium Maius). Автор «Псевдо-Генриха» — вероятно, канцлер Рудольфа — выдал свой текст за грамоту, изданную императором Генрихом IV в 1054 г. и пересказывающую содержание двух писем, хранившихся у герцога Эрнста Бабенберга. Первое письмо — якобы от Юлия Цезаря — было адресовано людям «восточной земли», под которой явно подразумевалась Австрия. Юлий Цезарь приказывал признать правителем этой земли своего дядю, особо оговаривая, что его власть будет полной, «властью сеньора». Далее там говорилось, что упомянутый дядя отныне входит в высшие советы Римской империи, так «чтобы впредь не решалось ни одного важного вопроса или иска без его ведома». Во втором письме, упомянутом в «Псевдо-Генрихе», к людям востока похожим образом обращался император Нерон. Нерон заявлял, что поскольку своим благородством жители востока превосходят остальные народы Римской империи, то он по совету сената освобождает их от уплаты всех имперских налогов и дарует им свободу на веки вечные. В отличие от «Псевдо-Генриха» «Большая привилегия» была хотя бы частично подлинной, поскольку основывалась на тексте изданной Фридрихом I Барбароссой хартии 1156 г., по которой статус Австрии повышался до герцогства. Однако к оригинальному тексту многое добавили. Австрия провозглашалась «щитом и сердцем» Священной Римской империи, благодаря чему австрийскому герцогу предоставлялись все суверенные права внутри герцогства. Ему даровался титул «эрцгерцога императорского двора», обладателю которого были положены особые корона и скипетр, а также право сидеть по правую руку от императора. Для укрепления его власти герцогу разрешалось передавать герцогство целиком старшему сыну, а в отсутствие сыновей — дочери. Эту исправленную хартию впоследствии стали называть «Большой привилегией», чтобы не путать ее с подлинной хартией 1156 г., которая со временем стала известна как «Малая привилегия». Три остальные грамоты, подтверждающие «Псевдо-Генриха» и «Большую привилегию», содержали кое-какие дополнительные пункты. В торжественных процессиях герцог (теперь уже эрцгерцог) и его свита всегда должны были идти впереди всех, а в корону эрцгерцога позволялось помещать королевскую повязку, которую обычно носили монархи. Архиепископ Зальцбургский и епископ Пассау, к юрисдикции которых относилась Австрия в церковном плане, теперь подчинялись эрцгерцогу. Как и две грамоты, которые они подтверждают, эти вспомогательные документы свидетельствуют о том, что Рудольфом двигало не только, как принято считать, негодование по поводу Золотой буллы 1356 г. и, соответственно, стремление добавить себе очков. Акцент на полноте власти эрцгерцога в Австрии, подчинении ему церковных иерархов и возможности без ограничений передавать свой титул по наследству свидетельствует, что эти фальшивки имели целью еще и усилить власть эрцгерцога в его собственных землях, а не только изменить этикет императорского двора и внешний вид эрцгерцогского головного убора. «Псевдо-Генрих» с его письмами Цезаря и Нерона был разоблачен почти немедленно. В 1361 г. итальянский гуманист Петрарка в письме императору Карлу IV отметил анахронизмы в тексте и отозвался о нем пренебрежительно, как о «пустом, напыщенном, без доли правды, сочиненным невесть кем, но вне всяких сомнений человеком необразованным… не только смехотворном, но и тошнотворном». «Большая привилегия» между тем имела больший успех. К ней обращались, чтобы подтвердить право Марии Терезии наследовать австрийский престол после смерти ее отца в 1740 г., и только в середине XIX в. было доказано, что документ подложный. Для сравнения: «Дар Константина» признали подделкой уже в XV столетии[61]. В 1360 г. Рудольф представил пять своих поддельных грамот на утверждение императору Карлу IV вперемешку с семью подлинными документами. Карл оспорил некоторые частности, но в целом неохотно признал документы «в той мере, в какой их положения не расходятся с законом». Однако он не изменил состав коллегии выборщиков и рассадку в имперском собрании в соответствии с новым статусом Рудольфа. Это не помешало Рудольфу отныне использовать титул эрцгерцога и носить придуманную им эрцгерцогскую корону. Не сразу, но и корона, и (чуть позже) титул вошли в обиход у его наследников, а максимум к середине XV в. и у всех старших членов дома Габсбургов[62]. Герцогство Австрия, как и соседние Штирия, Каринтия и Крайна, представляло собой не столько определенную территорию, сколько набор прав. Некоторые земли в нем принадлежали эрцгерцогу, а другие независимо от него жаловались непосредственно монархом. «Большая привилегия» устанавливала в Австрии абсолютную власть герцога, и Рудольф приступил к воплощению своих притязаний в жизнь. Все земли, ранее жаловавшиеся монархом, теперь принадлежали ему, и только он мог ими распоряжаться. Одним из крупнейших держателей имперских земель в Каринтии был патриарх Аквилеи, чей громкий титул был пережитком VI в. и едва ли соответствовал ничтожной власти, которую давал теперь этот пост. Патриарх оказался упрям, так что Рудольф вторгся в его