Венсан Эсперандье и Самира Чэн были в курсе слухов и волновались не меньше Стелена. Они работали в одном кабинете и старательно избегали обсуждения темы «Убил ли Мартен Сервас подонка Жансана?». Первой не выдержала Самира. – Думаешь, он мог это сделать? Венсан метнул в нее недовольный взгляд. – Шутишь? – А похоже? Эсперандье крутанулся на кресле. – Черт бы тебя побрал, Самира, мы говорим о Мартене! – Можешь не напоминать, – занервничала она. – Вот только о каком Мартене, а? До- или посткоматозном? Он отмахнулся от ее аргументов и вернулся к экрану, бросив жестким тоном: – Замолчи. Не хочу слушать. – Не говори, что не заметил… Венсан вздохнул, снова повернулся к ней. – Что я должен был заметить? – Он изменился… – … – Он даже вычислять нас перестал! – Дай ему время. Он только что вернулся на службу. – А что тут делает эта баба? – Норвежка? Мне известно столько же, сколько тебе. – Не говори, что не видишь: он общается только с ней. – Ревнуешь? Лицо Самиры омрачилось. – Каким же тупицей ты иногда бываешь… Неужели тебя не удивляет, что иностранке он доверяет больше, чем своим? – Не знаю… Самира покачала головой. – Меня это пугает. Ужасно пугает. Даже если он ни в чем не виноват, они всё повесят на него. Готова спорить на миллион. – Если не найдем настоящего убийцу, – возразил Венсан. – Может, ты и прав, но как это сделать? И стоит ли очень стараться? А если выяснится, что стрелял Мартен? * * * На следующий день Ольга Ломброзо, заместитель прокурора при суде высшей инстанции Сен-Годанса, выглядела утомленной и не скрывала раздражения. Подобное дело – мечта всех следователей. Всех, кроме той, кому его поручили. Ломброзо выслушала сидевшего напротив жандарма, прочла его рапорт и пришла к выводу, что молодой юристке, обычно занимавшейся семейными делами, расследование явно не по плечу. Она заменила заболевшего сотрудника. В 2014 году, после повторного открытия суда, крупная региональная ежедневная газета поместила статью о «триумфальном возвращение правосудия в Комменж», но справляться с тех пор приходилось малыми силами. Одиннадцать «действующих лиц» на все про все. Работы прибывало, количество папок на столах росло, но кое-как справлялись; а вот теперь эта история размера XXL… – Говорите, полицейский? – Или кто-то, выдающий себя за полицейского, – уточнил Морель. – Но эта гипотеза маловероятна: кто еще, кроме офицера полиции, носит кобуру на бедре? – Офицер жандармерии. – Да, конечно. Морель поджал губы. Сидевшая напротив женщина снова углубилась в отчет. Он машинально отметил белую полоску на пальце и подумал: «А кольца-то нет…» – хотя не мог знать, что работа разрушила брак Ломброзо. По статистике, разводы среди судейских в Сен-Годансе оставались на одном и том же уровне: сто шестьдесят в год. Загадочное исключение составлял 2002-й. – Значит, он вышел из леса в три утра при температуре ноль градусов, выстрелил в этого типа – Жансана – и растворился в пейзаже? Она читала эту часть рапорта, как одну из сказок Шарля Перро, которые обожает ее сын. – Знаю, знаю… Я подумал о том же: изложенная подобным образом, история кажется лишенной смысла. И тем не менее все так и было. – Как в кино. Явился гребаный ночной мститель и помешал изнасилованию… Вот так просто. – Она не сочла нужным скрывать свой скептицизм. – На нем хоть не было плаща и яркого камзола? Морель не поддержал шутливого тона собеседницы. Он вспомнил, как сам отреагировал, выслушав капитана Сен-Жермеса. Чувство юмора не являлось сильной стороной его характера. Ломброзо положила папку на стол, прижала обложку кулачками, как будто та могла самовольно открыться, и жестким тоном произнесла: – Это компетенция апелляционного суда. У нас нет ни технических средств, ни людских ресурсов, чтобы его вести. Я позвоню Кати д’Юмьер в Тулузу. Думаю, они свяжутся с обеими генеральными инспекциями. Генеральная инспекция национальной полиции и Генеральная инспекция национальной жандармерии. Полиция внутри полиции. Морель кивнул, соглашаясь. От этого дела пахнет серой, дерьмом и неприятностями. Они тоже размера XXL. Его собеседница это понимает. – Кто в курсе насчет оружия и кобуры? – Слишком много народу. На месте преступления побывала целая толпа. Мы попытались уменьшить ущерб, но сказать, кто что увидел, услышал и заметил, невозможно. Она насупилась. – Значит, рано или поздно пресса докопается. – Схватила телефон. – Нужно действовать быстро. Показать, что нас не застали врасплох, что мы сразу отреагировали… Она на секунду отвлеклась от телефона. – Однако не будем строить иллюзий: ураган приближается, и он снесет все на своем пути. Легавый в роли ночного мстителя… Полный отпад – пресса будет в восторге! * * * В Тулузе Кати д’Юмьер обедала в «Саль Гос». Ей уже подали омлет и голяшку ягненка, когда в сумке зазвонил телефон. Что там было в ее сегодняшнем гороскопе? Вам придется принимать срочное решение. Убедитесь, что у вас на руках правильные карты. Мадам председательша тулузского суда всегда доверяла звездам и по мере возможности составляла гороскопы на всех, с кем ей приходилось работать. Она начинала карьеру снизу, делала ее без посторонней помощи, была помощником прокурора суда Сен-Мартена, где дела об обезглавленной лошади и детском лагере отдыха принесли ей некоторую, пусть и преходящую известность. Но суд в Сен-Мартене был слишком мелок для ее ненасытного честолюбия, и за несколько лет она оказалась главой суда Тулузы. Внешность у Кати была вполне типичная для юриста высокого ранга: строгое лицо, орлиный профиль, пламенный взгляд, тонкие губы и волевой подбородок. Большинство тех, кто плохо знал эту женщину, опасались ее, знакомые и друзья восхищались ею или боялись, иногда то и другое одновременно. Существовала и третья категория – те, кого она унизила, бездари и интриганы; эти Кати ненавидели. Она молча выслушала Ольгу Ломброзо и сказала: – Очень хорошо, присылайте дело. На ее лбу появилась еще одна морщинка. – Подать ваш любимый десерт? – спросил официант. – Может быть, баноффи-пай или слоеное пирожное с мороженым и карамелью? – Не сегодня. Принесите двойной эспрессо. Нет – тройной. Спасибо. И, если у вас есть, аспирин… – Разболелась голова? Она улыбнулась проницательности молодого человека. – Пока нет. Но скоро точно заболит. * * *