Напарники оказались в темном чулане, из которого внутрь вела еще одна дверь, также оказавшаяся запертой. Открыть ее тоже не составило труда. Прохор осторожно выглянул — там оказался длинный, бледно освещенный коридор с дверьми по обе стены. Он уже хотел спокойно выйти, но вдруг услышал шаги — и вернулся обратно, прикрыв за собой дверь. Оставил лишь щелку, через которую можно было наблюдать. По коридору прямо в их сторону неторопливо шла строго одетая женщина в изящных очках без оправы. В ее походке было что-то странное, даже неприятное. Наверное, то, что двигалась она как-то механически, как лунатик. Чем ближе она подходила, тем яснее становился виден ее неподвижный остекленевший взгляд. Становилось даже не по себе: похоже, она приближалась прямиком к двери в чулан, где спрятались чужаки. Шуму они наделали, что ли? Одно ясно: если эта дама увидит их, то через ее нейрофон их увидят и ее кукловоды. То, что в странном поведении дамы виноват нейрофон, Прохор даже не сомневался. Женщина остановилась прямо перед дверью. Точно: в ее ухе виднелся кругляш нейрофона. Женщина постояла, пялясь прямиком на дверь. И повернулась к ней спиной. Направилась обратно. Прохор перевел дух. — Сейчас уйдет — выйдем, — прошептал он Клещу. — Главное — быстро найти… Договорить он не успел. Дверь резко распахнулась. На пороге стояла та самая женщина в очках. Это был момент истины. Сейчас она подымет крик — и операцию можно считать проваленной. Рука Клеща метнулась к кобуре пистолета. Это было худшее, что можно придумать. Мало того, что будет убита невинная, в общем, жертва нейросети, так еще и шуму наделают, привлекут внимание. Решение пришло мгновенно, и было оно неожиданным для самого Прохора. Он сделал резкий шаг навстречу женщине и положил руки ей на голову. Дама осела на пол — как будто из нее резко выдернули позвоночник. Прохор едва успел подхватить ее и затащить в глубину чулана. — Что это было, черт возьми? — изумленно спросил Клещ. — Не ори, — сидя на корточках над телом, сказал Прохор. — Лучше дверь закрой, пока нас другие не засекли. Клещ послушно прикрыл дверь, щелкнул фонариком, разгоняя мрак чулана. Присел рядом с напарником, спросил: — Чего это она грохнулась? Прохор вынул из уха женщины почерневший кругляш нейрофона, показал Клещу: — Гаджет перегрелся. Клещ брезгливо взял нейрофон, покрутил в руках, подсвечивая фонариком: — Значит, не врал про тебя Маньяк… — Не врал. С кардиостимулятором ко мне лучше не приближаться. — И что теперь с ней? Померла? Пожав плечами, Прохор снова положил руку на голову женщине. Прислушался к своим ощущениям. Если в момент своей внезапной «атаки» он думал только о том, чтобы остановить врага любой ценой, то теперь главным его чувством стало сострадание. Оно отдалось легкими уколами в кончиках пальцев и передалось женщине… Та протяжно вздохнула — и открыла глаза. — Кто вы? — тихо спросила женщина. И вдруг с неожиданной резвостью поднялась на ноги. Ее качнуло, но на этот раз уже Клещ подхватил ее под руки. Прохор с изумлением поглядел на даму. Поднял с пола оброненные ею очки, протянул даме со словами: — Как вы себя чувствуете? — А как я должна себя чувствовать? — неуверенно ответила дама, надевая очки и подслеповато разглядывая незнакомцев. — Нормально. Только… Она коснулась уха — и не нашла там искомого. Клещ любезно протянул ей обгорелую «таблетку» нейрофона: — Ваше? Дама шарахнулась от гаджета, как от ядовитого насекомого: — Уберите это от меня! Уберите! — Да ради бога, — Клещ швырнул «таблетку» в темный угол. — Никто не заставлял вас пользоваться нейрофоном. Это был ваш выбор. — Вы просто не понимаете, — бормотала дама, нервно массируя виски. — Это страшно… Страшно… — Что — страшно? — Когда ты… Как марионетка… Когда твое тело живет само по себе. Когда тобой двигают, как роботом. И разум как будто заморожен… Это страшнее, чем смерть. — Ну уж, страшнее, — хмыкнул Клещ. — Скажите