Я стала тормошить ее, надеясь обнаружить хоть какие-то признаки жизни… И поняла, что ее уже не вернуть. Мне показалось, что у меня вырвали сердце. Я помню, как раскачивалась взад-вперед, бормоча под нос «Боже, боже». Мне хотелось закричать. Завыть. Но тело не позволяло. Как будто разучилось, забыло, как это делается. Милли сказала, что у меня шок. Впервые в жизни я испытывала такую боль. Всепоглощающую. Безмерную. Честно говоря, мне хотелось умереть вслед за дочерью. Я не представляла, как переживу такое горе. Наконец я осознала весь ужас происшедшего и в панике закричала. Я просила Милли нажать кнопку вызова, рядом с которой она стояла. Однако лицо Милли приняло таинственное выражение – смесь боли, печали и в то же время решимости, – и она велела мне успокоиться. Взять себя в руки. Она задернула занавеску перед моей кроватью. Что все это значит, я не понимала. Не уверена, что я вообще что-нибудь соображала в тот момент, я ничего не видела, кроме мертвого ребенка. И тогда она предложила мне безумный план. Поменять наших детей. Конечно, сначала я отказалась. Зачем мне ее ребенок? Мне нужен свой! – Твоей дочери больше нет, – заметила Милли. – И ее уже не вернуть… Я знала, что она права, но не хотела верить. Я перепробовала все. Надавливала на маленькую грудь, дышала девочке в рот – я видела по телевизору, как делают искусственное дыхание… Милли остановила меня, обняла и прижала к себе. Сказала, что у нас мало времени. При этом она все время поглядывала на дверь. Ее глаза светились безумием. – Соглашайся, Уит. Ты столько раз повторяла, что хочешь мне помочь. Сейчас у тебя есть шанс, – с одержимостью уговаривала меня она. – С Митчем у нас совсем плохо, понимаешь? Он никогда не оставит меня в покое. До самой смерти. Так пусть хоть она увидит другую жизнь. В твоих силах сделать так, чтобы увидела. Даже сраженная горем от потери собственного ребенка, я отдавала отчет в своих поступках. Может, я приняла и не совсем верное решение. Впрочем, хорошо ли, плохо ли, в конце концов я сделала лучше для всех. Помню, как увидела тебя на руках у Милли. Ты была такой красивой. И в тот момент я поняла, что смогу полюбить тебя. Вырастить. Сделать твою жизнь счастливой. Спасти тебя. Я еще могу получить то, о чем так мечтала. Я посмотрела в глаза Милли, горящие отчаянием, и поняла, что не могу сказать «нет». Я никогда не могла ей отказать. И мы сделали это. Милли поменяла бирки. Я заплакала и поцеловала свою малышку в последний раз. Моей Амелией стала ты. Помню, как Милли, стоя в дверях с моей неподвижной дочерью на руках, взяла с меня обещание всегда оберегать тебя. И я сдержала слово. Я всегда оберегала тебя. Глава 38 Воскресенье, 8:00, через тридцать девять часов после расставания Хотя Амелия купилась на историю Уитни, Лорен не верила ни единому слову. Разве мать способна отказаться от своего ребенка? Лорен прекрасно помнила тот день в больнице. Мама просто светилась от счастья, переполненная любовью к дочери. Ни за что она не отдала бы свою крошку! И все же кое-что в истории Уитни смахивало на правду. Например, жестокость отца. В детстве отец казался ей самым лучшим. Веселый. Шумный. Он играл с ней, придумывая смешные голоса для каждой игрушки, водил ее в парк и качал на качелях. Однако в черные дни он не смеялся и не играл с ней, а только орал на нее, приказывал сидеть тихо. Однажды она построила огромную башню из лего. Собирала ее несколько дней. А он в одну секунду разрушил. Ветерок слегка приподнял волосы Амелии, обнажив край родимого пятна. Если слова Уитни правда, значит, движимая любовью, мать подарила лучшую жизнь только младшей дочери. Вспомнилась уютная комната Амелии, на стенах которой развешаны постеры ее любимых фильмов. После того как мама умерла, а отец попал в тюрьму, у Лорен до самого совершеннолетия не было своей комнаты. Все детство она делила ее с другими приемными детьми, спала на чужих кроватях. Иногда ей везло, и она попадала в дом, где у нее была отдельная комната, однако по-настоящему она ей не принадлежала. Лорен не могла переделать или обставить ее по своему вкусу. Дом Бет и Генри был именно таким. А они стали ее любимыми приемными родителями. Единственные, с кем она поддерживала отношения на протяжении многих лет. Вот почему Лорен использовала их дом для своего плана. Уитни никогда не отпустила бы свою дочь в какой-нибудь захудалый мотель. Кроме того, она ведь считала, что Лорен всего семнадцать, а не двадцать пять. Лорен знала, что на протяжении многих лет Бет и Генри каждый вечер с полпятого до полшестого пили коктейль на террасе. Поэтому она устроила так, что именно в этот час Уитни и привезла Амелию. Лорен проскользнула в дом через окно своей бывшей спальни, как в старые добрые времена, когда она возвращалась после ночных вылазок, и через несколько минут впустила Амелию. Все было бы проще, если бы Уитни не имела привычки всюду сопровождать свою дочь. Между прочим, это жутко бесило Амелию. Лорен не понимала сестру; сама она была бы просто счастлива, если бы родители так о ней заботились. На первой же ее ночевке у Амелии Уитни заглянула к ним, предложила перекусить. Было ясно, что ей хотелось узнать, чем они заняты. Чтобы быть в курсе и держать ситуацию под контролем. Амелия грубо отказалась – по сути, прогнала ее. Лорен наблюдала, как Уитни с расстроенным лицом выходит из комнаты. Перед тем как