земли и заставил его подчиниться. Об Эльзасе в «Большой привилегии» не было ни слова, но Рудольф распространил тот же принцип и на эту территорию, заявив, что по природе своего титула он не подданный, но «хозяин всех прав и вольностей»[63]. Архиепископ Зальцбургский и епископ Пассау оказались более сложными противниками, поскольку ни один из них не собирался ужимать свою епархию, чтобы позволить Рудольфу осуществить свой план создания австрийского епископства с центром в Вене. Тем не менее Рудольф продолжил перестраивать венскую приходскую церковь Святого Стефана, как если бы это был кафедральный собор, заменив ее романский неф огромным готическим и повелев возвести две башни (из которых построили только одну). Он учредил в храме капитул каноников — что было нарушением всех правил, поскольку там не служил епископ, а облачение каноникам дал кардинальское, с алыми камилавками и золотыми наперсными крестами. Перестроенная церковь должна был прославлять дом Габсбургов, так что в нефе Рудольф поставил статуи своих предков и собственную, а в крипте устроил усыпальницу для потомков. Рядом Рудольф начал строить университет, который должен был поспорить с университетом Карла IV в Праге. За эту перестройку церкви Святого Стефана Рудольф получил прозвище Основатель. Он сам его и выбрал, а потом приказал вырезать его тайными рунами на собственном саркофаге, размещенном в северном хоре храма[64]. В искусстве обмана Рудольф нашел себе равного. Графство Тироль разбогатело на своих золотых и серебряных копях, а также на таможенных сборах с дорог через перевал Бреннер, связывающий Италию с немецкими городами. В начале 1360-х гг. Тиролем владела вдова Маргарита, чье прозвище Маульташ («Большой рот») было самым добрым из длинного перечня эпитетов. Сначала она вышла за одного из Люксембургов, потом была женой Виттельсбаха; единственного сына, пережившего младенчество, она лишилась в начале 1363 г. Тироль оказался лакомой добычей, и в претендентах на него недостатка не было. Но Маргариту голыми руками было не взять. Первого мужа она буквально вытолкала за дверь, а потом вышла за второго, не потрудившись оформить развод. Отлучение от церкви ее не особенно встревожило; она тиранила и нового мужа, и рано умершего сына. Маргарита и Рудольф заключили сделку. В обмен на пожизненное сохранение за собой Тироля она пообещала завещать его Рудольфу. Но ее советники, которые были основными землевладельцами в графстве, в январе 1363 г. заставили ее согласиться на то, что все договоры с иностранными князьями заключаются только с одобрения этих самых советников. Маргарита пыталась склонить их на свою сторону, одаривая землями и иными благами, но безуспешно. Не помог даже приезд в Инсбрук самого Рудольфа. Чтобы убедить советников, Маргарита и Рудольф вместе состряпали новую подложную грамоту. В этой фальшивке говорилось, что четыре года назад Маргарита поклялась отдать Тироль Рудольфу и что эту торжественную клятву отменить она не может. Хотя на грамоте стояла не та печать, ей поверили. Январское соглашение формально утратило силу, и советники уступили, подтвердив это письмом, заверенным 14 их печатями. К концу года Рудольф убедил Маргариту отречься, предложив ей щедрое содержание в Вене. Тироль достался ему. А вслед за Тиролем позже последовало и графство Горица (Гёрц и Градишка) на Адриатике, принадлежавшее дальним родственникам Маргариты, чей род вымер в 1500 г.[65] Рудольф умер в 1368-м, всего 25 лет от роду. Стояло жаркое лето, и тело быстро разлагалось, поэтому его выварили, чтобы удалить с костей плоть. Однако скелет погребли в крипте собора Святого Стефана, а не в саркофаге в северном хоре, как хотел сам Рудольф. Пустая гробница с рунами и изображенным в натуральную величину Рудольфом в эрцгерцогской короне в какой-то мере служит метафорой его правления — напыщенного и напористого, но лишенного внутреннего содержания. Рудольф не сумел добиться той репутации для себя и того значения для Австрии, ради которых он столько старался, в том числе идя на подлог. Он не получил ни епископства, которого жаждал, ни признания равенства с курфюрстами. Основанный им университет, который и поныне носит его имя, представлял собой несколько комнат в городской школе. Нанять профессоров и дать университету надлежащее помещение предстояло уже его брату. Основным приобретением Рудольфа стал Тироль, добытый с помощью ухищрений[66]. Однако Рудольф достиг чего-то более изощренного. Привив Габсбургам историческое самосознание и набор представлений о самих себе, он превратил династию в нечто большее, нежели просто группа кровных родственников. Вымышленное римское и австрийское прошлое, сочиненный титул и изобретенная корона внушили его потомкам чувство солидарности и веру в особое предназначение, которые крепли с каждым поколением. У кого-то имелся сан курфюрста, пожалованный им современным императором, но Габсбурги были обязаны своим величием Юлию Цезарю и привилегиям, подтвержденным разными императорами на протяжении веков. И даже после смерти Габсбурги держались вместе — в новой усыпальнице, устроенной под собором Святого Стефана. Создав династию, Рудольф и впрямь стал «Основателем», как гласит зашифрованная надпись на его пустом саркофаге. 