Откормить бы мышку, а то потребляемые калории, похоже, даже близко не стоят с израсходованными. Хмурюсь от дурацкой мысли. И задеваю резинку белья, отчего вздрагиваем оба. Я оттого, что переоценил силы, в мыслях уже давно пробуя мышку на вкус. Она наверняка от страха, но даже «нет» не звучит, не говоря об активном противодействии. На мгновение улетаю в собственные фантазии, где мышка с удовольствием стонет моё имя. Тряхнув головой, возвращаюсь в реальность. И резко разворачиваю её к себе спиной. Тело в моих руках деревенеет, но я даже к себе её не прижимаю. Не хватало только обвинений в домогательствах, потому что мой интерес никакими штанами уже не скроешь. — Сенсор здесь. — Я указываю пальцем в незаметный на общем фоне небольшой полупрозрачный круг. — Видишь? Но мышка молчит, хотя я едва касаюсь грудью её спины. И то исключительно на вдохе. Её мелко трясёт, и, откровенно говоря, здесь есть моя вина. Но меня тоже потрясывает, хоть и по абсолютно противоположному поводу. — Майя, — повышаю голос. — В-вижу. — Нужно ткнуть в центр, и панель проявится полностью. Прикрываю на мгновение глаза. Просто чтобы хоть как-то абстрагироваться от округлостей, которым лучше бы и дальше оставалась в кожаных штанах. Для нас обоих лучше. — Ты поняла? — Д-да. Хочется верить, что заикание — это временно. С трудом сдержавшись, чтобы не качнуться к ней, вдыхая какой-то сборный цветочный аромат, отхожу на шаг. Вру, на полшага, но и это уже подвиг. — Радует. Мойся. — Из-за коротких рубленых предложений чувствую себя полным дебилом. — Без фокусов. Вместо ответа кивок. Хотя уверен, что мышка в моём доме не то, что мыться, даже просто в ванную больше не зайдёт. — Супер, — бурчу сам себе под нос, разворачиваюсь. И оказываюсь под мощнейшей ледяной струёй. — Да твою же мать! Майя! — рявкаю, насколько возможно громко, и сразу отплёвываюсь от затёкшей в рот воды. — Это не я, — тонкий писк и мышка, прижавшаяся спиной к ближайшей стене. Гадство. Рванув к панели, впервые проклинаю размеры собственной ванной, и в два касания выключаю воду. — В следующий раз, — рычу, — будь добра, выключай воду, а не ставь таймер! — Да откуда я знала! — всхлипывает мышка, походу, тоже перебрав эмоций за сегодняшний день. — Это твоя дурацкая ванна! И компания твоя дурацкая! И отпечатки твои! И ты сам! Её прорывает не хуже, чем душ несколько мгновений назад. А я тупо не знаю, как утешают молоденьких барышень в истерике. Была бы мышка постарше и с другими исходными данными, разобрались бы по-взрослому, а так… Раздражённо зачесав мокрые волосы назад, беру с полки полотенце. Под тихий, но от этого ещё более отчаянный плач. Матерюсь где-то глубоко в душе. И дёргаю Майю за руку, заворачивая в кусок ткани, что скрывает её от шеи до колен. Обнимаю, крепко прижимая к себе всхлипывающее и трясущееся нечто. Вот реально нечто. Такой жести в моей жизни ещё не было ни до, ни после. А мысль, что стоило всё же сдать воровку ментам, плюнув на месть Звягинцеву, заполняет всё невыспавшееся сознание. Да и с чего бы ему выспаться, если вырубило меня едва ли час назад. Мышка, блин. Глубоко вздохнув, отступаю на шаг, чтобы опереться о перегородку между душевой частью и всей остальной ванной. Удобно устраиваю всё ещё всхлипывающий свёрток из полотенца между своих ног и расслабляю сведённые от напряжения мышцы. На массаж, что ли, сходить? Надо спросить у Ника, он точно знает, к кому обратиться. Знает-то, знает, только как ему объяснить, с чего меня вдруг потянуло на здоровый образ жизни? Весело хмыкаю, представив, что сказал