закрыть дверь, она жалобно посмотрела на дочь, словно ожидая, что Амелия опомнится и ее позовет. Как собака, оставленная на улице. А Амелия даже не заметила, что обидела мать, – или ей просто не было дела до ее чувств. Лорен не представляла, с чем столкнется, когда приедет сюда в поисках сестры. Ведь у нее была лишь информация, которую она сама раскопала в интернете, просматривая аккаунты в социальных сетях. Одно она знала точно: Амелия и Уитни очень привязаны друг к другу. И неудивительно, ведь они так долго жили вдвоем. Однако Лорен и не предполагала, какое потрясение испытает, увидев, насколько жизнь сестры отличалась от ее собственной, насколько она лучше и счастливее. Сначала она невольно почувствовала укол ревности. Сейчас, слушая рассказ Уитни, Лорен поймала себя на мысли, что хотела бы оказаться тем самым подмененным ребенком. И пришла в замешательство от такого желания. До приезда сюда она была измучена невзгодами и обозлена на весь мир; мир казался ей черно-белым. Отношения с Амелией ее изменили. Теперь Лорен стала различать оттенки серого… Она очень хотела, чтобы Уитни поплатилась за свой поступок. Даже разбросала по квартире подсказки, чтобы, когда они с сестрой скроются, Уитни нашла их и поняла, почему Амелия ее покинула. Чтобы Уитни страдала. Мучилась. Возможно, даже пришла в отчаяние, не выдержала и наконец созналась в том, что совершила. Слушая рассказ Уитни, Лорен начала сомневаться, правильно ли она поступила. Глава 39 Я привезла тебя домой, и настали трудные месяцы. Не потому, что я не любила тебя. Любила. Очень любила. И все же я не подозревала, как сильно буду тосковать по собственному ребенку, которого потеряла. Как буду горевать. Глупо думать, что один человек может заменить другого. Пожалуйста, не пойми меня неправильно: я не жалею о том, что сделала. И тоска от потери не уменьшила мою любовь к тебе. Просто все произошло слишком стремительно, рана в душе была совсем свежая, и скорбь еще не успела утихнуть. Сперва Дэн считал, что у меня послеродовая депрессия. Затем поговорил со своим отцом и начал подозревать, что дело не только в этом. Видимо, моя депрессия не слишком походила на послеродовую. Она была гораздо сильнее. Я не могла рассказать Дэну, что со мной, поэтому он сделал собственные выводы. Вскоре стало известно, что на следующий же день после нашего обмена детьми Милли умерла. От передозировки кодеина. Много лет назад точно так же чуть не умерла и я. Весть принесли мои родители. Вывалили на меня целый клубок мерзких слухов, которые распространяла мать Милли. После вскрытия, когда в ее организме нашли наркотики, врачи решили, что она покончила с собой после того, как ее ребенок умер от СВДС[4]. Одна из медсестер слышала разговор Милли с Митчем и отметила, что он вел себя очень грубо. Кроме того, на руках Милли она заметила синяки. Из медицинской карты врачи узнали, что в прошлом Милли страдала от опиоидной зависимости. Пытаясь разобраться, почему же Милли покончила с собой, я вспомнила фразу, которой раньше не придала значения. В нашем последнем разговоре, когда Милли просила меня поменяться детьми, она сказала: «Митч никогда не оставит меня в покое. До самой смерти». И я наконец поняла. Она все спланировала заранее. Вот почему не задумываясь предложила обмен – знала, что скоро ее уже не будет в живых. Как бы мне хотелось думать, что, уступив Милли, я помогла ей обрести свободу! Однако чем больше я размышляла, тем хуже мне было на душе. Что, если бы я не согласилась? Может, тогда Милли не пошла бы на самоубийство? И в конце концов смогла бы порвать с Митчем? Теперь уже не узнаешь… Эта мысль по сей день не дает мне покоя. После известия о смерти Милли я еще глубже погрузилась в депрессию. Я горевала не только по своему ребенку, но и по лучшей подруге. Отношения с твоим отцом накалились до предела примерно через полгода, когда твои глаза изменили цвет. Ты ведь знаешь, у нас с папой голубые глаза. А у тебя карие. Он пришел в ярость, хотя я пыталась объяснить, что это ничего не значит. Даже показывала ему научные труды, где развенчивался миф о цвете глаз, в который он верил. Наши отношения дали трещину. Я слишком много лгала. Слишком многое скрывала. Правда, расстались мы не сразу. Полагаю, все это время он оставался со мной ради тебя. Он никогда не требовал теста на отцовство. Потому что сильно тебя любил. С первой секунды, как он увидел тебя, его сердце принадлежало тебе. Ты его дочь, несмотря ни на что. Как ни старалась я сохранить наш брак, Дэн больше мне не доверял. Это и есть истинная причина нашего разрыва. Из-за чего он меня бросил. Мне действительно жаль, что наш брак распался. Пожалуй, это самая большая моя потеря. Мне хотелось дать тебе жизнь, которую мы с Милли придумали для Амелии. И в основном это удалось. У тебя были платьица и бантики, комната в розовых тонах. Но самое главное, у тебя была любовь. Безопасность. Защита. Всеми силами души я стремилась стать для тебя настоящей мамой. Любящей. Внимательной. Поддерживающей во всем. Надеюсь, именно такой я и была. Но знаю совершенно точно: когда Милли просила вырастить тебя, она хотела еще кое-чего. Чтобы тебя воспитывали двое родителей. Она на себе испытала, что значит жизнь с матерью-одиночкой. Поэтому я всегда чувствовала вину перед тобой. За то, что не смогла наладить отношения с Дэном. Вырастить тебя в полной семье.