Часть 14 из 46 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты думаешь, что Дэдди Дон придет к Романо и скажет ему, что Кельт, и правда, жив? – скептически уточнил Еж.
Слова Норзера походили на бред, но тот лишь довольно улыбался.
– А он жив? – переспросил Атлас. – А так ли это важно для Романо, когда у него мое золото? – и интригующе поиграл бровями. – И как теперь выглядит все со стороны? – подвел к престижу безумный убийца, решивший показать фокус всему Нордэму.
Хейз замер в недоумении, когда понял к чему все шло. Внезапный свидетель, развязавший копам руки, девчонка, Эй Джей и Джулия все еще не с двумя пулями в сердце. Теперь Хейзу был очевиден престиж, и он был, по меньшей мере, гениален! Вот только самому Хейзу он был далеко не на руку…
– Быть не может… – ошарашено выдохнул Еж.
Весь его план по получению власти, когда Норзер рассказал о нем в своем престиже. Как же Хейз просчитался. Норзер гениальный манипулятор. Он заставил всех и каждого отыграть свою безумную партию, чтобы подвести к главному… к Шаху и Мату, после которого ничто уже не имеет значение….
– И все же, – не мог не отметить Эванс. – Дама не бьет Короля, – на что был удостоен только хитрой усмешки.
***
Сжимая и разжимая кулаки, Коннор смотрел вслед трем фигурам, уходящим прочь из переулка. Чудом вывернувшись из цепких лап правосудия, они опять выходили сухими из воды. Кельт был жив и в Чикаго, что уже вне юрисдикции комиссара Моргана, значит, у нордэмской полиции нет возможности затормозить эти сведения, а пока Лэнгли доберется до Иллинойса, пройдет суток двое, не меньше. Моргану это играло одновременно на руку и против него. Теперь комиссар мог задержать подозреваемых на сорок восемь часов до выяснения обстоятельств, то есть до выяснения личности подозреваемого из Buffalo Grove, коим без сомнения окажется Ашер. Вот только на руках Моргана был действующий ордер на арест не Ашера Эванса, а совсем других людей….
– Арестуйте их, – уняв клокотавший в груди гнев и вернувшись к рациональному мышлению, когда перспектива расквасить рожу Адама так заманчиво маячила перед ним, Коннор понял, что Ашер не просто засветился в Чикаго.
– Иллинойс подтвердит личность… – обреченно мотал головой комиссар.
– Арестуйте, немедленно! – Уэст чувствовал, как что-то надвигается. Кожей ощущал каждый дюйм грядущей беды.
– Через сорок восемь часов Чикаго опровергнет сведения о смерти Ашера Эванса, и Мэйсоны пройдут как свидетели… – все еще сопротивлялся Морган.
– У вас будет сорок восемь часов, нельзя выпускать их на улицы! – Уэст слишком поздно понял их с Морганом оплошность.
– Потом их придется отпустить… – Морган только тяжело вздохнул, его можно было понять, он не хотел подставлять департамент.
– Живыми, – закончил за него Коннор. – Через сорок восемь часов Ашер Эванс будет официально жив, с них сняты обвинения, сейчас он мертв для всех, и Адам Ларссон – его подмена, если Ван Смут сказала нам, кому сказала об этом Ронье? – объяснил Уэст, что называется, на пальцах.
– Черт, – спохватился Фрэнк, когда они с Маркес уже бежали к выходу из переулка.
– Стойте, вы арестованы…. – кричал Закари, так как на Уэста никто уже попросту не среагирует.
Ларссоны и Эванс затормозили и повернулись к бегущим за ними полицейскими.
– Это шутка? – удивился Лиам, повернувшись.
– Стойте! – кричали Уэст и Маркес, наперегонки спешившие к ним.
– Да пошли они, идем, – Адаму тянул Эванс к выходу на главную улицу, и Лиам пошел вслед за ним и едва не сшиб мужчину, перегородившему ему дорогу.
– Адам Ларссон? – уточнил незнакомый человек, обратившись к нему.
