— По официальной версии взорвались сверхмощные, новые на тот момент кристаллы Шакти, а остальные выжили лишь потому, что половину кто-то украл. Это было правдой, но отчасти. Кристаллы действительно украли, но скорее всего — да теперь уж точно — тифонцы. Но так как их официально не существует, а даитьянам красть у самих себя нет смысла, остаются фоморы. Все обвинили их. Нас. Крейн был в ярости, он решил, что даитьяне сделали какое-то важное научное открытие и не хотят делиться. И началась другая война. Та, которой я не предвидел. «Как раз та, которую ты предвидел, — возразил Лиру внутренний голос. — Мунвард знал, что одолеть войско Крейна даитьянам не стоит труда. Только вот не подумал, что фоморам станут помогать тифонцы». Когда Хэллхейт умолк, остальные не проронили ни звука. Тишина повисла в доме. Лир все еще не решался обернуться, уставившись на море зелени, успокаивающе танцующее на ветру. Природа безразлична к мирским проблемам, к скоротечности времени, к людским обидам и страхам… Не в этом ли ее прелесть? «Они меня поняли? — усомнился Лир. — Может, моя правда прозвучала не так уж и жутко. Почему я раньше все не рассказал?» «Потому что ты все равно убийца, Лир, хоть и думаешь, что действовал во благо большинства. Потому что все эти годы тебе полагалось раскаиваться, — снова подсказал внутренний голос. — Ты раскаивался?» — Теперь вы все знаете, — разорвала тишину Ева. — Знаете, что даитьяне сами виноваты. Мунвард положил начало войне, когда убил УрМайю. Лир наконец нашел в себе силы обернуться. Первое, что он увидел: Ева, снова стоявшая на ногах посреди комнаты, она смотрела на Хэллхейта в упор, но он не мог прочитать — что странно — ни единой эмоции в ее глазах. Что-то, как колокольчик, в глубине души Лира зазвенело: «Опасность». Лир перевел взгляд на стул в углу комнаты, где поблескивали клинок и кинжал, которые он, входя в комнату, там оставил. — А Хэллхейт остановил эту войну, как мог, — тихо возразил он. — Уверен? — Вопрос к Хэллхейту или Мунварду? — Но ведь Лир не знал, что так произойдет, мам, — вступилась за него Аня, ее взгляд метался теперь между фомором и матерью. — Он не хотел убивать эту УрМайю и всех остальных! «Не хотел». Фраза Ани встала комом в горле у Лира. Не хотел? Он опять вспомнил, как Хораун пытался забраться в его мысли, в его единственное убежище, где он мог быть собой, заставить Лира действовать против воли. Вспомнил УрМайю, которой-таки однажды удалось застать Элеутерея врасплох, удалось заставить его… «Не хотел». Отсутствие контроля над собственным телом, полная беспомощность и ничтожность, — вот все, что помнил о том дне Тер. Он не помнил, кем был и что делал, что чувствовал и чего желал… Ничего не желал. Только смерти. — Не хотел ведь, правда, Лир? — повторила Аня, уставившись на него в полном недоумении. — Почему ты молчишь? Скажи, что не хотел никого убивать. И не знал, что так получится! — Он не скажет, — ответила за него Ева. Их глаза встретились, Лиру стало дурно. Никогда прежде он не видел столь черной ненависти в глазах напротив него. «…Хэллхейт или Мунвард?» Все произошло в считаные секунды. Не будь Лир так решителен, не будь за его плечами сотен поединков, он бы долго потом жалел об этом моменте. А может, наоборот, ему наконец-то больше бы не пришлось ни о чем жалеть… Ева бросилась к оружию на стуле. Мгновение, и меч Лира оказался в ее руках. Ее волосы рассыпались по плечам, как боевая накидка, а взгляд хищно сверкнул. Кто-то вскрикнул. Кажется, Дафна. Не думая о последствиях, ведомый одним лишь инстинктом, Лир вскинул руку. Шрам на руке замерцал, горячая волна прокатилась по венам. Оставшийся лежать на стуле кинжал по его безмолвному приказу взмыв вверх, и синее лезвие, как молния, пронеслось по воздуху. Пальцы Хэллхейта сомкнулись на рукоятке, и приятный мандраж тут же наполнил все тело. Война. Кровь. Сила. Время перестало существовать, все сомнения, сожаления и раздумья исчезли. Мир растворился, сузившись до единственной мысли: убей или позволь себе быть убитым. Одно отточенное движение. Один взмах. И кинжал Лира нашел свою жертву. — Мама! — завизжала Аня. Меч выпал из Евиных рук, и она схватилась за живот, в котором кинжал Лира утонул по самую рукоятку. И только в этот момент он осознал, что натворил. «Убийца. Мой лучший друг Элеутерей не мог стать этим чудовищем». Долю секунды Лир еще ощущал, как разожженное в душе пламя войны жаждет продолжения боя. Но боя не будет. Пламя угасло, оставив чувство опустошенности после себя. Сомнения, сожаления и раздумья вернулись на свое привычное место. И тогда Лир на самом