4 ФРИДРИХ III: САТУРН И МАРС Начиная с XIII в. семейные дела Габсбургов регулировались «домашними декретами», в которых глава семьи определял взаимоотношения своих сыновей и родственников. В этих декретах снова и снова подчеркивалось, что сыновья вместе владеют семейным достоянием, но временно несут ответственность за различные его части. В «Большой привилегии» Рудольф попытался ввести принцип первородства, при котором все имущество семьи передавалось старшему сыну, но и он вскоре отказался от этой схемы, вернувшись к принципу коллективного наследования и, в тогдашней формулировке, «единства владения»[67]. Закономерно возникали трения: отцы стремились передать как можно больше своим сыновьям, ущемляя интересы других родственников. После смерти Рудольфа (1368) два его брата не смогли наладить сотрудничество, как предписывали декреты, и спустя 10 лет разделили земли Габсбургов между собой. В 1406 г. последовал еще один раздел, и частей стало три. Затем, в 1450-х гг., даже коренную часть австрийского герцогства поделили по реке Энс на то, что в конце концов стало Верхней и Нижней Австрией. Отданные двум разным герцогам, они исходно назывались «Австрия на этой стороне Энса» и «Австрия на другой стороне Энса». Чтобы не нарушать паритет, Старую крепость в Вене тоже разделили: разные ее уровни отошли к разным наследникам. Сколько бы Габсбурги ни мнили свои владения собственностью, которую можно делить и раздавать по своему усмотрению, их подданные придерживались другого мнения. Власть герцога порождала ощущение некого политического сообщества, и в каждой земле правительство Габсбургов сталкивалось с формами организации, выражавшими интересы подданных. С конца XIV в. эти политические сообщества создавали собственные собрания, или ландтаги, участники которых обсуждали с правителем политику и требовали себе все больше полномочий в области налогообложения. Нередко ландтаги вмешивались в споры о престолонаследии, чтобы добиться согласия между соперниками, и назначали комиссии, определявшие правомочность их притязаний. Ландтаг обычно составляли представители четырех сословий, или «общественных слоев»: высшая знать, члены которой не просто являлись крупными землевладельцами, но и имели право казнить преступников; дворяне, у которых было меньше власти и, как правило, меньше земли; а также представители духовенства и городов. В каждой провинции дело обстояло по-своему. В Каринтии в середине XV в. сословие высшей знати состояло из двух родов, тогда как в других землях их было обычно около дюжины; в Тироле в ландтаге заседали крестьяне; в габсбургском Эльзасе первоначально были представлены только горожане и дворяне и т. д. Постоянной проблемой было то, что горожане и крестьяне покупали дворянские имения, после чего выдавали себя за дворян. Бывало, ландтаги нескольких или многих провинций собирались на общую сессию. В герцогстве Австрия, однако, единое собрание сословий после раздела провинции тоже поделилось надвое[68]. Раздробление земель ослабило Габсбургов, и они не смогли оказать достойного сопротивления дальнейшему натиску швейцарцев. В 1386 г. в битве при Земпахе пал Леопольд, брат Рудольфа Основателя. В этот раз швейцарцы вновь застали кавалерию Габсбургов врасплох в лесу, и рыцарям пришлось драться пешими. Спешившиеся рыцари были вынуждены отрезать модные длинные носки своей обуви, с которыми невозможно было ни сражаться, ни бежать. Спустя три десятка лет сын Леопольда Фридрих Тирольский (по прозвищу Пустой карман) навлек на себя гнев короля (и будущего императора) Сигизмунда, поспособствовав побегу с собора в Констанце бывшего папы Иоанна XXIII (в истории он остался как антипапа), низложенного за изнасилования, инцест, содомию, убийство и мародерство. Объявленный вне закона Фридрих не мог собрать военную силу для защиты оставшихся владений Габсбургов на швейцарской территории. В 1415 г. пали их замки в Аргау, а оплот Габсбургов в Бадене пушки швейцарцев обратили в руины, которые мы видим и ныне. Замок Габсбург тоже не выдержал натиска Швейцарской Конфедерации. Остатки владений Габсбургов в Швабии получили название Передняя Австрия и теперь управлялись из Инсбрука. Дела у Габсбургов пошли лучше с приходом герцога Альбрехта V (1397–1439), который принял управление герцогством Австрия в 1411 г. Это был набожный человек, энергичный реформатор церковных дел, способный администратор, грозный воин и, по мнению всех современников, приятный собеседник. А еще он не умел читать и не ведал жалости. В 1420 г., презрев габсбургский обычай защищать австрийских евреев, он развернул на них такие гонения, что даже вызвал недовольство папы. Цель Альбрехта была проста: отнять у евреев деньги, чтобы помочь королю Сигизмунду в войне против гуситских еретиков в Чехии. Получив от него в управление Моравию, Альбрехт и там