бы брат, увидев меня в одних штанах, мокрого, взвинченного и невинного обнимающего некоторых особо самостоятельных. Радует одно — всхлипы становятся всё реже, а трясти мышку перестало совсем. Уж что, а это я чувствую даже через полотенце. Многое другое тоже чувствую, но особенно — острый локоть, впившийся мне в мышцу предплечья. Боже, фастфуда ей, что ли, заказать? За один раз не откормится, но, может, хоть округлится в каких-нибудь местах. В конце концов, ворам теперь что, мало платят? — Мышка, ты там не уснула? — насмешливо хмыкнув. — Имей в виду, на руках я твоё тщедушное тельце в спальню не понесу. Оставлю спать здесь, на тёплом полу не простудишься. — Больно надо, — бурчит она, выбираясь из полотенца так, чтобы видно было одну голову. — Пусти. Майя крепко сжимает пальцами края полотенца прямо под подбородком. Я уже говорил про детский сад? — А точно надо? — Подняв бровь, в противовес логике и собственным мыслям, прижимаю её ещё сильнее, заставляя упасть себе на грудь. И сделать-то Майя ничего не может, руки заняты. — Ты не мышка, ты трындец вселенского масштаба. Она возмущённо вскидывается. — Да, да, — киваю с уверенностью. — Обокрала, обхамила, попыталась сбежать, почти укусила, а теперь затопила и местами простудила. Совесть есть? У меня точно нет, потому что, освободив руку, — с комплекцией мышки для объятия хватало и одной — осторожно касаюсь её щеки, убирая прилипшую прядь волос. Дыхание задерживаем оба. Вот, только плюнув на осторожность и адекватность, закончив, я перехожу на другую щёку. — Что ты делаешь? — голос дрожит, а на самой мышке появляются яркие алые пятна на скулах и шее. Стесняемся? — Хочу. — Встретиться с ней взглядом, снова подвиснуть. — Чего? — тише и широко раскрывая глаза. Чего? В конкретный момент оторваться от глубокого, тёмного взгляда, что затягивает не хуже мониторинга конкурентов. И анализа собственных ресурсов. И поиска офигенных контрактов. И… Торможу в каком-то сантиметре от её лица. Рвано сглатываю. Это что за писец такой пришёл внезапно и беспощадно? А писец смотрит на меня умоляющим, но одновременно доверчивым взглядом. И это сносит крышу почище скачка акций. Под этим взглядом послушно вскипает кровь, напрягаются мышцы, сердце переходит на какой-то запредельный ритм. Я под этим взглядом приподнимаю её лицо за подбородок. Нежно, аккуратно касаюсь нижней губы. Перестаю на хрен дышать, глядя, как приоткрывается на выдохе рот. Как мышка закрывает глаза. Как расслабляется в моих руках. И если всё это игра, чтобы сбежать, то я конченый кретин. Но об этом подумаю позже. А пока прижимаю её так близко, что мышка должна бы испугаться моей активности пониже пояса. Но она не пугается. Не открывая глаз, упирается маленькими ладошками мне в грудь. Под шорох падающего к нашим ногам полотенца. И сейчас даже грёбаная вода меня не остановит. Дурея от происходящего, я обхватываю тонкую талию уже без помех вроде всяких дурацких полотенец. Удерживаю её за затылок. Полной грудью вдыхаю то ли шампунь, то ли парфюм. Нахожу мышкины губы и… Мелодичный, но очень громкий звонок вклинивается между нами лучше всякого душа. Очнувшись, мышка вздрагивает, обводит меня растерянным взглядом. Пугается, естественно, — чтоб за дверью все сдохли в муках. Затравленно оглядывается, подхватывает полотенце и сбегает со скоростью света. Слышится хлопок её двери, и всё стихает. До следующего настойчивого звонка, к которому добавляются пинки ногой по моей, мать вашу, итальянской двери. Остервенело потерев лицо, встаю с перегородки и иду. Убивать. Глава 8