– Чем же, позволь узнать? Битым стеклом? – скептически спросил Грегори и даже не улыбнулся. – Водой из местного водопровода, примесей из нее до обеда хватит, – отбросив ложку, Адам влил в себя горячий кофе, желая прояснить мысли. – Сомнительный у тебя был ужин, – осуждающе ответил Ларссон старший. – И с сомнительными личностями, – Адам допил чашку и потряс ей перед отцом, требуя еще, но Грегори только отрицательно покачал головой и указал на тарелку, отодвигая кофейник от сына. – Хейз взорвал номер, когда там были только младшие, – отчитывался он, пережевывая безвкусную массу, и пытался заставить себя ее проглотить. – Целы? Живы? Здоровы? – с легкой нервозностью уточнил Грегори, но от просмотра страниц с мелким шрифтом не оторвался. – Живее всех живых, – подтвердил Адам. – Лиам еще и копа напоить до полусмерти успел, – хмыкнул он и опустил все подробности о состоянии матери Ника, но Грегори только выжидающе посмотрел на него поверх очков. – Она тоже в порядке, – осекся Адам и занервничал под тяжелым взглядом отца. – Конечно, – закивал Грегори. – Ты возвращаешься под утро весь помятый, но, без сомнения, довольный. Как ей быть не в порядке! – ехидничал отец, и Адам догадался, что мать уже донесла до него последние сплетни. – Ешь, – уже чуть ли не прикрикнув на сына, Грегори отодвинул от него кофейник, когда Адам сам потянулся к нему и схватил воздух вместо ручки. – Несоленое, – фыркнул Адам. – Пересол на спине, – с назиданием говорил Грегори. – Набросать в кашу стекла и окурков? Так точно будет вкуснее! – легонько хлопнув ладонью по столешнице, настаивал отец. – Со стеклом это вы в точку, мистер Ларссон, – послышалось откуда-то из глубины столовой. Грегори и Адам повернулись на голос и увидели, как в незапертую дверь вошел Ашер Эванс, не похожий на самого себя. Кельт был одет в костюм и пальто, судя по всему, из гардероба Адама, гладко выбрит и выглядел, Ларссоны не поверили своим глазам, выспавшимся. Эванс будто сбросил десяток лет, переодевшись из драной куртки в цивильную одежду, и стал похожим на добропорядочного гражданина, а не на гопстопера из городских трущоб. – Я послал счет на ваше имя на замену стекла и оконной рамы, – Эванс сверлил Адама темными свинцовыми глазами, а тот только глубоко вдыхал и выдыхал, раздувая ноздри от недовольства, и не удостоил гостя ответом. Грегори перевел на сына вопросительный взгляд, поправляя очки кончиками пальцев, но его первенец по обыкновению молчал, расправив плечи и вздернув подбородок. Начав чувствовать лишним в их молчаливом противостоянии, Грегори не стал дожидаться разъяснений от Адама, зная, что их точно не последует в виду щепетильности обстоятельств произошедшего. Ведь джентльмены, как известно, не обсуждают своих побед, особенно со старшими братьями побежденных. – Хотелось бы, чтобы мастер закончил до Рождества. Сквозняки, знаете ли. Мало ли кто залезет в окно к одинокой девушке, – раздраженный Эванс цедил слова сквозь зубы, а взгляд галенитовых глаз придавливал и давил до хруста костей. – Я отдам распоряжения, чтобы устранили неполадки, мистер Эванс, – Грегори мастерски гасил конфликт на корню. – С окном в вашей квартире все будет в порядке. Как жена, Ашер? – учтиво поинтересовался пожилой мужчина, уводя разговор о порче имущества своим потомством в сторону семьи Эванса. – Чудно. Благодарю. Спасибо, – холодно, лаконично и по этикету отвечал Эванс, отрывисто произнося каждое слово. Неуместно вежливый тон Ашера нагнетал атмосферу сильнее, чем когда тот матерился, на чем свет стоит. И объяснение причин не оставило себя долго ждать. – Боюсь, мне придется вас покинуть, господа, – подозрительно мягко продолжил он, и медленно двинулся к столу. – Работа, знаете ли… – задумчиво протянул Ашер и посмотрел в окно на пасмурное