принялся притеснять евреев. За поддержку Сигизмунда, коронованного императором в 1433 г., он получил руку его дочери Елизаветы. После этого Сигизмунд, у которого не было сыновей, поддержал Альбрехта в качестве своего преемника в Чехии и Венгрии[69]. После смерти Сигизмунда в 1437 г. Альбрехт без проблем занял венгерский трон, а также сумел избраться королем Чехии, получив большинство голосов в тамошнем сейме. К этому моменту курфюрсты Священной Римской империи уже осознали ошибочность своей политики выбирать слабого правителя. Как они объясняли, ситуация стала просто-напросто слишком тяжелой: неразбериха в церковных делах, вплоть до соперничества нескольких пап, успехи ереси в Чехии и непрерывный натиск турок, которые из своих крепостей в Боснии уже совершали набеги на окраины империи. В марте 1438 г. курфюрсты единодушно выбрали Альбрехта как преемника Сигизмунда, хотя тот и не выставлял свою кандидатуру. Таким образом, Священная Римская империя, герцогство Австрия, Чехия и Венгрия оказались под властью одного человека. Восемнадцать месяцев спустя Альбрехт умер от дизентерии, не оставив наследника мужского пола, а только беременную вдову. И предсказатели, и повитухи уверенно прочили ей дочь. Елизавета обескуражила их всех, родив мальчика[70]. Самым старшим из живых на тот момент Габсбургов был Фридрих, герцог Штирии, Каринтии и Крайны, троюродный брат Альбрехта (Альбрехт Хромой приходился им обоим прадедом). Его в 1440 г. и выбрали королем (а потом и императором) — Фридрихом III. Он и выглядел как настоящий король, унаследовав телосложение матери, польки Кимбурги Мазовецкой, известной не только своей красотой, но и способностью голым кулаком вбивать гвозди в дубовые доски. Высокий и стройный, с длинными светлыми волосами, Фридрих во всех отношениях годился в великие властители. Он посетил Гроб Господень в Иерусалиме, где его посвятили в рыцари, и был членом всех правильных рыцарских обществ. Более того, его звали Фридрихом. В то время ходило множество пророчеств о том, как могущественный император по имени Фридрих объединит мир в истинной вере, а потом отправится в Иерусалим, чтобы там отречься и возвестить Судный день. Вариантов этого сюжета было много, основанных как на оккультных текстах, так и на вольных толкованиях Библии (Книгу пророка Даниила и Откровение Иоанна Богослова буквально растащили на фрагменты с тайным смыслом). Фридрих не стремился разубеждать доверчивую публику в том, что он и есть тот император, о котором говорится в пророчествах. Наоборот, Штирия была важным центром распространения апокалиптических текстов[71]. Подобные ожидания означали, что Фридриха не могли не избрать королем, а он не мог не стать разочарованием. За долгие годы правления его длинные волосы обвисли и поседели, а тело обрюзгло. Король заболел диабетом и, чтобы утолять неотступную жажду, постоянно поглощал арбузную мякоть. На восьмом десятке лет (очевидно, из-за тромба) у него началась гангрена, так что ему пришлось ампутировать ногу, анестезировав его опиатами. Сохранился полный отчет об этой операции, которую хирурги-цирюльники в Линце выполняли публично под руководством императорских лекарей. По всем данным, она прошла безукоризненно. Когда 10 недель спустя пациент умер, причиной этого сочли арбузы[72]. Но современников огорчали не столько недуги Фридриха, сколько его леность. Более 25 лет (1444–1471) Фридрих не выезжал за пределы Штирии и Австрии, чтобы посетить другие территории империи. Французский посол не мог подобрать нужные слова для портрета правителя, которого описывал как «ленивого, мрачного, задумчивого, тяжелого на подъем, меланхоличного, унылого, скупого и тревожного». Советник и доверенное лицо Фридриха Энеа Сильвио Пикколомини, будущий папа Пий II, насмешливо именовал своего господина «Эрц-Дрыхлингом» Священной Римской империи, а епископ венгерского Печа объяснял характер Фридриха несчастливым расположением звезд: Рим промедленьем спас однажды Фабий, Ты, Фридрих, промедленьем Рим ослабил. Cоветов ждешь, боишься выбрать путь. Не хочешь предпринять хоть что-нибудь? Холодному Сатурну ты послушен, Ведомый Марсом император — много лучше[73]. Контраст между «ледяной звездой» Сатурн и румяным Марсом был тогда распространенным литературным штампом. Верно, Фридрих был замкнутым, мрачным и скупым до того, что путешествовал со своим курятником, чтобы не тратиться на яйца. Но он вовсе не был ленивым. Во-первых, он проводил все время в Австрии и Штирии потому, что эти земли находились под угрозой, а его власть над ними была неполной. Он серьезно подходил к опеке над своим внучатым племянником Ладиславом, посмертным сыном короля Альбрехта II, и всячески отстаивал право мальчика на чешский и венгерский престолы, а значит, должен был находиться рядом. Еще до смерти Ладислава, наступившей в 1457 г., младший брат Фридриха Альбрехт открыто оспаривал власть Фридриха над Австрией, заявляя, что опекуном племянника тот стал не по закону, а значит, и править герцогством не может. Разделение Австрии на две