— А кто? Ты актер. Шпагой владеешь. Ты играл д’Артаньяна? — Нет. — Жалко. Это так романтично. Шпагой. Я себе представляю, ты — д’Артаньян, а я эта, как её… — Констанция Бонасье. — Правильно. В кино ее играла простушка с вихляющим задом. — Перетт Прадье! — удивился Борис, но потом решил, что Перетт Прадье далеко, а рыжая дама — в переделах досягаемости, посему защищать французскую актрису не стал. — Твоя правда. Миранда вынула из сумки пакет: — Что они там искали, эти мушкетёры? Вроде бы подвески королевы? — Было такое. — Так вот я достала кое-что поважнее подвесок. По крайней мере для тебя. — Заинтриговала. — Не разочарую. Но сначала так. Вас учили целовать дам по-мушкетерски? — Нет, но я попробую. — Попробуй. А я решу отдавать тебе подвески или нет. И в этот неподходящей момент раздался звонок. — Сегодня с гостями перебор, — Борис сосредоточился на поцелуе и открывать дверь не пошел. Миранда поцелуй оценила. — Констанция осталось бы довольна. Бери пакет и удивляйся. Всё мог предположить Борис, но то, что он достал из пакета… Там были его документы. Те, что украли. Все. Паспорт, диплом, военный билет. — Спасибо! Но как ты их достала? — А вот это спрашивать не надо. Нашла у мужа в столе. — Не знаю, как тебя благодарить. — Догадайся. У тебя здесь очень жарко. В этой квартире почему-то всегда было жарко. Вильма вообще голой ходила. Если бы рядом был д’Артаньян, то эта Констанция… Помоги расстегнуть блузку. Борис шустро исполнил просьбу и потом, не теряя темпа, блузку снял: — У тебя красивый бюстгальтер. Бюстгальтер был обыкновенный, но Борис по опыту знал, что подобные комплименты не остаются незамеченными: — В Сан-Тропе на пляже дамы ходят без бюстгальтеров. — Убедил. И сняла бюстгальтер. — И даже «нон-слип», — продолжал Борис. — Опять убедил. Она быстро сняла ненужное, продефилировала к окну, положила руку на подоконник: — Оцени. Но оценить Борис не успел. Дверь на кухню неожиданно распахнулась и пред изумленным взором Бориса и Миранды предстала… Лимона: — Я принесла обед. 54. Без метлы, но с макаронами Миранда замерла как в финальной сцене «Ревизора», только в отличие от героев Гоголя, она была, как бы сказал великий русский поэт, «в убогой наготе»: — Борис, кто это? — Это Лимона. — Как она сюда попала! Борис повернулся к Лимоне: — И действительно, как ты сюда попала? — Так через окно? — А почему не через дверь? Обычно люди заходят через дверь. — Я звонила, а вы не открываете. А у меня котлеты с макаронами остыть могут. Я помню, вы, Борис, не любите остывших котлет. Миранда стояла как статуя в парке и хлопала глазами: — Ну ты как ведьма! Тебе бы еще метлу. — Почему как ведьма. Я по пожарной лесенке. Еще есть карниз, а внизу ступенька. Мадам Ада сказала, что вам, Борис, для здоровья обязательно нужно есть морковку. — Нужно, — согласился Борис — И где она, эта морковка? — Так за дверью. Сейчас принесу. Она вышла на лестничную клетку, вернулась с двумя пакетами: — Тут еще кисель. И хлеб. Миранда, одевшись, пришла в себя: — Многих дур видала, но такую, как ты… — Да ты не волнуйся. Я никому не скажу. — А тебе никто не поверит. Она заспешила к двери. — Остаться, — начал её уговаривать Борис. — Нет, уж хватит. Впечатления у меня на целый год хватит. Внукам расскажу. И она ушла. * * * — Ну я пойду — заторопилась Лимона. — Мне еще в гастроном. — Ты и в прошлый раз по лестнице?