— Поблагодари. Та поблагодарила. Но на её лице был написан страх. «Я её понимаю, — подумал Борис. — Ибо следует бояться данайцев, дары приносящих. Особенно, если эти данайцы — Дина» — Вот и всё, — Дина села на кресло. — А как теперь мне? — осторожно спросил Борис. — Так же, как и раньше. — А форма? — Форма заставит тебя быть подтянутым, аккуратным, — отчески напутствовал молодого воина полковник. — Безукоризненно выполнять все распоряжения командира. — У меня-то вообще нет командира. — А наша прекрасная Ада? Ты и так здесь под её началом. Ада взяла Бориса за руку: — Все будет очень-очень хорошо. Я буду хорошим командиром. Мы будем разыгрывать комедии Аристофана, а по средам у нас будут литературные вечера при свечах. Ты будешь читать Бодлера и Кокто. — То есть я буду как крепостная актриса. — Тебе не повезло, Борис, но крепись, — поддержал товарища в беде Леонард. — А я теперь не Борис, я Кузьма. Кузьма Робинзонов. Рядом оказалась Лимона: — У меня в детстве был кот Кузьма. Ада сняла с себя бежевую накидку и положила на плечи Бориса. — Очень хорошая гамма цветов. Очень интересный ансамбль. Тебе нравится, Борис? — Я выгляжу как Робинзон Крузо на военных сборах. — Тебе надо будет отрастить длинные волосы, как у Ленского, — посоветовала Елена. — Солдаты первого года службы должны стричься наголо, — четко, по-военному доложил полковник. — Мне пора, — заторопился Кубик. Ада его удержала: — Останьтесь с нами. Если у вас есть время. На что тот важно ответил: — У меня всегда есть время для тех, кто не против, чтобы у меня было время. Ада посмотрела на часы: — Пора готовить ужин. А что касается прически, то хоть ты, Григорий, и полковник, командовать буду я. Он будет носить такую прическу, какую сочтет нужной. А пока, Борис, иди переоденься. Я привезла тебе спортивный костюм. Он у тебя в комнате. — И то верно. Пора демобилизоваться. Сначала откинулся, потом демобилизуюсь. Бурная жизнь. — Откуда ты откинулся? — не поняла Елена. — Из мест заключения, — пояснил знакомый с тюремным жаргоном майор Кубик. 45. Пьер Лабузи молчит Перед ужином все собрались на веранде. — В это время года у нас очень красивые закаты. — мечтательно протянула Ада. — «Гаснет луч пурпурного заката, синевой опутаны цветы», — вполголоса пропел Борис. Ада оживилась: — Борис, ты поёшь? — Увы, нет. Во французской комедии «Любовь и две девы» я должен был играть молодого человека по имени Пьер Лабузи. Там одна из дев берет арфу и говорит: «Спойте нам, Пьер». Дальше в тексте было написано: «Пьер Лабузи поёт басом». Послушав меня на первой репетиции, режиссер внес в текст правку: «Пьер Лабузи поёт звонким тенором», а после третьей репетиции написал: «Пьер Лабузи молчит». При слове «бас» Григорий вспомнил о пристрастии Дины к оперным басам и хитро улыбнулся: — У вас в городе есть оперный театр? — Есть. — И басы есть? — А как же! У нашего баса был роман с балериной. Когда до его жены дошли слухи, та его предупредила: «Поймаю с этой доской, отрежу…» Это грозило крупными неприятностями, потому как у мужчин, которых кастрируют, меняется голос, становится тонким-тонким. Представляете, на сцене появляется Борис Годунов, этакий детина с бородой, и начинает визжать бабьим голосом: «Достиг я высшей власти, достиг я высшей власти…» Вбежала Лимона. На её лице был написан ужас: — Там…Там… — Что там? — спросил Григорий. — Там художник. Он лежит там внизу. Мертвый. — Это уже не Оскар Уайльд, — со знанием темы произнёс Борис. — Это Шекспир. Часть третья Новые времена, старые нравы 14. Пятиэтажка без лифта 46. Август девяноста первого Начались допросы, поиск вещественных доказательств; словом, всё, что подробно описывается в детективах. В первую очередь допросили Аду и Лимону. К утру их отпустили под подписку о невыезде. — А мы никуда и не собираемся, — ответила за себя и за Лимону Ада. Министершу, Григория и Дину допрашивали недолго, и они быстро уехали. На вопрос, кто он такой, Леонард ответил, что он — гость, друг секретарши министерства и они уже три дня как подали заявление о браке. Их тоже отпустили под подписку о невыезде, и они уехали. Бориса допрашивали долго. «Художника по-видимому закололи чем-то похожим на шпагу. Вы единственный из присутствующих, кто мог владеть шпагой. Доводилось ли вам играть, к примеру, д’Артаньяна?» — «Нет, не доводилось». — «Обучались ли вы фехтованию?» — «В вузе, актеров учили элементам фехтования».