И вот они уже склонились над картой Франции в районе Ла-Манша. — Вот здесь мой дом, а вот аэродром… — Плин как бы получается, — терзался в сомнениях Говоров старший, — сейчас конец лета, — посмотрел на Давыдина, — где то здесь базируется немецкая эскадра JG-26 и они должны получить новенькие Фоккевульфы-190… Вечером того же дня в семье русского эмигранта Давыдина Владимира Игоревича был праздничный ужин. Прибыл сын Иван, которого все уже считали сгинувшим на войне, а он вернулся. * * * К концу лета 1941 года эскадра JG-26 которая базировалась во Франции была перевооружена на новый самолет одноместный, одномоторный FW-190A. Он обладал прекрасной управляемостью на всем диапазоне скоростей, у него стоял двигатель воздушного охлаждения с расположением цилиндров по типу «звезда», вооружен 4 пулеметами и двумя 2 см пушками, а так же новым прицелом. Англичане появление нового немецкого самолета благополучно не заметили, вернее заметили, но считали его трофейным самолетом Кёртисс Р-36 Хок (Ястреб), американцем который на начало войны уже был устаревшим, но к началу боевых действий еще состоял на вооружении во Французских ВВС. Потом, чуть позже англичане поняли свою ошибку когда с ужасом начали замечать, что FW-190 лучше их основного истребителя «Супермарин Спитфайр MK V». В небе над Ла-Маншем вновь начало господствовать Люфтваффе. Новый немецкий самолет оказался настолько лучше английского, что те серьёзно подумывали над проведением спецоперации с угоном одного Фоккера для последующего изучения. Если на Западном фронте FW-190 проявлял себя превосходно и сражаясь в меньшинстве наносить ощутимый урон английским ВВС, то на Восточном… он уступал почти всем советским истребителям. Мощное вооружение FW-190 позволяло поразить цель с первого раза, второго зачастую совершить не получалось, а большущая скорость при пикировании давала возможность немецким летчикам сразу же убежать с поля боя. В общем на Восточном фронте основным так и остался «Мессершмитт BF-109». * * * На следующий день к переходу подходило два человека. Одного сразу опознали, это был Иван Давыдин, а вот вторым… оказался его отец Владимир Игоревич. Владимир Игоревич Давыдин родился в 1896 году в небольшом городке под Одессой в семье мелкого лавочника. Был он четвертым ребенком в семье. До 1914 года был как все не лучше и не хуже, окончил реальное училище, а потом… потом война. В 1915 ушел волонтером в армию. Попал в 4 стрелковую дивизию которой командовал Антон Иванович Деникин. В сентябре 15 года участвовал во взятии Луцка. Летом 1916 участвовал в Брусиловском прорыве, а точнее повторно взяли Луцк… молодой Владимир Давыдин тогда даже не подозревал, что это был ставший потом знаменитым «Брусиловский прорыв». Когда в 1917 начались волнения и неразбериха ушел домой. Из дома на Дон снова к Деникину. Записался в формируемую им армию… ну как армию 4 тыс. человек при 5 орудиях. Все были молоды и в шутку называли 46 летнего Деникина «дед Антон». Участвовал в неудачном штурме Екатеринодара и паническом бегстве из Новороссийска в Крым, потом из Крыма в Константинополь и дальше во Францию. Со своей будущей женой, Елизаветой Ефимовной познакомился уже в эмиграции. Была она вдовой и старше на 8 лет, но особого выбора у Владимира Игоревича не было, а точнее выбора не было вообще. На тот момент она снимала комнатушку с самым младшим из своих родных братьев Петлицким Сергей Ефимовичем который был авиатором и работал на небольшом частном аэродроме недалеко от городка, куда в мастерские и пристроил Владимира. Рождение Ивана стало знаменательным событием. Брат жены Сергей Ефимович детей, равно как и жены не имел. Женщины у него были и не мало, а вот деток как то не заимел. Одна не по нраву, другая не по вкусу, третья не по карману… Племянника он воспринимал как родного, да и тому нравились с дядей Сережей. Войну с тевтонами или как их называли французы — бошами Владимир Игоревич, равно как и Сергей Ефимович восприняли серьезно. Иван ушел в армию. Это была какая то странная война. Война как бы была, но самой войны как таковой не было. Все уже стали надеяться, что на том и закончится когда… Союзную армию Франции и Англии разгромили так быстро, что никто ничего не успел понять, когда в их городке начали хозяйничать боши, а вот от Ивана вестей не было. Явился он когда его уже никто не ждал, с подарками… если таковыми уместно назвать продукты. Они всей семьей включая Сергей Ефимовича долго сидели, обсуждали… а чего обсуждать? С приходом немцев они фактически стали невостребованными безработными и перебивались случайными заработками. * * * Александр Николаевич задумчиво ходил по кабинету и периодически из-под лобья поглядывая на стоявших по стойке «смирно» отца и сына Давыдиных. Остановился: — И как Вы себе все это представляете? — Дядя Сережа неплохой