половины по реке Энс не умерило аппетитов Альбрехта. Подтверждение Фридрихом «Большой привилегии», закреплявшей исключительные права старшего Габсбурга, также не оказало заметного действия. Во-вторых, пассивным Фридриха тоже не назовешь. Да, он иногда по нескольку лет безвылазно сидел в Линце или Винер-Нойштадте, но дважды побывал в Италии: в 1452 г. сочетался там браком с португальской принцессой и короновался императором, а в 1468–1469 гг. вновь посетил Святой престол. Второй приезд в Рим он использовал, чтобы убедить папу дать епископа храму Святого Стефана в Вене, исполнив таким образом мечту своего двоюродного деда Рудольфа. Но Фридрих пошел даже дальше. Ранее он получил папское согласие на учреждение епархии в Любляне, теперь же убедил папу учредить епархии в Винер-Нойштадте и еще трех городах, а еще через десяток лет — канонизировать герцога Австрии из династии Бабенбергов Леопольда Доброго, который к тому времени уже считался предком Габсбургов[74]. Даже не разъезжая, Фридрих был постоянно занят делом, только как человек Сатурна, а не Марса. Он ежедневно посещал заседания своего совета, хотя прения там могли продолжаться с раннего вечера до полуночи. В общей сложности за более чем 50-летнее царствование канцелярия Фридриха произвела около 50 000 писем и грамот, из которых многие имели особенности, свидетельствующие, что они были составлены по личным указаниям самого Фридриха. Чтобы восполнить административный вакуум в Священной Римской империи, Фридрих назначал уполномоченных, которым поручал разбирать жалобы и следить за исполнением его решений. Многие шаги Фридриха — в форме документов или через уполномоченных — касались регионов, «близких к правителю»: Швабии, Рейнской области и оставшегося без властителя герцогства Франкония к востоку от них. Но агенты Фридриха забирались и дальше, вмешиваясь в разрешение споров в Саксонии, на побережье Балтийского моря и даже в таком далеком северном краю, как Ливония (теперь Латвия и Эстония), хотя та имела к империи косвенное отношение[75]. Фридрих был еще и строителем. Именно в его царствование в венском соборе Святого Стефана перекрыли каменными сводами неф и начали возводить вторую башню, по проекту равную первой, которая, имея 137 м в высоту, была самой высокой в континентальной Европе (ее превосходили собор Святого Павла в Лондоне и Линкольнский собор: 150 и 160 м соответственно). Несмотря на все это, в 1462 г. Фридриха изгнал из Вены его вечно недовольный брат Альбрехт. Император удалился в Винер-Нойштадт, в 60 км к югу от Вены, и именно там он приказал построить свой самый знаменитый памятник. На восточном фасаде часовни Святого Георгия, что рядом с герцогским замком, мастера высекли 16-метровый рельеф с более чем сотней гербов. В самом низу — юный Фридрих с длинными волосами и в короне эрцгерцога. По правую руку от него ангел держит свиток с буквами AEIOU. Эти буквы служили личным девизом Фридриха — вероятно, изначально это была буквенная запись его дня рождения, но, как и все подобные аббревиатуры, она допускала самые разные толкования. Считается, что буквы AEIOU, впервые упомянутые в 1437 г. в одной из записных книжек Фридриха, скрывают несколько сотен различных расшифровок. Чаще других упоминается «Австрии суждено править всем миром»: так этот код можно расшифровать и на латыни, и на немецком (см. пролог). Но были и другие интерпретации, где обыгрывались не менее грандиозные темы. Например, с отсылкой к имперскому гербу — «Избранный орел по праву покоряет все» («Aquila Electa Iuste Omnia Uincat») или «Лучший император поощряет все искусства» («Artes Extollitur Imperator Optimus Universas») и т. д. Что под всем этим подразумевал Фридрих? Ответ частично дан на восточном фасаде часовни Святого Георгия. Из 107 высеченных там гербов только 19 относятся к землям, которые находились тогда во владении Габсбургов. Остальное — воображаемые гербовые щиты всех былых правителей Австрии, включая тех, что жили до Рождества Христова. Создавая эти гербы, архитектор основывался на самой знаменитой хронике, ходившей тогда в землях Габсбургов, — «Хронике 95 властителей», из которой, как мы знаем, черпал вдохновение и Фридрих. Составленная в конце XIV в. хроника начинается с основания Австрии еврейским рыцарем Авраамом из Темонарии (вымышленное место), пришедшим из мифической Земли Восхищения примерно через 810 лет после Всемирного потопа, то есть около 1500 г. до н. э. в соответствии с библейским летосчислением. Завершается хроника 95-м властителем — двоюродным дедом Фридриха III. Между ними рассказывается о множестве воображаемых иудейских патриархов, об австрийских правителях из рода Бабенбергов и, наконец, о Габсбургах, с длинными отступлениями в историю Святого престола. С большой выдумкой автор описывает гербы всех этих властителей, а попутно перечисляет римских императоров, чья линия продолжается герцогами из династии Габсбургов[76]. В позднем Средневековье подобные генеалогические выдумки, в которых королевские и аристократические династии связывались и с современными названиями мест, и с мифическим прошлым, населенным русалками, амазонками, великанами и драконами, составляли целый литературный жанр. Тем не менее «Хроника 95 властителей» уникальна своим сплетением библейской, имперской и австрийской истории, сочетанием вымысла с геральдикой и жизнеописаниями. 