Глава 40 Воскресенье, 8:30, через тридцать девять с половиной часов после расставания Рассказ Уитни показался Лорен слишком уж гладким. Особенно якобы последние слова матери. Они были совершенно не в характере мамы. Судя по рассказу Уитни, Милли была сентиментальной. Слезливой. Способной сказать что-то вроде: «Митч никогда не оставит меня в покое. До самой смерти». Но мама, которую знала Лорен, не сказала бы так. Она была сильной. Приземленной. Реалисткой. И еще кое-что насторожило Лорен. Ее последний разговор с мамой этой фразе противоречил. Они втроем сидели на траве, скрестив ноги по-турецки, лицом друг к другу, тесно придвинув головы. Вдалеке работала газонокосилка. Люди шли на работу, спешили к своим машинам с кофе в руках, стремительно выезжали со дворов и неслись по улице. Наверное, со стороны казалось, что их троица проводит спиритический сеанс, вызывая духов. Лорен устала слушать ложь Уитни. Ей не нравилось выражение лица Амелии; невооруженным взглядом видно, что та попалась на удочку. Клюнула на небылицы Уитни. Что-то нужно было предпринять, вернуть Амелию. Она ведь и так не встала на сторону Лорен окончательно. Уговорить сестру отправиться в поездку Лорен смогла, только сыграв на стремлении Амелии к свободе, к жажде острых ощущений. Амелия не поверила до конца версии о роли своей матери в этой истории. Однако Лорен не собиралась сдаваться. Стоит вырвать Амелию из лап Уитни, и она сможет ее убедить. Откроет ей глаза. Всю свою жизнь Лорен была на обочине, лишь со стороны наблюдая, как другие дети растут в любви и радости, в окружении родной семьи. Из всех родственников, о которых она знала, жив был только отец. Правда, после смерти мамы в том же году его посадили в тюрьму. Он был наркокурьером. В полицию поступил анонимный донос, и с тех пор отец сидел. Он уже давно вышел бы, но в тюрьме зарезал какого-то парня – никогда не умел держать себя в руках – и получил новый срок. Однако теперь с одиночеством покончено. У Лорен есть сестра, и она с ней не расстанется. Закрыв глаза, Лорен представила себе солнечные лучи на лице, соленый воздух, горячий песок… – Знаю, тебе нужно все переварить, – говорила Уитни Амелии. – Сейчас ты, наверное, ненавидишь меня. Понимаю. Со временем тебе станет ясно, что все, что я сделала, я сделала из любви. К Милли и к тебе. Да, может, я и была с тобой чересчур властной. Строгой. Со стороны, наверное, казалась безумной мамашей. Но теперь ты знаешь почему… Я не хотела, чтобы ты пошла по моим стопам, навредила бы себе или другим. Лгала, манипулировала людьми, как это делала я. Слишком хорошо я знаю, к чему это приводит… Пойми, я стремилась выполнить обещание, данное Милли в ту ночь, когда ты родилась. Может, не теми методами, но так или иначе я держала слово. Защищала и оберегала тебя. Лорен посмотрела на Амелию, которая то и дело с трудом сглатывала, нервно сжимая руки на коленях, и ковыряла облезший черный лак на ногтях – точно такой же, как у Лорен. Ее покрасневшие глаза слезились, лицо стало серым и бледным. – Скажи мне хоть слово, – умоляла Уитни дочь. – Честно говоря, не знаю, что ты хочешь от меня услышать, мама. – Амелия оттопырила губу, пытаясь сдержать слезы. Лорен наблюдала за Уитни, пыталась угадать ее следующий шаг. Как далеко она зайдет? Сколько еще подобных откровений может вынести ее сестра? Нижняя губа Амелии дрогнула, она прикусила ее. – Не знаю, – произнесла Уитни. – Скажи хоть что-нибудь. Что ты меня ненавидишь. Про свои чувства. Только не молчи. – Я вовсе не ненавижу тебя, – пробормотала Амелия, опустив голову. – Я и сама точно не знаю, что чувствую к тебе. Ничего не соображаю. В ступоре. Мысли путаются. – Она прерывисто вздохнула. – Сейчас мне кажется, что вся моя жизнь была сплошной ложью… – Твоя жизнь вовсе не была ложью! – воскликнула Уитни. Лорен отвернулась, глядя на капли росы на траве и гадая, была ли в рассказе Уитни хоть крупица правды. – Наверное, мне нужно время… побыть одной. – Амелия резко встала. Вслед за ней поспешно поднялась и Лорен. – Хорошо. Брови Амелии удивленно поднялись. – Ты согласна? – Конечно. – Уитни кивнула. – Пойдем домой, и можешь думать в своей комнате, сколько тебе нужно. – Нет, – возразила Амелия. – Я имею в виду совсем другое. Мне нужно побыть где-нибудь в другом месте. Не дома. Уитни нахмурилась. – Ну и куда