серое небо с просветами из белых облаков, смотревшимися клочками белой ваты, брошенной в горстку серой золы. – Работа – не волк, – обтекаемо, но с подтекстом напомнил Грегори и изучал Эванса взглядом, пока тот загадочно молчал, сильно напоминая при этом Шарлотту, обдумывающую каждый свой последующий ход в шахматной партии. Это не могло не настораживать Грегори. Чересчур сильно Эванс сейчас напоминал свою мать, старательно пудрившую всем мозги и разыгравшую трагикомедию со своим сумасшествием. Она все поняла в тот момент, когда Грегори перешагнул порог лечебницы Санспринг. Это был конец ее партии, конец ее Гамбита. Ее жизнь в обмен на жизнь ее близких. Настал черед следующего по старшинству члена семьи Эванс делать ответный ход, когда первый обманный маневр не до конца сработал. Кельт же продолжал пребывать в задумчивом молчании, уставившись на унылый в отсутствии снега зимний пейзаж за окном, и изучал взглядом немногочисленные белые пятна на сером небосводе. – Верно, мистер Ларссон, верно, – безразлично ответил Ашер после продолжительного молчания и горько усмехнулся, приподняв уголок губ. От такого простого мимического жеста сходство Ашера с Шарлоттой стало очевидным, как и цель визита Кельта сюда, которую он незамедлительно подтвердил, озвучив: – Я зашел попрощаться. Эванс отошел от окна, встал над мужчинами, нависая свинцовым молотом, готовым если нужно ударить и раздавить, и не дрогнул под гневным взглядом Адама, сжавшим серебряную ложку в ладони до отпечатка фамильного вензеля на коже. Адам не верил своим ушам. Кельт, вернувшийся с того света, дабы покарать имитатора за свои же грехи, опять собирается слинять, поджав хвост, когда в городе запахло жареным. И все бы ничего, если бы виновником произошедшего не был сам недобитый Романо полуволк! – А про Норзера ты решил забыть? – Адам от злости бросил ложку на стол, и та со звоном прокатилась по лакированной поверхности. Ашер лишь снисходительно посмотрел на Адама. На этот раз в его взгляде не было давящей тяжести, не было бурлящей в жерле вулкана лавы, только кружащий в воздухе пепел, застилавший взгляд темно-серых глаз. – Поверьте мне, мистер Ларссон, – на этот раз Эванс обратился к Адаму, а не к Грегори. – Он наименьшее из зол, – скептически хмыкнул он, пальцами пододвинув ложку обратно к Адаму, и прокатывая ее по всей поверхности лакированного дерева. – Вы ешьте, мистер Ларссон, ваш отец верно вам говорит, – холодный тон Эванса пробирал до костей, но горящий внутри Адама гнев не давал и близко нагнать испуга напускной вежливостью любителя шмальнуть из дробовика. Да что там любителя, если быть точным, то профессионала. – Несоленое, – выплюнул Адам и откинулся на спинку стула. Негодованию Адама не было предела, и сдерживался он только благодаря усталости и недосыпу. В противном случае Адам бы уже расквасил Ашеру лицо. Причин для этого было достаточно. Во-первых, Кельт, натворив дел, сбегает в самый неподходящий момент. Во-вторых, не дав натворить дел другим, появляется в квартире Костлявой. Обидно, знаете ли, хоть Ашеру этого и не объяснишь, ведь джентльмены, как известно, не обсуждают своих побед. – О, – понимающе кивнул Ашер. – Может так поострее, – Эванс достал из кармана руку, сжатую в кулак, и разжал ее над тарелкой Ларссона. В остывшую овсянку из ладони Эванса посыпались пуговицы от знакомого серого пальто с кусками ниток вокруг отверстий. Пуговицы отскакивали от фарфора и от лакированной поверхности стола, рассыпаясь в разные стороны, и Адам непроизвольно сглотнул подступившую к горлу горечь. – Это не то, что ты думаешь, – Адам следил взглядом за пуговицей, отскочившей от края тарелки и крутившейся по столешнице перед окончательной остановкой на середине стола. – Конечно, нет, я же и думать-то не