– Ты еще кто? – не понял Адам, низко прорычав и игнорируя крики копов.
Лиам же, заподозрив неладное, озирался вокруг. Копы бежали к ним со всех ног, и даже отметеленный Уэст не останавливался, вопя:
– Стойте, вы арестованы! – Уэст задыхался на бегу, и теперь уже Адам оглянулся назад.
– Тебе привет от Альберто Романо, – спрятанный под пальто револьвер блеснул в свете автомобильных фар проезжавшего автомобиля.
– Адам, осторожнее, – Лиам бросился на брата и сбил его с ног, накрывая собой, когда выстрел прогремел в паре ярдов от них.
Адам рухнул на брусчатку, ударяясь затылком со всего маху, и лежал прижатый телом Лиама сверху. Не успев отпустить руку Эванс, Адам утащил ее за собой, и Эванс по инерции полетела вслед за мужчинами. Пролетев несколько футов вперед, упала навзничь, собирая лужи одеждой, и откатилась, когда Адам выпустил руку. Стрелявший подошел ближе, точнее наводя прицел, но вовремя подоспевший Уэст снес его с ног, и вторая пуля рикошетом от брусчатки ушла в сторону дороги.
Морган и Закари взяли стрелявшего на мушку, пока Маркес зачитывала ему права и заламывала руки за спину. Когда Коннор подбежал к ним, все было уже кончено. Как и в прошлый раз, когда люди Ронье оказался куда расторопнее. Сержант Закари, упав на колени, осторожно перекатил Лиама на спину. Оба Ларссона были без сознания с растекшимся кровавыми пятнами на груди, но только у одного в груди зияла дыра от огнестрела.
Коннор не ждал, когда она поднимется на ноги. Схватил прямо с брусчатки почти невесомое для него тело, унося его подальше отсюда, вверх, чтобы ей не пришлось этого видеть. Морган не стал его останавливать, вызывая «911», но по взгляду комиссара было понятно, что, скорее всего, они уже опоздали.
– Говорит комиссар Морган, гостиница Посейдон, огнестрельное ранение в грудь, личность потерпевшего, – сглотнул он, и продолжил, вздохнув: – Лиамель Ларссон.
Выбор
Проехав вперед несколько кварталов к дому Мэйсонов, Ашер застыл в ужасе от увиденного. Дом полыхал как рождественская свечка. Бросив машину неподалеку, он вбежал в дом, миновав толпу соседей и двух патрульных офицеров, пытавшихся удержать людей, которые подходили слишком близко к пеклу и снимали все на камеры мобильных телефонов. Никакой взаимовыручки. Пригород – одним словом.
– Стойте! Туда нельзя! – патрульный только предупреждал, но никак не препятствовал проникновению постороннего человека в пылающий дом.
Когда Ашер попал внутрь дома чаты Мэйсон, огонь уже захватил первый этаж. Тело Говарда Мэйсона лежало прямо на лестнице. Видимо, он спешил наверх, но ему под семьдесят, а от дыма и у Эванса повело в голове. Ашер перескочил через тело мужчины и поднялся на второй этаж, где воздух заволокло густой пеленой. Вопли пожарных сирен подгоняли его, но при таком бушующем огне пожарные вряд ли смогут помочь. Сейчас у них в приоритете будет стоять локализация открытого огня и предотвращение его распространения на соседние жилые дома.
Вбежав по лестнице и открыв дверь в первую же комнату, Ашер понял, что это хозяйская спальня по телу Оливии, лежавшему возле кровати. Сквозь гарь и копоть он ринулся вперед по коридору к следующей комнате и, открыв дверь, ничего не видел от заволакивающего пространство дыма.
– Мэл! – крикнул Эванс, задыхаясь. – Мэлоди! – откашливался Ашер и продолжил звать девочку. – Мэл! – орал он в густую пелену из сажи, и тихий плачь из ванной отзывался ему.