же ты пойдешь? Лорен сразу ухватилась за представившуюся возможность. – Например, отправится с сестрой в небольшое путешествие, – сказала она. – Как мы и планировали. Уитни сцепила руки, прикусила губу. Лорен не сомневалась, что сейчас последует отказ. По лицу Амелии было видно, что она думает так же. – Пожалуйста! – взмолилась Амелия. – Мне это необходимо. – Амелия, ты еще недостаточно взрослая, чтобы путешествовать одна. – Не одна. С ней будет сестра, – заметила Лорен. Уитни бросила на нее уничтожающий взгляд. – Или пусть просто поживет немного со мной, – добавила Лорен. – Здесь, в мотеле. Место вполне безопасное. Совсем рядом полицейский участок. Лорен отметила, как вздулась жила на шее Уитни. Счет 1:0 в пользу Лорен. Уитни колебалась, облизывая губы. – Держу пари, полиции будет интересно взглянуть на это. – Лорен дернула молнию на рюкзаке; раздался резкий звук, будто лист бумаги разорвали пополам. – Полиция? Зачем? – со страхом в голосе произнесла стоявшая рядом Амелия. – Ты ничего не говорила о полиции. – Поднеся руку ко рту, она грызла ноготь на указательном пальце. Боже, Амелия никогда бы не вынесла то, что в детстве пришлось испытать Лорен. Слишком уж она ранимая. Но сейчас Лорен было не до того. Стремясь к своей цели, она не брала в расчет чувствительность сестры. Нащупала в рюкзаке то, что так долго искала, и извлекла искомое. Глаза Уитни вспыхнули. – Дневник Милли? – спросила она с придыханием, глядя на тетрадь, как на заряженный пистолет. – Он самый, – ухмыльнулась Лорен, наслаждаясь тревогой на ее лице. – К сожалению, прочитав эти записи, я не могу поверить в вашу версию. – Она провела большим пальцем по страницам. – Здесь много о вас. И о вашей дружбе. – Неужели? – Уитни шагнула вперед. – Дашь взглянуть? Лорен прижала дневник к груди. – Нет. Уитни вздохнула. – Лорен, твоя мама всегда была излишне эмоциональной. Склонной к депрессии и преувеличениям. Вряд ли ты все правильно поняла. – О, думаю, что поняла все правильно, – насмешливо парировала Лорен. Потом открыла страницу и прочитала: – «По моей коже бегают мурашки, волосы встают дыбом. Ужас дышит мне в спину. Тень позади меня никогда не исчезает. Ждет удобного момента, чтобы нанести удар». – Прямо-таки поэма о твоем отце. Я ведь говорила, он ее пугал. Вот почему я всегда старалась спасти Милли. Вот почему я выполнила ее просьбу. – Взгляд Уитни остановился на Амелии, и та кивнула. – Здесь вовсе не о моем отце. А о вас. Послушайте. «Она сдирает с меня кожу и надевает на себя, как платье. Погружаясь в реку моей жизни, она свободно плавает там, наложив заклятье». От изумления Уитни застыла с открытым ртом. Ей понадобилось время, чтобы оправиться от удара. Наконец она взяла себя в руки, хотя дышала тяжело. – Да что тут можно понять? Какие-то темные фантазии. Бессмысленное нагромождение слов. Милли нравилось такой быть – сумрачной, таинственной. – Я тоже пишу мрачные стихи, – вмешалась Амелия. – Похожие на эти. В которых есть символизм, всякие метафоры. Их не нужно воспринимать буквально. – Ее губы слегка изогнулись в уголках. – Наверное, в этом мы похожи, да? Лорен покачала головой. – Мамины стихи печальные. Да, в них много символизма. Однако все намеки в них взяты из реальной жизни. Вы ведь не просто хотели быть рядом с мамой? Вы хотели стать ею. Вам нужна была ее жизнь без остатка. Уитни покачала головой. – Что ты понимаешь в наших отношениях? – Одно я знаю точно – то, что вы рассказали нам сегодня, описано и в мамином дневнике, – сказала Лорен. – Только совсем иначе. – И что тут удивительного? Я уже говорила, мы с Милли часто смотрели на вещи по-разному. – А вот она пишет, вы были просто одержимы ею. Глаза Уитни вспыхнули. – У твоей мамы была завышена самооценка. Она считала, что все от нее без ума. – Вы были влюблены в мою мать? – Губы Лорен изогнулись, ее брови приподнялись. Румянец на щеках Уитни говорил о том, что удар попал в цель. – Правда? – Глаза Амелии расширились, как будто она узнала свою мать с неизвестной стороны. Лорен с удивлением обнаружила, что Амелии даже хочется, чтобы это оказалось правдой. Хотя Лорен произнесла обличающую речь лишь для того, чтобы задеть Уитни за живое, выбить ее из колеи. Но, возможно, именно здесь таилась правда. Недостающий кусочек головоломки. Который Амелия, вероятно, стремилась отыскать.