авиатор, отец авиатехник… мама может преподавать французский или работать в госпитале…, - молодой Давыдин скорее мямлил чем отвечал на вопрос. — В госпитале у нас есть кому работать, — отмахнулся Говоров старший, — а вот приличного преподавателя французского у нас нет, — сделал небольшую паузу и продолжил, — По поводу военлета Петлицкого. Вашего дядю проверим… каков он военлет… * * * Немецкий аэродром базировался на когда то французском частном аэродроме, но с некоторыми изменениями. Фактически они использовали только взлетную полосу и некоторые здания. Самолеты не стояли на взлетном поле они находились немного в сторонке и прилично замаскированы. Были выкопаны неглубокие капониры над которыми на палках развешана маскировочная сеть. Схожим образом стояли палатки с личным составом, столовая, бочки с ГСМ, боеприпасы и прочие службы. В посадке находились машины связи, по периметру имелись шесть зенитных орудий с часовыми. На грунтовой дороге установлен шлагбаум с будкой, который нас немного посмешил. Будка и шлагбаум покрашено в бело-черный цвет, ходит вооруженный часовой, в будке имеется телефон, с права и с лева от шлагбаума прорыт неглубокий ров метров по пять в каждую сторону и все. Если нужно незаметно пробраться на аэродром — отойди в сторону от дороги, в любую сторону и беспрепятственно пройди. — Самолеты стоят в трех разных местах. Вот здесь, здесь и в этом леску тоже. Всего их около 30 штук. Точно сказать не могу, но по предварительным подсчетам истребителей 25–28, так же были замечены маленьких «Шторх» два и один Ю-52, - докладывал Левченко, — Зениток шесть, палатки для расчета находятся недалеко. Так же у них имеется с десяток грузовых автомобилей, один бензовоз и два легковых. Много чего они развозят на лошадях. Еще есть специальные тележки для подвоза бомб. Палатки с личным составом так же в трех местах, недалеко от своих самолетов. Штаб вот здесь, рядом машины связистов и столовая. Склад с боеприпасами вот здесь бомбы, а здесь патроны и снаряды, бочки с ГСМ стоят вот, — указывал он на карте… — Андрей Клебанюк, — обратился к нему Александр Николаевич, который в отсутствии Валерия взялся руководить операцией, — слушаю твое мнение… — Мое мнение… брать их нужно. Машин у нас штук двадцать, да у них с десяток. Самолеты вывезем сразу, потом все усилия на боеприпасы, ГСМ и прочее… — Не то, — отмахнулся Говоров старший, — я спрашиваю какие есть мысли о захвате этого всего… — Александр Николаевич это не ко мне, это лучше к Илье, — и кивнул на Левченко, — это его стихия. — Тогда этот вопрос к тебе Илья… слушаю. — А чего здесь долго думать, — пожав плечами ответил тот, — сначала по тихому убираем зенитки, штаб и связистов, потом всех остальных. — Думаешь получится и остальных «по тихому»? — переспросил Александр Николаевич. — Нет, остальных как получится. — Людей хватит? — Если привлекать людей Лютикова, да разведчиков которых мы готовим для него, тогда хватит. Для зенитчиков нужно шесть снайперов и пару помощников из новеньких… — Туда нужно еще водителя отправлять, чтобы зенитки эвакуировать. — Ну тогда еще и водитель, часовых у самолетов и складов это пусть новички тренируются. Непуганые здесь немцы, — и хищно улыбнулся, — связистов и штаб тоже не проблема, а вот палатки с охраной, обслуживающим персоналом, техниками и летчиками — этих окружить и с помощью танков зачистить. Говоров старший и Клебанюк не сговариваясь с интересом посмотрели на рассказчика… — Ничего страшного если кто то и убежит. До поселка по прямой километров шесть, это где то час времени. В поселке только отряд местной полиции. Пока созвонятся с остальными, пока подмога прибудет… считаю, что времени нам до утра. Да в сущности там не очень много чего. В группе Лютикова человек 500, да наших около 100, если даже половина будет грузить — все равно часа за три-четыре справимся. — Твой план примем за основу, добавим только вырезать линию связи в поселке, изменим и уточним некоторые моменты… — резюмировал Александр Николаевич, — Андрей, — это к Клебанюку, — подготовь площадку куда это все… с транспортом разберись, подготовь телеги на всякий случай. Люди будут почти всю ночь работать, организуй им чай, хлеб с маслом по окончании работ баньку. — С новых деревень народ привлекать или только тех кто записался в отряд? — А много записалось? — Пока 12 человек, но они еще не прошли даже курс молодого бойца. — Ничего, они в бою участвовать не будут, а для общего развития полезно. * * * Матиас Бауман был самым настоящим русским немцем. Его предки перебрались в Россию еще… то ли при Елизавете, то ли при Екатерине… этого он точно не знал, а спросить уже было не у кого. Они верой и правдой служили русским царям, когда лучше, когда хуже. Его отец даже успел послужить большевикам когда они остро нуждались в грамотных