Ашер бросился к двери в ванную, открывая ее рывком, чего при открытом огне делать категорически нельзя, но выбора у него не оставалось. Пожарным не успеть. О, чудо! Сквозняка не почувствовалось, и огонь не хлынул прямо в ванную, в которой ребенок забился под раковину. Споткнувшись обо что-то мокрое, Эванс заметил, что Мэл заткнула дверь мокрыми тряпками и включила воду, спрятавшись в груде мокрого грязного белья. Дыма здесь стараниями девочки было куда меньше, чем в комнате Мэйсонов.
Мужчина схватил мокрое полотенце с пола, накинул его на девочку и, взяв ее на руки, побежал к лестнице с Мэл на руках. Лестница была полностью объята огнем, отрезав путь к отступлению перед самым носом. Путь был только вверх. Идея лезть туда, конечно же, отвратительная, но огонь лизал пятки, и выбора не осталось. Быстро забравшись на чердак и прижимая ребенка к себе, Эванс скинул дымившееся полотенце и осмотрелся. Одно маленькое окошко на фронтоне. Ему не выбраться, но Мэл пролезет. Выбив стекло с ноги, Эванс помог девочке вылезти на крышу крыльца и наказал ей строгим голос:
– Кричи, как можно громче!
Девчушка с измазанными копотью косичками кивнула и подбежала к краю крыши, зовя на помощь. На крик ребенка моментально откликнулись пожарные, приставляя лестницу к покрытой черепицей и пока что целой крыше, снимая оттуда Мэл.
Эванс только вздохну с облегчением, когда девочка уже оказалась на земле в руках пожарных, и осмотрелся по сторонам. Вот и конец. Ему не выбраться. Полыхающий внизу огонь стремительно подбирался к двери чердака. Еще пара минут и перекрытия рухнут, погребая Эванса под собой, если, конечно, еще раньше он не задохнется от дыма, щипавшего горло.
История повторялась, подводя ее к логичному завершению. Прошлый раз это было подступающая и льющаяся со всех сторон вода. На этот раз вездесущий и беспощадный огонь. Икар сам загнал себя в ловушку, где и спалит свои крылья. Опять. Снова. Главное, что не зря.
Эванс сел на пол и прислонился спиной к стене, глядя, как пламя лижет дверь чердака с внешней стороны. Дышать становилось невыносимо трудно. От нехватки кислорода в глазах темнело. Усмехнувшись, он достал из кармана сигарету, закуривая в последний раз. «Кельт жив», – посмотрел он на экран телефона и усмехнулся. Ложь. По крайней мере, скоро станет таковой. Дабы не подставлять Адама, Эванс стер сообщение.
Умирать в одиночестве оказалось паршивой затеей. Умирать в одиночестве второй раз за десятилетие – виделось теперь ему главной семейной традицией, в соблюдении которой он преуспел, как никто. Он в сотнях миль от родного города, в паре часов полета от всей его прошлой жизни, в которую никогда больше не вернется.
Мда, не так он хотел бы встретить Рождество, умирая запертым огнем на чердаке дома в пригороде, мать его.… Даже посреди колючих песков знойной пустыни он не чувствовал себя настолько одиноким, каким видел себя в этот последний момент. Наверное, потому что в те разы никто не ждал его возвращения, а сейчас… Ашер был уверен. Ждут. Наедятся и ждут, но, увы… Выдыхая дым и лишь разбавляя окружающий его смог дыханием, он прикрыл глаза, ослепленный пламенем огня, как когда-то нещадно палящего Солнца.
***
Этот путь был бесконечным. Начинался он от распахнутых и покосившихся дверей Посейдона, пропустивших их внутрь полумрака замкнутого пространства. Затем несколько мучительно долгих мгновений поездки на старом лифте, на панели с продавленными и поцарапанными кнопками которого Уэст, не думая, жмет на самый верхний этаж онемевшими пальцами. Запертые в кабине лифта, еще не до конца отойдя от гула выстрела в ушах, огорошенные, с колотившимися сердцами и рваным дыханием, они словно в свободном падении между прошлым, где все еще вполне сносно, и настоящим, где ничего уже нельзя исправить.
