— Они не имеют права! Это просто незаконно! — Чую, что-то хреновое замышляется. Если воспитатели совсем страх потеряли, то могут и на преступление пойти, — подлил масла в огонь Валентин. — Какое, к черту, преступление? — Ромзес недоуменно пожал плечами. — Что ты несешь? — А вот, хотя бы, на органы нас продадут, — смакуя каждое слово, сказал Валентин. — Знаешь, сколько стоит твоя юная печень? А сердце? А у Шанель такая кожа — так и просится на пересадку. И глаза! А ну — кому прекрасные голубые глаза? — Да пошел ты знаешь куда?! — взвизгнула Шанель. — Мне и так страшно, зачем ты… Она не закончила фразы и разрыдалась. Утешать ее подался было Гера, но его отпихнула Настя. Обняла подругу, усевшись с ней на аккуратно застеленную кровать Ромзеса. — Да я не понимаю, чего вы переживаете, — легкомысленно сказал Вовчик. — В случае чего я через окно уйду. — С третьего этажа? — выглядывая в окно, мрачно поинтересовался Пашка. — Спрыгну! Не веришь? — Паркурщик херов! А девочки? — Все, стопэ! — Ромзес решительно поднял руки. — Никто никуда прыгать не будет. Один поломается — остальных в подсобке запрут. — И что делать? — спросила Настя, продолжая гладить по голове заплаканную Шанель. — Звонить надо. Своим, в полицию… — Уже, — с трубкой у уха сказал Вовчик. — Сети нет. Вообще. — Вот влипли… — заскулил Гера. — И что, ничего нельзя сделать? — всхлипнула Шанель. — Попробовать можно, — сказал Вовчик. — Не зря же нас в спецшколу приняли. Значит, мозги у нас есть… — он задумался. — Можно попробовать усилить сигнал. Антенну сделать или что-то вроде этого. — Давай попробуем, — мрачно кивнул Ромзес. — Только сначала забаррикадируем дверь. — Зачем? — удивился Валентин. — Я нашим воспитателям больше не доверяю. С этого момента мы в осажденной крепости. Когда нахлынула тьма, первое, что он сделал, — попытался выйти на «рабочий стол» нейрофона. Для этого предполагалось трижды мысленно, но отчетливо произнести команду «домой». Система проигнорировала команду. Следующей возможностью была перезагрузка нейрофона. Для этого необходимо было с усилием зажмуриться на несколько секунд и так же отчетливо мысленно сказать: «Перезагрузка». Проблема пришла с неожиданной стороны: жмуриться было нечем. Он не ощущал глаз. Более того — вообще не ощущал собственного тела. После этого сама собой отпала возможность сброса системы. Стало вообще не до этого. «Что-то с нейрофоном», — проплыло в сознании. Это было лишь защитной реакцией разума, так как ничего не объясняло, нейрофон нейрофоном, но что случилось с его телом? Последнее, что он помнил, — замершую перед ним цель. Точнее — глаза цели. Слишком умные. Слишком живые, чтобы быть лишь плодом иллюзии. Что же было дальше? Он выстрелил… Или не успел? Проклятье — воспоминания как ножом отрезало. С этого момента в памяти начиналась тщательно записанная пустота. Он не знал, сколько времени находился во тьме. Единственное, что он осознавал, — он не спит. Это было странное состояние между сном и явью, в котором не было места никаким ощущениям. Хотя можно было предположить, что он умер и душа перешла в какое-то новое состояние. В таком случае впереди его ждала вечность такой вот тишины и неподвижности. Черт возьми… Это больше всего напоминало самый настоящий Ад. То самое место, где ничего нельзя изменить, где безраздельно царит страх и боль, куда более сильная, чем физическая, где кошмар растягивается в вечность. Хотелось завыть от страха и безысходности — но даже этой возможности не было у его запертого в черную клетку Я. В мрачные размышления о вечном ворвался щелчок. Как он мог слышать, не имея ушей? Но он слышал! Сами собой дрогнули веки. Надо же — он снова стал что-то чувствовать! Еще щелчок — и он открыл глаза. Странная картина: к щеке прилипла стена, на которой невероятным образом, под прямым углом к ней, подошвами прилип человек. За спиной этой темной фигуры багровело закатное солнце. Где-то он видел этого парня… Рассудочное мышление возвращалось неохотно. Но все же до Прохора дошло: это не человек прилип ногами к вертикальной стене, это он сам наблюдает за происходящим, неподвижно лежа лицом на плоской крыше. А человек этот — та самая цель, которую он так и не успел ликвидировать. — Я проиграл… — прохрипел Прохор. — Проиграл… Человек приблизился к нему — и снова раздался щелчок. Теперь стало ясно: так щелкает пальцами незнакомец. Щелчок удивительным образом привел его в чувство — во всяком случае, к Прохору медленно возвращались ощущения. Незнакомец подошел ближе, присел на корточки и положил ему на висок сухую ладонь. Тело содрогнулось и изогнулось — как будто от руки побежали электрические разряды. Руки и ноги быстро обрели чувствительность, но вместе с ней во все тело пришла боль. Прохор зарычал. Незнакомец снова щелкнул пальцами — и боль ослабла. Не прошла окончательно, но отступила куда-то на второй план. — Что происходит? — сипло спросил Прохор. Незнакомец не ответил. — Кто ты? Человек проигнорировал и этот вопрос. Он продолжал держать ладонь на щеке Прохора, как будто сильнее вдавливая его в плоскую поверхность крыши. — Тебя же не существует! — бормотал Прохор. Говорить — единственное, что он все еще мог делать по своей воле. — Ты же просто цель! Ты просто персонаж из компьютерной игры! — Если я — персонаж игры, то кто ты? — твердым глуховатым голосом поинтересовался незнакомец. — А ты все же можешь говорить! — оскалился Прохор. — Я стрелял в тебя… Значит, я промазал? — Стрелял? Нет. Выстрелить ты не успел. Но дело не в тебе. Ты — отличный игрок, если тебя это успокоит. Как бы там ни было, ты один добрался до меня живым. — Значит, игра продолжается? — Только не для тебя. — В смысле? — Как ты собираешься играть без нейрофона? Насколько я понимаю, это нейрофонная игра. — Я не понимаю… — Твой гаджет вышел из строя. Сгорел. — Как это — сгорел? Хотя — плевать. Черт с ним, куплю новый… Но погоди… Как же я с тобой разговариваю? — Так же, как это делали миллионы людей до тебя. Ртом. Языком. Гортанью. Словами, наконец. — Не пытайся сбить меня с толку! Тебя же не существует… — Прохор осекся. — Ты хочешь сказать… Ты реальный? — Смотря что считать реальностью. — Ты мне этой философией мозг не рви… — Прохор сплюнул густой, тянущейся слюной, тут же повисшей на краю рта. Он все еще не мог поднять голову. — Я сейчас не настроен на диспуты. — Да. Я реален. Не более и не менее, чем ты… Так… А теперь попробуй подняться. Прохор ощутил вдруг забытую легкость в районе шеи. Попробовал сесть. Получилось не очень — потребовалась помощь незнакомца. Тот привалил его спиной к надстройке напротив себя. Устало выдохнув, Прохор уставился в собеседника еще не вполне осмысленным взглядом. — Погоди… — слабо сказал Прохор. — Если ты реален… За кем же мы тогда охотились? — Я полагаю — за мной, — спокойно ответил темноволосый парень. — Черт… — Прохор помотал головой. — Так ты, выходит, как бы тоже играл? — Нет. Я не играю собственной жизнью. Уже начиная о чем-то догадываться, Прохор ощутил нарастающий где-то в глубине души ужас. Впереди него бежала растерянность и буквально сбивающее с ног чувство нереальности происходящего. Нет… Не может быть. — Но оружие… — в этом вопросе Прохор собрал в кулак всю оставшуюся надежду. — Оно ведь ненастоящее. Виртуальные игрушки, да? — Ты про это? В руках незнакомца теперь были два знакомых ТТ. Прохор напрягся, но собеседник и не думал обращать оружие против его хозяина.