* * * – Dammit! [78] – выругалась Кирстен. – Ты слишком долго бегал, – услышал через стекло Сервас. – А ведь знаешь, что тебе это вредно. – Когда приедет папа? – невпопад спросил мальчик. Он был очень бледен и действительно выглядел уставшим. – Тихо! Не здесь! – Мужчина нервно заозирался. Вблизи он казался старше – все пятьдесят. Занимает важную должность в банке, может быть главой предприятия по производству бытовой электроники, научным консультантом или университетским профессором: от него пахнет деньгами, заработанными без особых усилий. А у мальчика под глазами тени, лицо «восковое», с желтоватым оттенком, хотя щеки мороз разрумянил. Сервас вспомнил слова директрисы: «Он был хилый, болезненный, ростом ниже большинства ровесников, часто отсутствовал по болезни – то грипп, то насморк, то гастрит…» Мартен повернулся к Кирстен, и они сорвались с места, слетели по лестнице вниз, перепрыгивая через ступени, покрытые ковровой дорожкой, пересекли холл, скользя по натертому паркету, и распахнули двери в тот самый момент, когда серая машина выезжала с площади. Боже, как они бежали к своей машине, молясь, чтобы из деревни был второй выезд! Сервасу стало жарко; свободной рукой он сорвал с шеи шарф, расстегнул молнию стеганой куртки и сбавил скорость, чтобы держать расстояние. Майор не знал, проверяется ли водитель «Вольво», но предполагал, что швейцарец его проинструктировал. Кто он такой? В одном Мартен не сомневался: этот человек – не Гиртман. Пластическая хирургия не всемогуща. Можно нарастить скулы, изменить форму надбровных дуг и носа, сделать подсадку волос, вставить линзы. Но стать ниже на пятнадцать сантиметров? Исключено… Сервас нервничал. Он чувствовал, что их вовлекли в чужую игру, навязав ее правила, как крысам в лабиринте, и сделал это человек, владеющий полнотой информации и видящий картину в целом. А тут еще расследование гибели Жансана… Совпадение двух событий – смерть насильника и присутствие поблизости швейцарца – не могло не настораживать. «Не я иду по следу – за мной кто-то наблюдает, больше того – направляет… Прямым ходом в западню?» * * * Комиссар Рембо был инспектором ГИНП [79]. Рембо́, как поэт. Правда, Ролан Рембо не был знаком со стихами своего знаменитого однофамильца. Круг его чтения ограничивался газетой «Экип» (с предпочтением статьям о футболе и регби), поэтому пальцы и клавиатура компьютера вечно были в типографской краске. Ролан понятия не имел, что поэт Артюр Рембо написал «Сезон в аду», иначе точно назвал бы так программу мер, которые решил применить к одному из коллег. Рембо сидел в кабинете следственного судьи [80] Дегранжа и обонял запах крови. Громкое будет дело. Дивизионный комиссар – некоторые сотрудники (такие же «знатоки» поэзии, как Ролан) прозвали его Рэ́мбо – был голодным волком, неутомимым разоблачителем коррумпированных полицейских. Во всяком случае, так он себя видел. Став руководителем регионального отделения собственной безопасности, Рембо сверг с престола нескольких тяжеловесов (да-да-да, только так он их и называл!) департамента общественной безопасности и отдела по борьбе с наркотиками, добился роспуска бригады по борьбе с организованной преступностью, сотрудников которой судили за «грабеж и вымогательство в составе банды, приобретение и владение запрещенными наркотическими веществами». Его начальство не волновало то обстоятельство, что дело он завел, основываясь на свидетельских показаниях наркоторговца, и обвинения вскоре сдулись как воздушный шарик; шефы Рембо плевать хотели, что он прибегал к методам, которые под иными небесами признали бы незаконным преследованием. Не разбив яиц… – далее по тексту. Рембо не воспринимал полицию как единый и неделимый институт; она была для него разнородным скоплением часовен, заповедных мест, соперничества, заурядных эго – короче, джунглями со своими хищниками, обезьянами, змеями и паразитами. А еще он знал, что цепным псам клыки не спиливают, хотя время от времени дают почувствовать длину поводка. – Что нам известно? – спросил буквоед Дегранж. Из двух сидевших за столом мужчин поэта напоминал как раз судья: слишком длинные волосы, жеваный черный галстук из джерси, клетчатый пиджак, тысячу раз выдержавший испытание сухой чисткой. – Жансана почти наверняка застрелили из полицейского оружия в тот самый момент, когда он пытался изнасиловать молодую женщину в высокогорном приюте лыжников. Его уже однажды подозревали в нападении на трех бегуний и убийстве одной из них, но потом обвинение сняли. Недавно, в ходе задержания, он получил удар током, был изуродован и долго лечился… Рембо замолчал. До сих пор он двигался по твердой почве, основываясь на фактах; теперь оказался на подступах к болоту. – Во время той погони Жансан стрелял в майора Мартена Серваса из уголовной полиции Тулузы, попал ему в сердце и отправил его в