офицерах, а вот когда гражданская война окончилась и нужда в них отпала ему, вместе с семьей пришлось срочно убегать… сначала в Эстонию… потом в Литву, а в 1936 когда Германия начала созывать своих «сыновей» перебрались в «Фатерланд». Потом… поскольку он умел ремонтировать двигатели его направили служить в наземную службу Люфтваффе… Перед самой войной, в конце лета 1939 года, когда Бауман младший получил отпуск они с отцом сидели в небольшом уютном ресторанчике, пили пиво: — Отец как ты полагаешь скоро Германия объявит войну Польше? — спрашивал Матиас Бауман у отца. — Это не мне решать Матвей, — отец часто называл его русским именем по привычке, — мое мнение таково, что Польша получила свою независимость не совсем законным путем. Полякам не следует высоко задирать нос, а они ведут себя как будто бы они самые главные в Европе. Захватили у Литвы Вильно и Вилненскую область, напали на Чехов забрали у них Тешинскую Силезию, отказываются с нами, — при этом он скептически хмыкнул и слегка покачал головой, — н-да уже с нами… — повторил он имея ввиду Германию, — обсуждать вопрос «Данцигского коридора». Матвей запах войны летает в воздухе и эта война будет с Польшей. — А как же Франция и Англия? У них же договор, не будет ли с Германией так, как в последнюю войну? — Вряд ли лягушатники и лаймы будут воевать за ляхов, — ответил Бауман старший глотнув пивка, — не тот это народец. На словах они трижды выразят свою озабоченность и готовность оказать помощь, но на деле скорее нет, чем да. — Почему у тебя такая уверенность? — не сдавался Матиас-Матвей. — Рейнская демилитаризованная зона, ни единого выстрела. Франция, Бельгия и Англия только утерлись, — ответил Иван Иванович Бауман-старший. Матиас-Матвей вспомнил эти слова, когда 25 августа 1939 года их 26 истребительная эскадра «Шлагетер» покинула свои аэродромы мирного времени и передислоцировались ближе к французской границе. Самолеты были тщательно замаскированы ветками и маскировочной сетью. Они ждали сигнала. Польская компания была скоротечной… Французские, английские и бельгийские войска, как и говорил его отец, стояли на границе и… просто стояли, потом это стояние было названо «странной войной». Дальше была Датская и Норвежская компании, но там Матиас-Матвей не участвовал, а вот во Французскую компанию и в битве за Англию ему пришлось «повоевать» если работу наземной службы можно так назвать. Их аэродром, который находился во Франции недалеко от Ла-Манша иногда бомбили, зенитчики отстреливались, они прятались. Потом солдаты засыпали ямы на взлетном поле, они ремонтировали самолеты… все было обыденно и отлажено. В августе 1941 их стали перевооружать с «Мессершмитт BF-109» на «Фокке-Вульф FW-190». Получили почит 30 штук… Первые полеты на «Фоккерах» и первые разочарования мотор перегревается, особенно задняя звезда, а вот летчики его хвалят, говорят он лучше «Мессершмитта BF-109». С утра все было привычно, самолеты еще с вечера подготовлены к вылету отправились на задание в этот день они сопровождали-прикрывали немецкие корабли в Ла-Манше, но толи данные суда были лимонникам не интересны, толи они их не заметили, но боевых столкновений не было и по возвращению самолеты подверглись обычному осмотру и заправке. Матиас проверил заднюю звезду отметив, что она как обычно не критически, но перегрелась. Летчики-офицеры погрузились в два легковых автомобиля и грузовик отправились в ближайший французский городок обмывать рыцарский крест обер-лейтенанта Йоханеса Шмидта. Проснулся он от выстрелов, топота и неразберихи царившей вокруг. На аэродром напали… сильно напали. Нападавших было много и у них были танки. Об обороне не было и речи. Кто-то куда-то бежал… одеты были, скорей раздеты белая майка и черные трусы. Почти никто не отстреливался бежали кто куда. Матиас поддавшись общей панике бежал в неизвестном направлении. От основной группы убегающих он отстал, поскольку выбегая из палатки не одел сапоги, а с босыми ногами… Бах, бах, бабах бегущие впереди стали падать, толи убили, толи еще чего. Появились какие то тени с оружием… Матиас упал больно ударившись о землю. Он сильно испугался, затаился и притворился убитым… — Контроль, — услышал он как кто то сказал на русском… во Франции на русском… ему стало еще страшнее, неужели русские уже добрались до Франции… Послышался стон, потом бах — выстрел: — Тихон! Ты что творишь, дурная твоя голова. — Так живой ведь был… — Штыком его нужно, так никаких патронов не хватит, — ругался другой. И Матиас-Матвей решился, он приподнялся, максимально поднял руки вверх и испугано-просяще, часто и жалостливо стал говорить на русском: — Товарищи не стреляйте я русский, пожалуйста не стреляйте, — слезы текли по его щекам. В этот момент ему очень хотелось жить, стать маленьким и незаметным… было страшно, очень очень страшно.