– Думаю, что нет, мистер Крендлер, – ответила она и нажала на кнопку записи автоответчика, после чего тот издал полагающийся "бип" и телефон отключился. Теперь, годы спустя, оказавшись наконец в кабинете, куда всегда хотела попасть, Старлинг карандашом написала свою фамилию на обрывке бумаги и приклеила ее скотчем к двери. Но потом сорвала бумажку и выбросила в корзину – все это теперь вовсе не казалось забавным. В подносе для входящих бумаг лежал один конверт. В нем оказался вопросник из редакции "Книги рекордов Гиннеса", которая намеревалась включить ее в свое издание как застрелившую больше преступников, чем какая-либо другая женщина-сотрудник органов правопорядка за всю историю Соединенных Штатов. Термин "преступники", как пояснял редактор, используется условно, поскольку покойные имели множество судимостей за преступления, а на троих были выданы ордеры на арест. Вопросник полетел в корзину вслед за бумажкой с ее фамилией. Она уже второй час колотила по клавиатуре компьютера, сдувая с лица пряди волос, когда в дверь постучали и к ней за-глянул Крофорд. – Звонил Брайан из лаборатории, Старлинг. Рентгеновский снимок, что получил Мэйсон, и тот, что вы добыли у Барни, совпадают. Это рука Лектера. Они сейчас переводят оба изображения в цифровой формат, чтобы еще раз сравнить их, но он говорит, что никаких сомнений. Потом введем эту информацию в защищенный файл Лектера в нашей базе данных. – А как насчет Мэйсона Верже? – Мы сообщим ему правду, – сказал Крофорд. – Мы-то с вами знаем, Старлинг, что сам он информацией делиться не будет, если только не получит такие данные, с которыми ему самому не справиться. Но если мы попытаемся прямо сейчас перехватить ниточку, что ведет в Бразилию, она просто исчезнет. – Вы мне велели не заниматься этим, я и не занимаюсь. – Но чем-то вы тут все же занимались? – Рентгеновский снимок доставила Мэйсону служба ДХЛ. По штрих-коду и наклейке они установили пункт отправки пакета. Это был отель "Ибарра" в Рио-де-Жанейро. – Старлинг подняла руку, не давая ему возможности прервать ее. – Это все я сделала, пользуясь только нью-йоркскими источниками информации. Никаких запросов в Бразилию я не посылала. – И еще одно – Мэйсон ведет все свои телефонные переговоры – а их немало – через букмекерское бюро в Лас-Вегасе, где регистрируют ставки спортивного тотализатора. Можете себе представить, сколько у них входящих звонков. – Мне не следует спрашивать, как вы об этом узнали? – Исключительно законными путями, – сообщила Старлинг. – Ну, по большей части законными – следов у него дома не осталось. У меня ведь есть коды, которые надо искать в его телефонных счетах, вот и все. У всех технических агентов есть эти коды. Предположим, мы заявим, что он препятствует ведению расследования. Сколько времени нам понадобится, чтобы выпросить ордер на подслушивание и отслеживание его переговоров – при его-то влиянии? И что вы ему можете сделать, даже если в чем-то его уличите? А он пользуется услугами букмекерского бюро. – Понятно, – сказал Крофорд. – Комиссия по игорному бизнесу штата Невада может либо поставить его телефон на прослушку, либо просмотреть все регистрационные книги этого бюро, чтобы найти то, что нам нужно, то есть куда именно он звонит. Она кивнула: – Самого Мэйсона я оставила в покое, как вы велели. – Да, я вижу, – ответил Крофорд. – Можете передать Мэйсону, что мы ожидаем содействия со стороны Интерпола и посольства. Скажите ему, что нам надо послать в Бразилию наших людей и начать подготовку запроса об экстрадиции Лектера. Он, видимо, и в Южной Америке совершал преступления, так что нам лучше добиться его выдачи до того, как полиция Рио начнет изучать свои нераскрытые дела, проходящие по категории "каннибализм". Конечно, если он вообще в Южной Америке. Старлинг, вас не тошнит, когда вы беседуете с Мэйсоном? – Приходится держать себя в руках. Вы меня этому научили, когда мы осматривали тот "топляк" в Западной Вирджинии. Господи, что я говорю! Топляк! Это же был человек, ее звали Кимберли Эмберг! Да, конечно, меня тошнит от Мэйсона. В последнее время меня что-то от многого стало тошнить, Джек. Cтарлинг была настолько поражена собственными словами, что замолкла. Никогда раньше она не обращалась к начальнику отдела Джеку Крофорду просто по имени, она вовсе и не собиралась называть его "Джек", и это потрясло ее. Некоторое время она изучала его лицо, лицо, по которому, как всегда, трудно было что-либо прочесть. Он кивнул и улыбнулся, криво и грустно. – Меня тоже, Старлинг. Хотите пару таблеток пента-бисмола – пожевать перед беседой с Мэйсоном? Мэйсон Верже не