многодневную кому. Кстати, именно Сервас подозревал Жансана в убийстве Моник Дюкерруа, шестидесяти девяти лет, произошедшем в июне в Монтобане. Должен заметить, что этот офицер полиции, Сервас… – Я знаю, кто такой Сервас, – перебил его Дегранж. – Дальше. – Да, конечно… Адвокат Жансана собирался подать жалобу на полицию: он утверждает, что Сервас… загнал его клиента на крышу вагона, угрожая пистолетом, хотя шел сильный дождь и майор не мог не понимать всей опасности ситуации… – Если я не ошибаюсь, Сервас тоже полез на крышу? И разве не Жансан выстрелил первым? Ведь у него было оружие, так? К двум морщинам на лбу Дегранжа добавилась третья. – По словам адвоката, майор Сервас пытался убить его клиента. Судья кашлянул. – Вы ведь не верите подобным заявлениям, комиссар? Мне известно, что слово наркодилера для вас весомей слова полицейского, и все же… Рембо решил, что ослышался. Он достал из папки лист бумаги и подтолкнул по столу к Дегранжу. – Что это? – В жандармерии составили фоторобот человека, застрелившего Жансана. Со слов Эмманюэль Вангю, его, благодарение господу, несостоявшейся жертвы. Дегранж что-то пробурчал, но Рембо не уловил тональности. Судья взял рисунок – лицо с правильными чертами, затененное капюшоном. Рот, нос и глаза разглядеть невозможно. Портрет более чем условный… – Желаю удачи в поисках, – сказал он, возвращая портрет Рембо. – Не находите, что он похож? – На кого? – На Серваса. Дегранж побагровел. – Все ясно, – опасно тихим голосом начал он. – Послушайте, комиссар, я наслышан о ваших методах… и не одобряю их. Касательно разгромленной вами бригады… Мои коллеги заново и очень тщательно изучают дело, и самое малое, что можно сказать уже сейчас, – ваш свидетель был, мягко говоря, ненадежен. Скажу откровенно – я не хочу оказаться в подобной ситуации… Некоторые полицейские из других служб подали директору департамента общественной безопасности жалобу на злонамеренное преследование с вашей стороны. Примите мой совет – действуйте очень осторожно и… тактично. Дегранж не повысил голоса, но в его словах прозвучала неприкрытая угроза. – Тем не менее я не стану закрывать глаза на подобные действия – если они и впрямь имели место быть. Продолжайте расследование в рамках, которые я определил. Принесите в клювике что-то конкретное, реальное, весомое – и правосудие свершится, будь то Сервас или любой другой виновный. – Мне нужен ордер для проведения баллистической экспертизы, – не моргнув глазом заявил Рембо. – Баллистической экспертизы? А вам известно, сколько в этом департаменте полицейских и жандармов? Собираетесь проверять все оружие? – Только пистолет майора Серваса. – Вы плохо меня слушали, комиссар? – Он был ночью в Сен-Мартен-де-Комменж! – перебил собеседника Рембо. – Той самой ночью, когда Жансана пристрелили в нескольких километрах от города. Это зафиксировано в его собственном рапорте! Я только что с ним ознакомился. Он достал из папки несколько страниц и протянул судье. – Здесь написано, что Жансан позвонил ему среди ночи. Сказал, что видел майора в Сен-Мартене, напомнил о вечере, когда его ударило током на крыше вагона, укорял за исковерканную жизнь, попросил о разговоре, а когда тот отказался, упомянул дочь. – Чью? – Серваса. Дегранж неожиданно заинтересовался. – В каком ключе он ее упомянул? Рембо сверился с копией рапорта. – Сервас сказал, что ему есть чем заняться, а Жансан ответил: «Знаю. Дочерью…» Майор взбесился и среди ночи помчался в Сен-Мартен. Вышка на выезде из города зафиксировала его телефон. Потом… Тут становится интересно… Подняв глаза, Рембо встретил холодный взгляд судьи, но нимало не впечатлился. Ничего, сейчас он собьет с него спесь. – Сервас утверждает, что кто-то прятался в парке у сен-мартеновских терм, а когда он решил подойти, человек побежал к лесу. Он погнался за ним, но тот исчез. По словам майора, он не рискнул углубляться в чащу, вернулся к своей машине и нашел под «дворником» записку. – И что в ней было написано? – «Испугался?» – так утверждает майор. – Он сохранил записку? – В рапорте это не отражено. Судья смотрел на Рембо, не скрывая своего скепсиса. – Итак: он вступал в контакт с Жансаном в ночь, когда того застрелили, я правильно понял? – Застрелили из полицейского оружия, – подчеркнул Рембо. – Или из оружия, украденного у полицейского. Кто-нибудь заявлял об утере пистолета? – Как раз сейчас это выясняется. – Я не понимаю. Жансана убили в три утра в горах; Сервас утверждает, что в полночь был в Сен-Мартене. Что произошло за этот отрезок времени? – Он мог солгать. Ничего, узнаем, когда отследим телефон. Есть другая гипотеза: майор опытный человек и знает, что мобильник его выдаст. Кто-то мог видеть его у парка или у терм. Он возвращается в Тулузу, оставляет телефон и вновь отправляется в Сен-Мартен… – Вы проверили, чем занимался Жансан около полуночи?