50 рукописных версий этого текста дошли до нас с XV в., что свидетельствует о его популярности. Впоследствии его содержание расширили другие авторы, которые добавили туда историю основания Австрии сыном Геракла Нориксом, сообщили, что Вену заложил Юлий Цезарь (будто бы проживший там два года — biennium, откуда и пошло название города), и включили в текст хроники поддельные письма Цезаря и Нерона. Переработке подвергались также амбициозные «мировые хроники», сводившие воедино историю четырех империй (ассирийской, персидской, греко-македонской и римской): биографии самых известных габсбургских монархов вставлялись даже туда. Впрочем, аббревиатура AEIOU, гербы на восточном фасаде часовни Святого Георгия и пухнущие тома исторических хроник говорили об одном и том же. Австрия была теперь не просто местом, но еще и страной, правителям которой предначертаны величие и могущество. В сущности, Австрия была вообще не страной, а смысловой конструкцией, объединившей темы империи, миссии, наследия и судьбы. Другие правители могли называть себя по своей основной территории: Бранденбургский дом, Саксонский дом и т. д. Но Австрия была не такой: она означала комплекс представлений о правящем доме, не зависящих от географии. И поэтому габсбургские князья, позже обосновавшиеся в Бургундии или уехавшие, чтобы принять испанскую корону, все равно считали себя членами Австрийского дома, какой бы слабой ни была их практическая связь с герцогством Австрия. Когда Габсбурги говорили об Австрии, они имели в виду в равной мере и территорию, и идею. Убеждение, что Австрия и ее правители имеют особое предназначение, стало важнейшей темой опусов Энеа Сильвио Пикколомини, который был не только советником Фридриха, но и самым влиятельным историком своего времени. В вымышленном диалоге, написанном в начале 1440-х гг. в назидание Фридриху, Пикколомини перечисляет обязанности, возложенные на правителей Австрии: защищать и расширять власть империи, обеспечивать порядок в Италии, раздвигать границы христианского мира и заботиться о благе подданных. В речи, произнесенной через несколько лет после этого на Базельском соборе, Пикколомини пуще прежнего превозносил Австрию, объявив, что во всех ее делах ею управляет Божественная воля, а в подтверждение указав на то, каких она породила королей и императоров. Он без стеснения заимствовал сюжеты из «Хроники 95 властителей», придавая интеллектуального веса ее выдумкам о происхождении Габсбургов и подтверждая мифические пророчества о величии, предначертанном этой династии[77]. Фридрих долго не соответствовал надеждам, возлагавшимся на него другими. Однако сам он твердо верил в пророчества. Император привечал при дворе астрологов и тщательно изучал мышиный помет, как люди следующих поколений — чаинки на дне чашек. Была ли в том повинна комета (а их появилось на небе одна за другой две: в 1468 и 1471 гг.) или перемена внутреннего отношения, но где-то около 1470 г. Фридрих скинул ледяное платье Сатурна и облачился в мантию Марса. В 1468-м он провозгласил на своих территориях земский мир, объявив его нарушение государственной изменой и заточив в тюрьму капитана штирийских наемников, дерзнувшего поднять против него оружие из-за невыплаченного жалованья. Фридрих укрепил власть Габсбургов над Триестом, превратив его номинальный вассалитет в реальный и получив выход к Адриатическому побережью. Тремя годами позже, в 1471-м, он отправился в Регенсбург на съезд «христианских князей», чтобы согласовать отпор растущей на востоке турецкой угрозе — как оказалось, без успеха. Фридрих рассылал все больше писем и уполномоченных, а состав его двора отражал расширившиеся горизонты его власти. Почти половина его советников происходила теперь из-за пределов габсбургских земель[78]. С 1470-х гг. и далее Фридрих состоял в тесном дипломатическом общении с бургундским герцогом Карлом Смелым. Они были нужны друг другу. Карл стремился получить королевский титул, который дал бы его широко разбросанным владениям единство и повысил бы его личный статус. Фридрих готов был даровать Карлу такой титул в обмен на защиту своих оставшихся владений на юго-западе, которые он хотел собрать в новое герцогство. Но в распоряжении Фридриха не было того титула, который мог бы удовлетворить амбиции Карла, так что их отношения испортились. Их встреча в 1473 г. лишь усугубила ситуацию, поскольку Карл нарушил дипломатический этикет роскошными дарами и кричаще богатым одеянием (на одном из его костюмов было нашито несколько тысяч жемчужин и рубинов). Дискуссия правителей вылилась в войну, сменившуюся затем новыми переговорами. В конце концов Фридрих и Карл договорились о союзе между Австрийским и Бургундским домами, который должно