соизволил сам поговорить со Старлинг по телефону. Его секретарь поблагодарил ее за информацию и сказал, что перезвонит позже. Мэйсон ей так и не позвонил. Для Мейсона, который в списке приоритетных адресов для сообщения о соответствии двух рентгенограмм стоял намного выше Старлинг, эта информация новостью уже не была. Глава 14 Мэйсон уже знал – гораздо раньше, чем об этом сообщили Старлинг – что на рентгеновском снимке действительно рука доктора Лектера, потому что у Мэйсона в Департаменте юстиции были источники, гораздо оперативнее, чем у нее. Мэйсон получил по электронной почте сообщение, подписанное псевдонимом "Токен287". Это второй сетевой псевдоним помощника члена Палаты представителей США Партона Велмора по Юридическому комитету Палаты. Офис Велмора, в свою очередь, получил сообщение, подписанное "Кассий199", – это был второй сетевой псевдоним самого Пола Крендлера из Департамента юстиции. Мэйсон пребывал в сильном возбуждении. Он не считал, что доктор Лектер находится в Бразилии, а рентгеновский снимок свидетельствовал, что у доктора теперь на левой руке обычное количество пальцев. Эта информация накладывалась на новую ниточку из Европы, которая могла помочь выяснить нынешнее местопребывание доктора. Мэйсон был уверен, что последнее сообщение пришло из органов правопорядка Италии, и это был самый значительный след Лектера, на который он сумел напасть за последние годы. Мэйсон и не собирался делиться этой информацией с ФБР. В результате семи лет неустанных трудов, получения доступа к закрытым федеральным файлам в Сети, широкомасштабной рекламы и значительных расходов он теперь опережал ФБР в поисках Лектера. И делился с Бюро информацией только тогда, когда ему было необходимо использовать их технические возможности. Чтобы поддерживать видимость своей заинтересованности, он велел своему секретарю в любом случае продолжать теребить Старлинг на предмет сообщений о новых данных. Специальное напоминание, записанное в компьютерной программе, заставляло секретаря звонить ей по крайней мере по три раза в день. Мэйсон немедленно перевел пять тысяч долларов своему информатору в Бразилии, чтобы получить дополнительные сведения касательно происхождения рентгеновского снимка. Размеры специального резервного фонда, который он перевел в Швейцарию, были гораздо больше, и он был готов перевести еще, когда получит в свое распоряжение окончательно подтвержденные данные. Он полагал, что его источник в Европе обнаружил доктора Лектера, но Мэйсона уже столько раз обманывали, поставляя ложную информацию, что он научился осторожности. Доказательства скоро поступят. А пока, чтобы снять напряжение, вызванное ожиданием, Мэйсон сосредоточился на обдумывании того, что он будет делать, когда доктор попадет наконец к нему в руки. Подготовка к этому также потребовала значительного времени, поскольку Мэйсон в свое время и сам учился науке страданий… Нам иногда бывает трудно понять и принять выбор Господа, предназначающего для нас те или иные страдания; ведь пути Его неисповедимы, разве что наша невинность и незнание Его оскорбляют. Очевидно, в таких случаях Ему требуется от нас некоторая помощь, дабы направить в нужное русло слепую ярость, которую Он обрушивает на смертных. Мэйсон уже научился понимать свою роль в этом процессе – на двенадцатом году страданий, когда его парализованное тело уже почти невозможно было нащупать под простыней, когда он понял, что никогда больше не встанет на ноги. Новое крыло в поместье Маскрэт-Фарм было завершено, и у него были средства – правда, не такие уж неограниченные, поскольку делами семейства тогда все еще управлял его патриарх, Молсон Верже. Это произошло на Рождество в тот год, когда доктор Лектер бежал из заключения. Мэйсон ужасно жалел – с поправкой на настроения, какие обычно посещают нас перед Рождеством, что не предпринял мер, чтобы доктор Лектер был умерщвлен в спецбольнице; теперь же Мэйсону оставалось лишь терзаться мыслью, что доктор Лектер по-прежнему топчет землю, ходит где-то, свободно передвигается и, весьма вероятно, наслаждается жизнью. Сам же Мэйсон лежал под аппаратом искусственного дыхания, тело его вместе с аппаратом было покрыто мягким одеялом, рядом стояла медсестра, переступая с ноги на ногу и не смея присесть, хотя ей очень этого хотелось. Автобус привез группу детишек из бедных семей, чтоб спеть Мэйсону Рождественские колядки. С разрешения врача окна в комнате Мэйсона на некоторое время открыли, чтобы он подышал свежим морозным воздухом, а под окнами, прикрывая ладонями горящие свечи, стояли и пели дети. Свет был погашен, и в темном