деле понял, что натворил. Он отдавал свой кинжал на заточку в Патиле, а там все оружие обрабатывали ядом. Ева умерла мгновенно. «Нет, это не Ева», — от облегчения у Лира внутри словно растаяла цепь. На глазах вся искусная иллюзия рассеялась, кожа убитой приобрела зеленый оттенок, а лицо неестественно исказилось: стали видны острые скулы, тончайшая линия серых губ и желтые глаза с кошачьими зрачками. Тифонка. Лир ведь знал, что перед ним ненастоящая Ева, верно? Об этом говорил внутренний голос, крича об опасности? Пытающаяся еще вырваться из рук Никка Аня замерла. Кровь у женщины, что назвала себя ее исчезнувшей матерью, была совсем не земной: фиолетовые струйки потекли из раны, заливая пол. Никто не шелохнулся. — Лир, — позвал Никк. — Как ты догадался? Лир не ответил. — Лир? И Дафна смотрела на него, не проронив ни звука. Ничем не выдав, что удивлена или расстроена, что тоже обо всем догадывалась или, наоборот, парализована неожиданным ужасом. На ее лице застыла маска беспристрастия, за которой она всегда прятала свои эмоции, когда тех было слишком много. «Интересно, кто больший убийца, Лир?» Аня всхлипнула. — Ты не был уверен, да, Лир? — по ее щекам текли слезы. — А если бы… если бы… — Я был достаточно уверен, — отрезал он и, не в силах смотреть им в глаза, пошел прочь из дома. * * * Даф продолжала смотреть, как по полу, только недавно так тщательно натертому Шандаром, растекается пурпурная кровь. Аня рыдала, уткнувшись Никку в плечо, а тот, как и сестра, молчал. «Нужно что-то сказать», — шепнуло Дафне подсознание. Но что тут скажешь? Час назад землянка сияла от счастья, ведь нашла мать, которую и не надеялась увидеть снова. Четверть часа назад Лир признался, что сотни суталцев, погибших в Храдэи, были его рук делом. И если в это еще было сложно поверить, то вот доказательство — труп, что лежит теперь у их ног. — Она не была твоей матерью, Аня, — произнесла Даф, стараясь звучать твердо. Землянка не ответила. — Так быстро… — откликнулся Никк вместо нее. — Лир убил ее так быстро, Даф. Ни секунды не колебался. Убил живое существо и даже не моргнул! — Но иначе она бы убила его, — возразила Дафна. Поэтому Лир и был лучшим воином — он не сомневался, когда приходил момент. — Мы бы остановили ее. — Или все уже были мертвы! — Но… — Она хотела убить нас, Никк! Она использовала вас, чтоб пробраться к нам и шпионить. Она играла на чувствах Ани и твоих чувствах, и моих. И Лира! Смерть неизбежна на войне. — А ты знала? — вытирая заплаканное лицо, повернулась к Даф Аня. — Догадалась, что это не моя мать? Дафна вздохнула. — Нет. — Как ты тогда позволила ему это сделать! — Аня закричала так внезапно и громко, что стекла задребезжали. В ушах у Даф зазвенело. — И не говори, что все произошло слишком быстро! Я помню, как вы сражались с Лиром на тренировке, для тебя времени было достаточно. Даф промолчала. Да, она и правда могла остановить Лира, видела его намерения кристально чисто за секунду до произошедшего. Однако не сделала этого и поступила бы так же вновь. Кем бы ни была погибшая, Даф презирала ее — за ложь, за обман и за все то, что натворили Хораун и Смерон. За ее народ. — А то, что Тер убил УрМайю, ты знала? — продолжала Аня. — Так же позволила ему устроить бойню и убить столько своих же людей? И ни одна струна не дрогнула в твоей душе? Сжав губы, Даф отвела взгляд. Она знала об УрМайе, но до сегодняшнего дня понятия не имела, что Элеутерей — причина, по которой тифонцы жаждут мести. Но ведь это был ее Тер… Признаться сейчас в своем неведении означало предать Лира, предать Тера, свою любовь, себя и все, во что Дафна верила. И даитьянка молчала. — Ты ничем не лучше Хэллхейта, — покачала головой Аня. С каждым словом в ее голосе становилось все больше силы. — Конечно, в кого еще мог влюбиться убийца? И плевать на то, что правильно и гуманно, верно? Плевать, если чья-то смерть купит вам еще один день в этом испорченном мире. Так живите вы в нем с Лиром вечно! Живите и наблюдайте за чужими смертями! Аня умолкла, будто сама испугалась своих слов. Никк посмотрел на нее, наверное, говоря что-то мысленно, успокаивая. Но землянка не реагировала. Даф чувствовала, как кровь отливает от лица, заставляя ее бледнеть. Говорят, в моменты стресса люди выдают то, что иначе сказать не рискуют. Вот, значит, какими Дафна и Лир предстают в глазах окружающих? Двумя сумасшедшими, готовыми растоптать каждого, уничтожить всех ради друг друга? «Посмотри на убитую, — подтверждал внутренний голос. — Недостаточно доказательств? Ее смерть и на твоей совести». Ни на кого не глядя, Дафна ушла. * * *