было скрепить бракосочетание сына Фридриха Максимилиана (1459–1519) и дочери Карла Марии[79]. Владения герцога Бургундского состояли из двух частей, каждая из которых лежала между Францией и Священной Римской империей. Южная часть представляла собой герцогство Бургундия и одноименное ему графство, со столицами в Дижоне и Безансоне соответственно. Северная включала Люксембург и исторические Нидерланды (территория нынешних Нидерландов и Бельгии), а также часть Франции к югу от Кале. Чтобы соединить свои разорванные земли, в 1475 г. Карл вторгся в Лотарингию, а затем обратил свои взоры на швейцарский регион Во, и тут-то его враги объединились. Два года спустя Карл пал в бою, сраженный швейцарской алебардой[80]. Карл не оставил наследника мужского пола, и потому Фридрих объявил, что его земли вернулись в собственность империи. Через восемь месяцев после смерти Карла Максимилиан женился на его дочери Марии, превратив таким образом наследственные бургундские территории во владения семьи Габсбургов. Максимилиану пришлось столкнуться с притязаниями французского короля Людовика XI, успевшего захватить герцогство Бургундское. Тем не менее Габсбурги удержали большую часть земель Карла Смелого, включая Нидерланды, графства Бургундию (Франш-Конте) и Шароле. Фридрих тем временем бился на востоке против венгерского короля Матьяша Корвина, вторгшегося в Австрию и обосновавшегося в Вене. Но в 1490 г. Матьяш умер, после чего Фридрих вытеснил венгров со своей территории. Многие успехи Фридриха объясняются его долголетием. Он пережил и своих родственников, и своих врагов и, таким образом, смог воссоединить раздробленное наследие Габсбургов. Брат Альбрехт умер в 1463 г., не оставив наследника, так что Фридрих вернул себе Верхнюю Австрию, а кузен Сигизмунд, правивший тирольской частью габсбургских владений, в 1490-м отрекся в пользу Максимилиана. Нижняя Австрия досталась Фридриху в 1457 г. после смерти его внучатого племянника Ладислава, тоже не оставившего наследников. Враги Фридриха Матьяш Корвин и Карл Смелый также сошли в могилу прежде него: первый умер от апоплексического удара, второй пал в бою. Но мало того, Фридрих сумел гарантировать продолжение габсбургской власти. В 1486 г. он убедил курфюрстов избрать Максимилиана королем римлян; впервые за почти три столетия курфюрсты при жизни отца согласились избрать королем сына. Погребли Фридриха в огромном саркофаге в юго-восточном углу собора Святого Стефана в Вене. На саркофаг пошло девять тонн мрамора, для доставки которого потребовалось укрепить мосты по пути в Вену. Надгробие украшено фигурой Фридриха и буквами AEIOU. Но, в отличие от гробницы его двоюродного деда Рудольфа, это не метафора царствования, лишенного содержания: и сам Фридрих лежит там, и достижения его на службе как у Сатурна, так и у Марса куда более значительны. В начале XV в. Габсбурги казались маловероятными претендентами на верховную власть. К моменту смерти Фридриха (1493) это была по-настоящему императорская династия, уже 55 лет занимавшая трон Священной Римской империи. Им помогала сама история, но, кроме того, у них имелось стремление к величию, ставшее частью традиции и мифологии Австрийского дома Габсбургов. В 1437 г. шифр AEIOU с его притязаниями на мировое господство выглядел не только тщеславным, но и нелепым. В 1490-х гг. он уже не просто казался реалистичным, но и вот-вот должен был стать правдой. 5 МАКСИМИЛИАН И ЦВЕТНЫЕ КОРОЛИ Максимилиана, сына Фридриха III, избрали королем в 1486 г. Через семь лет Фридрих умер, и Максимилиан без проблем принял власть. Даже его перемещения показывают, что он был совсем иным правителем, чем Фридрих: все время в движении, редко оставаясь на одном месте дольше нескольких недель. Однако, как и у всех его предшественников, перемещения Максимилиана ограничивались областью, традиционно близкой правителю: Швабия, Франкония и Рейнские земли, к которым теперь добавились недавно приобретенные провинции в Нидерландах. Максимилиан никогда не бывал ни в Саксонии, ни в Брауншвейге, ни в Бранденбурге, ни в княжествах на южном берегу Балтийского моря. Немецкие историки много рассуждают, почему их страна не развилась в единое национальное государство по образцу Франции или Испании. Здесь можно предполагать разные причины, но одна из них, несомненно, в том, что обширные области Священной Римской империи никогда не включались в программу поездок государя. Первый император посетил Померанию, что на северо-востоке Германии, только в 1712 г. — и это был российский император. Стиль правления Максимилиана держался на его личности и личном присутствии, а в их отсутствии заменой служили портреты. Несколько тысяч сохранившихся изображений свидетельствуют, что Максимилиан твердо намеревался сделать свое лицо самым узнаваемым в Европе. Художникам поручалось продвигать его образ и подвиги все более зрелищными способами. Альбрехт Дюрер, Альбрехт Альтдорфер и команда менее известных граверов изготовили для Максимилиана две большие серии гравюр — «Триумфальная процессия» и «Триумфальная арка», прославлявшие родословную императора и его деяния. Все оттиски каждой серии складывались в одно большое изображение, которое в виде обоев должно было украшать стены дворцов и залов советов в нескольких сотнях княжеств и городов, куда их рассылали. Ради прославления своей персоны Максимилиан заказывал в свою честь и поэмы. Он расположил к себе знаменитого гуманиста Конрада Цельтиса, увенчав поэта лавровым венком и назначив профессором математики и поэзии в Венском университете. Цельтис ответил на эту честь сочинением панегириков, воспевающих Максимилиана как великого охотника и воина и сравнивающих его с героями Античности и крупными фигурами немецкой истории. Кроме Цельтиса Максимилиан увенчал лаврами еще почти 40 поэтов, которые охотно взялись за производство стихов, превозносящих его правление. Максимилиан не только распорядился все это печатать, но и даровал их создателям одну из самых ранних версий авторского права. Несмотря на это, подготовленное Цельтисом издание «Германии» Тацита (I в.), дополненное отступлениями, посвященными деяниям Максимилиана, многократно перепечатывалась другими, что тоже способствовало прославлению императора[81]. Максимилиан и сам неустанно трудился над собственным образом. Под его руководством были написаны три аллегорические автобиографии, в которых он выставлял себя как самого благородного и безупречного из рыцарей. В поэме «Тойерданк» (Theuerdank) Максимилиан излагает полностью вымышленный сюжет о заглавном герое, чье имя означает «благородно мыслящий». Тот отправляется в чужую страну, чтобы взять в жены девицу Эренрайх («богатая честью»), прототипом которой стала жена Максимилиана Мария Бургундская. По пути Тойерданк преодолевает всевозможные козни врагов: рушатся лестницы, сходят лавины, пища оказывается отравленной и т. д. Добившись руки возлюбленной, рыцарь отправляется в крестовый поход. На самом деле путешествие Максимилиана из Вены на свадьбу в Гент заняло три месяца (из-за пышных приемов и пиров, на которых его чествовали), но венчался он действительно в серебряных доспехах[82]. «Тойерданк» был щедро украшен 118 гравюрами, а его текст набрали готическим шрифтом, на основе которого впоследствии разработали стандартную немецкую готику, так называемую фрактуру. В 1517 г. Максимилиан напечатал «Тойерданка» частным образом, чтобы дарить, кому пожелает, а два года спустя книга уже появилась в широкой продаже. Однако дополняющее ее сочинение «Фрейдаль» (Freydal, то есть «справедливый и учтивый»), так и не дошло до типографии и осталось, за исключением пяти иллюстраций, в рукописи. «Фрейдаль» описывает победы Максимилиана на турнирах и его поединки с более чем двумя сотнями предполагаемых противников, причем часто это происходит на глазах восхищенной публики и отмечается затем балами-маскарадами[83]. Самый известный из романов-автобиографий Максимилиана — «Белый король» (Weisskunig). Опубликованный уже после смерти автора, он рассказывает о взрослении Максимилиана, аллегорически называемого тут Белым королем, и о многих его военных походах. Роман содержит подробное описание изученных Белым королем наук: ребенком он моментально усвоил семь свободных искусств (грамматику, риторику, логику, арифметику, геометрию, музыку и астрономию), после чего взялся за изучение генеалогии, горного дела, поэзии, живописи, да, в сущности, и почти всех остальных предметов, включая язык птиц. В действительности Максимилиан с трудом овладевал знаниями и до девяти лет страдал «элективным мутизмом», то есть социальной немотой. Несмотря на это, Белый король, alter ego Максимилиана, без усилий осваивает новые языки и свободно разговаривает на семи из них. Он даже интересуется черной магией, но не до такой степени, чтобы подвергать опасности свою бессмертную душу[84]. Как правитель, Белый король желает только мира, но его со всех сторон окружают вероломство и предательство соседей. Эти соседи старательно поименованы по цветам или эмблемам: Зеленый король (венгерский), Синий король (французский), Красно-белый король (английский), Король рыб (венецианский дож), Король корон (папа), Черный король (арагонский), Король расплавленного железа (бургундский) и т. д. В творческом запале Максимилиан подчас путает цвета, так что некоторые монархи у него то и дело меняют оттенки. Когда в войне с цветными королями выпадает передышка, Белому королю приходится сражаться с ополчением нидерландских городов, которые то и дело восстают против его власти, — это Гнедая, Серая и Серая в яблоках дружины, против которых Белый король собирает Белую дружину, которая в действительности состояла из наемных головорезов. В некоторых местах Максимилиан забывает о цветах и эмблемах, поэтому швейцарцы становятся просто «деревенскими олухами», сын Белого короля (и Максимилиана) Филипп — Прекрасным королем, а французский дофин, тщетно соперничавший с Максимилианом за руку Марии Бургундской, — Плоскомордым. Названия глав, относящихся к 1509 г., говорят о довольно однообразном характере повествования: