— Сколько? — только взглянув на Крис, рявкает слишком молодой для заслуженного врача мужик. И пока я соображаю, что именно он от меня хочет и в какой валюте, мышка смотрит на часы. На моём, кстати, телефоне. — Воды отошли пятнадцать минут назад. Она что, специально засекала? — Кристина Владимировна, я же предупреждал, — недовольно отзывается Подольский, — надо было госпитализироваться ещё два дня назад! То есть не у одного меня претензии. Хмыкнув, я понимаю, что надо отъехать на парковку, но и оставлять Крис одну тоже как-то… — Я пойду с ней. Впихнув телефон мне в руку, какая-то неадекватно бесстрашная мышка решает все дилеммы сразу. И вместе с Крис на коляске, врачом и медсёстрами скрывается в здании. И мне не остаётся ничего другого, кроме как освободить машино-место. Глава 11 В приёмную я вхожу уже почти в себе. Добавляет оптимизма и разговор с начальником ГИБДД, в котором он убедил меня, что проблем не будет. И что через пару дней меня не вызовут повесткой для лишения прав. — Никита Александрович? — строго интересуется полная тётка, охраняющая вход в святая святых. — Вроде того, — хмыкаю я, представив, как будет рвать на себе волосы брат. Как же, первый ребёнок от любимой женщины, а он мячик по полю гоняет. — Проходите. — Поднявшись, она выдаёт мне халат и маску. — Прямо по коридору и направо. Там увидите холл, где можно подождать. — Спасибо. Спустя две минуты, два коридора и бесчисленное количество пластиковых дверей, затянутых матовой плёнкой, я нахожу тот самый холл. И мышку в нём нахожу, она съёжилась в кресле и снова не радуется этому миру. Я, в общем-то, сегодня тоже не радуюсь, но у меня хотя бы нет ни стеклянного взгляда, ни рук, обнимающих себя за плечи. — Крис увезли? Мышка вздрагивает, взгляд принимает более-менее осмысленное выражение, а сама она выпрямляется в кресле. — Да, у неё там, — она хмурится, видимо вспоминая. — Раскрытие. Кажется, семь сантиметров. Александр Иванович сказал, что это много и что так она родила бы прямо в офисе. — Это Крис, — хмыкаю я, — у неё всё через… упрямство. Никого не напоминает? Чистенький и опрятный холл идеально подходит одной из самых дорогих и, что важнее, квалифицированных больниц города. Светлый пол, светлые стены, два окна. Приличная мебель в виде трёх кресел, кофейного стола и дивана. И два автомата. Не спрашивая мышку, я соображаю кофе себе и какао ей. Холл наполняется сладким ароматом горячего шоколада и ванили. Настолько ярким, что даже у меня в голову закрадывается мысль, а не составить ли мышке компанию. — Держи. — Я протягиваю ей высокий и плотный стакан, который венчает основательный слой белой молочной пены. И получаю в ответ благодарный взгляд, который вдруг окупает и мою признательность начальнику ГИБДД, и всё остальное. Но резкий, в условиях почти полной больничной тишины, звонок разрывает непривычное ощущение. — Да! — Я резко отворачиваюсь и обнаруживаю, что мой кофе давно готов. Да с чего меня так клинит-то? С симпатичной мордашки? Как будто их таких мало было. — Костя, что с Крис? Вы успели? — беспокойство в Анином голосе раздражает. Но, взяв кофе, я выдыхаю и подхожу к одному из окон, оказываясь у мышки за спиной. — Всё нормально, успели. Вокруг роддома удачно раскинулся хвойный лесопарк и, делая первый и обжигающий глоток, я наблюдаю за качающимися от ветра раскидистыми ветвями. Сегодня пасмурно, но даже серое небо не портит общей картины. Хотя при солнечной погоде она наверняка выразительнее раз в десять. Интересно, во сколько обошёлся владельцу участочек рядом с такой красотой. — Я сейчас приеду, — слышатся быстрые шаги. — С текучкой я закончила, остальное подождёт до завтра. Только такси вызову. — Нет. Звучит резко. Возможно, слишком, и, раздражённо потерев переносицу, я вспоминаю недавнее: «И мне её уже жалко» от Ника. А гнетущая тишина в трубке только усугубляет веселье. — Ань, тебе нет смысла сюда ехать, — пытаюсь я натянуть хилые аргументы на глобус. — Крис увезли в родзал, сколько продлится эта коляска — неизвестно. Был бы Ник доступен, меня бы здесь тоже не было. Но пока не объявится братец, мне придётся торчать в больнице. Зато тебе незачем мотаться туда-сюда. Крис даже поддержать не получится, ей сейчас слегка не до того. Вздохнув, разворачиваюсь спиной к елям и опираюсь о подоконник. Чтобы встретиться взглядом с мышкой, что устроилась в кресле боком и теперь внимательно за мной наблюдает. Поднимаю бровь, отвечая ей таким же взглядом. А в трубке по-прежнему тишина. — Ты не хочешь, чтобы я приезжала. И, увы, это не вопрос. Не вопрос, от которого кофе резко приобретает вкус тухлятины. — Я не вижу в этом смысла, — потому что так и есть. А Мышка здесь исключительно потому, что её нельзя выпускать из вида ни на минуту. — Ань, если хочешь, пожалуйста, приезжай, но… — Увидимся позже, — холодно перебивает она. — Пока. И, конечно, отключается. А мне теперь барахтаться в болоте из её обиды, моей вины и моего же идиотизма. Не выдержав, вспоминаю несколько нецензурных слов. Вслух. Поднимаю взгляд на мышку, чертыхаюсь. С силой ставлю стакан с кофе, расплёскивая содержимое. Упираюсь руками в подоконник и сверлю взглядом грёбаные ёлки. Должно же это успокаивать? — Всё нормально? Странный вопрос от странной девицы. И если первые сутки после её поимки казались удачей, то сейчас всё чаще закрадывается мысль, что стоило сдать её отцу. Сразу сдать, в первую очередь для собственного спокойствия. И пусть они сами разбираются с побегами, Звягинцевыми и с чем угодно, но без меня. — Нормально. Ёлки не помогли. Ничего не помогло, раздражение росло и сильно хотелось кого-нибудь прибить. Ник подходил на эту роль идеально, но пока братец не объявится в сети, об этом не стоит даже мечтать. Ведь Ник — товарищ увлекающийся, к сожалению, всем, кроме своей непосредственной работы. И несданный им вовремя акт приёма-передачи вишенкой лёг поверх всего остального взбесившего. Вот только выходило, что мышки нет в длинном списке моих претензий к миру. Несмотря ни на что, и одно это заставляет крепче стискивать зубы. До скрежета. До треска пластика под руками. До темноты перед глазами от яркого желания схватить её в охапку и продолжить прерванный участковым разговор. Плодотворно продолжить. Чтобы до срывающегося дыхания, до вакуума в мозгах, до её лихорадочного шёпота, в котором из сознательного — только моё имя. И… — Кот? Сначала осознаётся её рука на моём плече. Потом прозвище, которое так не любит и показательно игнорирует Аня. А потом всё идёт к чёртовой матери. Стук стакана о подоконник. Тёмный поток всё ещё горячего кофе по белому пластику. Настойчивая трель звонка. Её испуганный вздох. Плевать. На всё плевать, кроме моих рук на её бёдрах. Кроме нежных пальчиков, вцепившихся мне в загривок. Кроме обхвативших меня ног. Кроме её прерывистого дыхания на моих губах. И это настолько правильно, что крышу срывает всю и разом. Не оставляя никому из нас шансов на спасение или хотя бы передышку. Убивая меня поцелуем — сумасшедшим, долгожданным и чертовски взаимным. До такой степени, что мышка сама со всей своей эмоциональностью, горячностью и упрямством прижимается ближе. Прогибается в пояснице, откидывает назад голову. Разрешает всё. Хотя сейчас меня не остановило бы ни оно из её «Нет». Потому что оторвать от фарфоровой кожи с бешено бьющейся на шее жилкой меня не смогли бы все демоны преисподней. А её прикрытые глаза и жаркие вздохи только усугубляли и без того патовую ситуацию.