– Пусти, – прошипела она, едва их ноги коснулись загаженного шифера крыши рядом с флигелем здания старой гостиницы.
Голуби, напуганные их внезапным появлением, встрепенулись и вжались в облюбованные ими для ночлега насесты, недовольно гурля, размахивая крыльями, стреляя сонными глазами с моргающим средним веком.
– Пусти! – приказ звучал громче с обидой и злобой, лаял резкими нотками на всего парочке гласных.
Уэст не ответил. Скорее по наитию, чем по привычке проверил целостность конечностей и, конечно же, ее дурной головы, но каким-то только ей известным образом девушка вывернулась из коповской хватки, отталкивая чужую руку. Рванула со всех ног к балюстраде, перепрыгнув старый аккумулятор с намотанными на нем проводами и клеймами и прикипевший к шиферу за годы. Коннор едва успел ее остановить, оттаскивая за шкирку от края крыши. Не дал посмотреть вниз и увидеть свое убитое настоящее, которое еще недавно было ее живым прошлым.
– Не смотри! – теперь приказывал уже он.
Крик был живой, человеческий, с легким механическим оттенком от нервозности, но голос звучал расстроено. Коннор знал. Она не должна этого видеть. Всего один взгляд и это запечалится в ее голове навсегда, и Уэст будет тут уже бессилен.
– Отвали, – с надрывом крикнула она, пролетая пару-тройку ярдов назад к флигелю от его уверенного рывка за воротник поношенного пальто.
Теперь он понимал. Молчал и понимал. Встал у края крыши, готовый стоять насмерть, только бы не пустить ее познать последнее, после чего ее уже может здесь не быть. То, что ее окончательно сломает. И настанет проклятое Тихо. Пусть лучше кричит и бесится, но живет.
– Ларссон знал, на что идет, – крикнула она так, что от ее визга голуби встрепенулись и нахохлились. – Он знал, чем рискует, – подводила она к логичному итогу и осуждала за столь трепетное теперь отношение к ее затронутым чувствам, которые пятью минутами ранее он так легко втоптал в нордэмскую грязь, смешивая с мусором на глазах у копов.
– Мне жаль, – искренне едва выдавил он на пределе слышимости для себя, для нее, для проклятых и вездесущих голубей, которые только раздражали его и ее своим присутствием.
От реальности не убежать, не спрятаться за тинейджерским флэшмобом и не устроить глупый челлендж. Вот, что бывает, когда поздно наступает и приходит за тобой. Так бывает, когда поздно – действительно поздно. Эванс пора бы уже это понять, а Уэсту попытаться донести до нее, не переступая грань между запуганной девушкой и чокнутым социопатом.
– Мне, правда, жаль, – звучит уже громче и увереннее, и в серых глазах вспыхивает непонимание, неверие, отрицание.
– Отойди, – шипит она сквозь зубы, но Уэст не двигается с места. Застывает на краю крыши статуей подобно седым от голубиного помета горгульям, некогда украшавшим крышу старой гостиницы. Он не подпустит ее к той самой грани, чтобы она оказалась за ней.
– Отойди, черт бы тебя побрал! – ее крик настолько громкий, что голуби, чей покой они так неожиданно потревожили, срываются с мест, взмывают вверх и запутываются в проводах, падая и сбиваясь с пути.
Уэст только качает головой. Каждый из них готов стоять на своем до последнего. Он – готовый защитить общество от нее, а ее – от нее самой. Она – готовая снести все на своем пути последним падением в пропасть.
– Романо хотел убить Адама, но… – Уэст не договаривает, что и так понятно, подталкивает ее к осознанию, медленно отпускает ее надежды в свободное падение, – мы с Морганом поняли это слишком поздно, – оправдывается для себя, не для нее.
Эванс молчит. Тихо надвигается невидимым фронтом, опускается куполом на просевшую крышу, а с лица искаженного болью постепенно соскальзывает человечность.
– Отойди, – она тянется под пальто за старым Кольтом и наводит его на последнюю преграду перед полетом в пропасть.