лучше, где дети? — Дети? — дама насупилась, недобро поглядела на Клеща. — А вы, вообще, кто? — Мы те, кто избавил вас от того, что, по вашим словам, страшнее смерти, — спокойно сказал Прохор. — И те, кто не хочет, чтобы то же самое сделали с вашими подопечными, — добавил Клещ. — Вы же училка? Э-э… учительница? — Я по воспитательной работе. — Не важно. Вы нам поможете? Иначе скоро здесь появятся те, кто сделает из них таких же кукол. — Кукла… — прошептала дама. — Какое точное слово! Я чувствовала себя куклой. — У нас нет времени обсуждать ваши чувства! — процедил Клещ. — Вы будете нам помогать? Или я запихну нейрофон обратно вам в ухо. — Ладно-ладно… — пробормотала женщина. — Вы же не сделаете им ничего плохого? Прохор приподнял бровь: — Плохого? Хуже, чем собирались сделать вы? Дама прикусила губу. Видать, он попал в болезненную точку. — Идите за мной, — сухо сказала дама. — Только тихо. Есть еще двое воспитателей. Если нас обнаружат… Она запнулась. — То они нас в угол поставят? — невинно поинтересовался Клещ. — Или отшлепают? — Нет, — сверля его сквозь очки стеклянным взглядом, сказала дама. — Позовут тех, кто вас пришлепнет. Пока дама вела их коридорами и лестничными пролетами куда-то на третий этаж, Прохор напряженно думал. Как получилось, что он сумел избавить человека от нейрофона, при этом оставив его в добром уме и здравии? По крайней мере на первый взгляд. Ответ напрашивался примерно такой: его «дар» гораздо слабее Букиного. И, стало быть, своим воздействием он наносит куда меньший вред носителю нейрофона. И, соответственно, легко возвращает его к жизни. Следовало принять эту версию за рабочую и действовать исходя из нее — просто чтобы не тратить времени на бесцельные размышления. — Тихо! — сказала дама. — Слышите шаги? Прохор кивнул. Клещ снова потянулся к кобуре. — Кажется, физкультурник наш, — прошептала женщина. — Он вроде представителя от этих… — она запнулась. — Кукловодов. — Не бойтесь, — сквозь зубы процедил Клещ. — У меня этот представитель быстро преставится… — Пожалуйста, не причиняйте никому вреда… — взмолилась женщина. — Они не виноваты! — Ничего не могу обещать, — равнодушно отозвался Клещ. — Зависит от их поведения. Я добрый, пока не разбудят во мне зверя. Клещ сделал знак: «Вперед!» Они тихо двинулись дальше. Дверь в тридцать третьей была завалена настоящей баррикадой: в основе две поставленные одна на другую кровати, поверх — перевернутый стол без ножек и пара тумбочек. Дверная ручка намертво примотана полотенцами к кровати. Если кто и начнет дергать за ручку снаружи — прорвется он не сразу. Отвинченные ножки стола пошли на дубинки — парни были настроены решительно. Вряд ли такое оружие позволило бы продержаться против серьезного противника. Но показать зубы они сумеют. — Как ты думаешь, Вовчик, нас кто-нибудь услышит? — упавшим голосом спросила Шанель. Она разглядывала странную конструкцию из проволоки и фольги от шоколадок, выглядывающую из окна. От своеобразной антенны тонкий проводок тянулся к разобранному смартфону Вовчика. — Понятия не имею, — отозвался тот. — Я настроил устройство на сканирование частот и периодическую отправку СМС по номерам аварийных служб. Может, какое из сообщений и пробьется. — Ни черта не пробьется, — заявил Валентин. — Вовчик просто себе цену набивает — мол, какой он продвинутый. А так — все это просто пляски с бубном. — Может быть! — с вызовом, машинально поправляя очки, ответил Вовчик. — Если у тебя есть варианты — давай, предлагай! — Я говорил уже — связать веревку из простыней и из окна удрать, — лениво отозвался Валентин. — Но вы же против. — Мы не против, — возразил Ромзес. — Но вы же видели: внизу постоянно дежурит кто-то из воспитателей. Оставим это как крайний вариант. — Мальчики, мы есть хотим! Пить хотим! — пожаловалась Настя. — Правда, есть очень хочется, — жалобно подтвердил Гера. — Может, как-то выбраться попробуем потихоньку?