воздухе над Маскрэт-Фарм низко висели звезды. …"О, милый город Вифлеем, как тихо ты лежишь!" – пели дети. Действительно, как тихо ты лежишь! Как тихо ты лежишь! В этой строке была явная насмешка над ним самим! Как тихо ты лежишь, Мэйсон! Рождественские звезды за окном хранили молчание, и молчание это подавляло его. Звезды ничего не сказали ему, когда он поднял на них свой умоляющий глаз, закрытый линзой, сделал им знак пальцами, которыми еще мог управлять. Мэйсону показалось, что он уже не в силах дышать. Если он задохнется в этом бесконечном пространстве, подумал он, то последнее, что увидит, будут эти прекрасные молчаливые звезды, лишенные воздуха. А он уже задыхается, респиратор не успевает подавать воздух, ему приходится ждать каждого вдоха, чтобы следовать животворной диаграмме, которую пишут Рождественские ели на дальних склонах, поднимаясь пиками, маленькие ели в черной ночи леса на дальних склонах. Как пики в его кардиограмме, систолический пик, диастолический пик… Сестра так перепугалась, что чуть было не нажала на кнопку сигнала тревоги, чуть не схватила шприц с адреналином. Да, это явная насмешка: как тихо ты лежишь, Мэйсон! Это было Божественное Откровение, тогда, на Рождество. Прежде чем сестра нажала на кнопку или успела взять шприц с лекарством, острые уколы шипов мстительности уже оживили его иссохшую, ищущую, похожую на бледного краба руку, и начали успокаивать его. По всему свету на Рождество набожные люди верят, что через чудо пресуществления действительно вкушают от тела и крови Христовой. Мэйсон начал ныне подготовку к еще более впечатляющей церемонии, которая не нуждалась ни в каком пресуществлении. Он начал подготовку к тому, чтобы доктор Лектер был съеден живьем. Глава 15 Мэйсон получил довольно странное образование, однако прекрасно соответствующее тому будущему, которое определил для него отец, и той задаче, что стояла перед ним сейчас. Ребенком он учился в закрытом пансионе, в фонд которого его отец вносил изрядные средства; там на частые пропуски Мэйсоном занятий смотрели сквозь пальцы. А старший Верже недели напролет сам занимался настоящим образованием сына, таская его с собой по скотным дворам и бойням, которые были основой его огромного состояния. Молсон Верже был пионером во многих областях животноводства, особенно в части экономии. Эксперименты с дешевым фуражом, которые он проводил на раннем этапе своей карьеры, могли сравниться только с опытами известного скотопромышленника Бэттерэма за пятьдесят лет до этого. Молсон Верже совершенно изменил систему кормежки свиней, введя в их рацион такие субстанции, как дробленая кабанья щетина, тертые куриные перья и даже навоз, причем в таких количествах, какие в его время считались чрезмерно смелымии. В 40-х годах на него смотрели как на безрассудного мечтателя, особенно когда он первым перестал давать свиньям для питья свежую воду и заставил их пить сточные воды, состоящие из перебродивших отходов скотного двора, – чтобы ускорить набор веса. Смех прекратился, когда к нему рекой потекли доходы, и конкуренты тут же бросились копировать его методы. Однако лидирующее положение Молсона Верже в мясной промышленности не ограничивалось только этим. Используя значительные собственные средства, он смело выступил против Закона о гуманных методах забоя скота, причем исключительно с позиций экономии, и сумел добиться того, что выжигание клейма на мордах животных было признано вполне законным, хотя это очень дорого обошлось ему в смысле судебных издержек. При содействии и участии Мэйсона Верже-старший проводил широкомасштабные эксперименты в области загонного содержания скота, опытным путем определяя, сколько времени животных можно держать без корма и воды перед тем, как отправить на бойню, чтобы они при этом не слишком теряли в весе. Именно финансируемые Верже генетические исследования в конечном итоге позволили добиться удвоения мышечной массы бельгийских пород свиней без сопутствующих этому потерь нутряного сала, чего никак не могли добиться сами бельгийцы. Молсон Верже закупал производителей по всему свету и был спонсором целого ряда программ выведения новых пород в зарубежных странах. Однако бойни – это в первую очередь люди, которые на них работают, и Молсон Верже понимал это как никто другой. Он сумел запугать профсоюзы, когда те пытались сократить его доходы, требуя повышения зарплат и безопасных условий труда. Его старые и устойчивые связи с организованной преступностью прекрасно помогали ему в этой сфере на протяжении тридцати лет. Мэйсон был тогда очень похож на отца – блестящие черные брови над бледно-голубыми