умею, верно, Адам? – и вот теперь в голосе Ашера послышались знакомые отголоски рокота проснувшегося вулкана, от гнева в его глазах сверкнули молнии, и вулканический пепел поднялся в воздух в кружащемся вихре. – Пойду, отдам распоряжения по поводу оплаты счета за окно и пуговицы, – Грегори поднялся из-за стола и кивнул на прощание, – мистер Эванс. – Мистер Ларссон, – Ашер отвечал вежливостью на вежливость. Грегори ушел из столовой, оставляя младшее поколение наедине. Он был лишним в этом разговоре, да и смотреть, как гордость всего семейства получает по лицу, причем вполне заслуженно, у него не было никакого желания. Нужно отдать распоряжение Клодии, чтобы заменила Адаму овсянку и оплатила счет за работу мастера по починке оконной рамы и разбитого стекла. Лучше бы успеть с этим до Рождества, ведь счета следует оплачивать вовремя. Адаму пора было это уяснить. Раз запустил маятник манипуляции, то будь готов к их последствиям, которые не всегда будут тебе на руку. Адам же вечно думал, что контролирует всех и вся, и последствия его не коснуться, но теперь столкнулся с ними лицом к лицу. Как только за Грегори закрылась дверь, Адам поднялся с места и встал напротив Эванса. Сглотнув горький привкус морской соли и тлена, Ларссон посмотрел в глаза, отливавшие свинцовым блеском граней галенитовых кубов. Счет выставлен и ждет оплаты. Только трусы попытаются ее избежать. К их числу Адам никогда не относился, да, он циничная скотина, вселенский мудак и редкостный сноб, кто угодно, но только не трус. И приняв удобное и устойчивое положение, вздернул подбородок и бросил Эвансу: – Бей, – коротко ответил Адам, не желая оттягивать грядущее, и кивнул, показывая, что прелюдия окончена. – Адам, – с горечью и сожалением ответил Ашер и отрицательно покачал головой. – Ты так ничего и не понял, – Эванс только опустил голову, сокрушаясь. – Зря ты меня не послушал, – в покаянии закончил он под недоверчивым и непонимающим взглядом Ларссона. Чего бы Эванс сейчас не задумал, но бить Ларссона по лицу точно не собирался, а его тяжелый взгляд полный отчаяния, граничившего с обреченностью, заставил Адама забеспокоиться. Взгляд Эванса был понимающий, затравленный, сожалеющий, но точно не гневный и остервенелый. Не честь сестры заботила Ашера в данный момент. Нечто глубокое и тяжелое проскользнуло в его глазах, чего Ларссон не разобрал. Словно что-то затаилось глубоко под свинцовой гладью северных озер. Нечто темное, зловещее, таящееся. Это было вне понимания и плоскостей восприятия реальности Адамом. Эвансам, без сомнения, не было равных в игре на сером поле, но для Сира Безупречного там лишь белый шум и красные ленточки вдоль волчьей тропы. – Отдай это моему сыну, – Ашер достал из кармана капитанские погоны летчика ВВС и протянул их Адаму, который нерешительно принял и повертел их в руках, еще не до конца осознав жест Эванса. – А дочери? – от злости и обиды, что Эванс бросает его одного на сером поле, в Ларссоне опять проснулась голодная циничная скотина, бросившаяся на Кельта, будто во век не ела. Адаму было известно про дочь Жаклин. Ника неспроста отдали в ту же самую начальную школу, а стремление Кельта убить Норзера только подтверждало опасения Адама. Что такого мог знать киллер Ронье, за что мог попрощаться с жизнью? Не имя человека, учившего Норзера махать пером, было его самым страшным секретом. Вероятность, что Кэт Ронье ребенок Ашера была куда страшнее, чем недопонимание между Кельтом-оригиналом и его имитацией. Страшнее для них всех, но больше всего Адам переживал за Ника. Узнай Романо о принадлежности дочурки Жаклин к семейству Эвансов, и все кто имеет таковую придет конец. Никто бы и не предположил подобного, если бы сам Адам не засветил имя Кельта перед всем честным народом, подставив тем самым Николаса. – Дочери? – Эванс удивился и повернулся к нему с выражением непонимания на лице, чем только сильнее озлобил Адама. – Катрин Ронье. Ей ты ничего не оставишь? – Ларссон задал конкретный вопрос. Ни увильнуть, ни схитрить. Никакой полуправды и недолжи, а сердце заходится от страха, что предположения окажутся правдой. – Я никогда не был знаком… – Ашер ответил раньше, чем осмыслил суть вопроса, а когда осмыслил, понял, что уже поздно, и Адам не сдержал вздох облегчения. Будь на месте Кельта сестра, ответ о Жаклин был бы настолько расплывчатым и туманным, что самого ответа в нем было бы намного меньше, чем завуалированного подтекста, но Кельт всегда прямолинеен, что, собственно, и не всегда так уж плохо. – Вот черт, – Эванс закрыл глаза и выдохнул, сдерживая ярость. – Какого хрена ты молчал в тряпочку, Ларссон! – и проорал уже привычным громом фреатического взрыва, потеряв контроль над ситуацией и над собой. Адам задумался. И, правда, какого хрена? Спроси он Эванса напрямую, и о жизни Ника можно было бы не переживать, но Адам же само воплощение контроля. Он должен контролировать всех и каждого. Ни шагу без его ведома. Ему всегда нужен козырь в рукаве. В данном случае, козырь, чтобы прижать гулящего папашку Эй Джея, если тот попробует соскочить, как соскакивает сейчас, вот только карта Катрин оказалась не в масть. – Ах, ты ж сукин ты сын, – обращаясь к кому-то другому, а не к человеку перед ним, выругался он и закрыл лицо ладонью. – Эванс! – второй раз за сутки Адам требовал объяснений, вопрошая к этой фамилии. Благо, что Ашер не спешил снимать с него одежду. – Томпсон! – крикнул на ходу Ашер, выбегая в коридор. – Он все просчитал! – Эванс уже бежал по холлу, когда Адам схватился за ногу, ковыляя вслед за ним. – Я возьму вашу машину, – едва не сбив Грегори с ног, сбивчиво бросил он старшему Ларссону. – Куда ты, мать твою? Эванс! – Адам требовал ответа, но без дозы обезболивающего, сегодня он ровно, что калека, и за Эвансом ему не угнаться. – В Чикаго! – схватив с тумбы возле двери ключи, Эванс выбегал в незапертую парадную дверь. – Мистер Ларссон, – кивнул Ашер на прощание. – Лейтенант, – учтиво попрощался с ним Грегори. – Капитан! – воскликнул Эванс, грустно улыбнувшись, а Адам помахал погонами в подтверждение. – О! – с пониманием кивнул Грегори. – Поздравляю, – с грустью сказал он в след улетавшему на Солнце Икару, выпорхнувшему в открытую дверь. – Он же вернется? – Адам хотел бы добавить, что всегда возвращался, но неприятное и липкое чувство неотвратимости грядущего заставляли сжимать капитанские погоны в левой руке, пока перила лестницы едва сдерживали натиск правой ладони. – Не думаю, Адам, – ответил ему отец, глядя в распахнутый навстречу декабрьскому холоду дверной проем. – Приятный малый, – с некой долей сожаления отметил Грегори. – Когда молчит, – Ларссон не мог не поделиться рассуждениями, глядя на серый Rolls-Royce Phantom, выезжающий в ворота поместья. – Объявить машину в угон? – усмехнувшись, поинтересовался Грегори. – Да, пожалуй, – Адам отошел от двери, когда машина миновала кованые ворота и скрылась из виду. – Ты доел завтрак? – поддразнивая сына, спрашивал Ларссон старший. – Не могу, овсянка с пуговицами все еще несоленая, – с усилием шагая в столовую, напомнил Адам. – Двери все же стоит начать запирать, – Грегори уже набирал номер полицейского департамента, чтобы сообщить об угнанной машине. – Вряд ли. У нас еще долго не будет гостей, – понимая, что Икар улетел и не обещал вернуться, заключил Адам, да и при запертых дверях для Кельта они никогда не были помехой. Сегодня в рядах бескрылых ангелов-хранителей покоя жителей Нордэма стало меньше на одного, стоило Икару раствориться серым фантомом в погоне за северным, мать их Шарлотту, ветром.