глазами мясника, низкий лоб, косо перечеркнутый линией волос, зачесанных справа налево. Молсон Верже частенько ласково брал голову сына в ладони, просто чтобы ощутить ее в своих руках, словно тем самым подтверждая свое отцовство методами физиогномики – точно так же он обычно ощупывал рыло свиньи и по строению ее черепа тут же определял ее генетическое происхождение. Мэйсон хорошо усваивал эту науку и даже после того, как увечья приковали его к постели, был в состоянии принимать эффективные решения, которые затем исполнялись его соратниками по бизнесу. Это была идея Мэйсона – убедить правительство Соединенных Штатов и Организацию Объединенных Наций забить всех местных свиней на Гаити под предлогом того, что они представляют опасность как распространители африканского свиного гриппа. После чего он сумел продать правительству больших белых американских свиней, чтоб заменить истребленное местное поголовье. Огромные холеные американские свиньи, оказавшись в условиях Гаити, тут же все передохли, и их нужно было снова и снова заменять, поставляя все новых со свиноферм Мэйсона, пока власти Гаити не догадались завезти из Доминиканской Республики другую, более мелкую и более стойкую породу. Ныне, имея опыт и знания, накопленные в течение целой жизни, Мэйсон ощущал себя как Страдивари, когда тот подходил к своему рабочему столу, – так тщательно он создавал орудия своей мести. Какой огромный объем информации и набор средств держал Мэйсон в своем лишенном лица черепе! Лежа на больничной кровати, сочиняя в уме, как оглохший Бетховен, он вспоминал свиные ярмарки, которые посещал вместе с отцом, проверяя результаты определения победителей. У Молсона всегда был наготове маленький серебряный ножичек, который он в любой момент мог выхватить из жилетного кармана и всадить в спину свинье, чтобы проверить толщину сала, а потом гордо удалиться прочь от яростного визга, слишком высокомерный, чтобы кто-нибудь осмелился приставать к нему с попреками, – рука в кармане, а ноготь большого пальца отмечает на лезвии результат проверки. Если б у Мэйсона были губы, он бы и сейчас улыбнулся, вспоминая, как папочка вот так всадил свой ножик в спину свинье-рекордсменке Клуба 4Х, которая всех считала своими друзьями. Ребенок, который числился ее владельцем, разорался, а его папаша пришел в жуткую ярость, но головорезы Молсона тут же уволокли его подальше. Да, хорошие были времена, веселые! На этих свиных ярмарках Мэйсон навидался разных экзотических пород свиней со всех концов света. И теперь для своей цели он приобрел самых лучших из всех тех, что тогда видел. Свою программу выведения новой, нужной ему породы он начал осуществлять сразу же после Божественного Откровения, что явилось ему на Рождество. Она осуществлялась на маленькой свиноводческой ферме, которой Верже владели на Сардинии, недалеко от побережья Италии. Он выбрал это место за его удаленность от жилья и близость к Европе. Мэйсон полагал – и совершенно справедливо, – что первым делом после побега доктор Лектер отправится в Южную Америку. Но при этом он всегда был убежден, что только Европа является тем местом, где может обосноваться человек со вкусами доктора Лектера. Поэтому он ежегодно направлял филеров на Зальцбургский музыкальный фестиваль и другие аналогичные культурные мероприятия. Вот список того, что Мэйсон направил своим свиноводам на Сардинию, дабы подготовить театральную площадку для сцены смерти доктора Лектера: Исполинская лесная свинья, Hylochoerus meinertzhageni, шесть сосков и тридцать восемь хромосом, она умеет всегда и везде найти себе пищу и абсолютно всеядна, прямо как человек. Два метра в длину у представителей семейств, обитающих в горах, а вес до двухсот семидесяти пяти килограммов. Гигант-ская лесная свинья, основа программы Мэйсона. Далее, классическая европейская дикая свинья, S. Scrofa scrofa, тридцать шесть хромосом в ее самом чистом виде, никаких бородавок на рыле, сплошная щетина и огромные острые как бритва клыки: мощное, стремительное и яростное животное, способное убить ядовитую змею своим острым копытом и сожрать ее, будто это кусочек тоста. Если такое чудовище раздразнить, застать кабана в период гона или матку, когда она выкармливает поросят, оно нападает на любого, кто может представлять угрозу. У свиноматок по двенадцать сосков, и они прекрасные матери. В S. Scrofa scrofa Мэйсон нашел основную тему своей программы и внешние черты, очень подходящие для того, чтобы встать последним адским видением пред глазами доктора Лектера, когда эти чудовища будут его пожирать. (См. сборник "Харрис о свинье", 1881 г.)