Амариллис махнула накидкой, и балюстрада вдоль балкона исчезла. Такой простой жест, но Аня никогда не могла изменить вокруг ничего и поэтому напряглась. Нет, могла, но только… «…когда смотрела глазами Ивэйн». — Ты одна из них, — Аня с ужасом подняла на Рилл глаза. — Ты теперь одна из Лăров, ты помогаешь им! Амариллис улыбнулась. — Нет, я помогаю тебе. Проснись, Аня. — Проснуться? — Проснись, — еще одно движение. Рилл толкнула ее. Земля ушла из-под ног, звезды замелькали перед глазами, и в следующий миг Аня поняла, что летит вниз. — Проснись!.. В бездну. Глава 23. Его величество Хэллхейт Лир никогда не понимал, что такого волшебного все видят в звездах. Холодные белые точки на небе, на черном, безграничном, скрывающем все мыслимые и немыслимые опасности небе. И вот, эти звезды. Ведь каждая из них — чье-то солнце, которое горит и пылает, светит и греет, а потом взрывается и… «…уничтожает миры». — Оперившись локтями о перила узкого балкона, тянущего вдоль внутреннего двора крепости, Лир лениво наблюдал, как на плацу внизу тренируются солдаты. Ночь уже опустилась на Нараку, и вокруг зажгли фонари, которые в глазах Хэллхейта были ничем не лучше звезд, разве что ближе, безопаснее. Один из новичков, маршируя, запнулся. Едва не упав, он схватился за солдата рядом, а тот в свою очередь толкнул еще одного. Третий начал возмущаться, тут же попытавшись попасть виновнику хаоса кулаком в грудь, еще двое позади начали что-то кричать. — Отставить! — рявкнул Кинир, следивший за маршем. Его неподвижная фигура, обрамленная светом фонаря, сверху походила на статую. — Если посреди боя каждый начнет обвинять другого в подножке, лучше сразу застрелитесь, потому что именно это сделает с вами враг! Моментально повисла тишина. Ведший занятие лейтенант что-то пробубнил, оправдывая «неопытных мальчишек», но Пендрог только рыкнул в ответ. За это, Лир был уверен, отец и назначил Кинира генералом: одним словом, одним взглядом, одним движением тот мог заставить любого соблюдать порядок. — Начинаем заново, — со вздохом провозгласил лейтенант в итоге. Лир пробежал взглядом по вновь выстраивающимся на краю двора новобранцам: растерянные и испуганные, постоянно косятся друг на друга, пытаясь понять, правильно ли все делают. Точно их посадили в вольер с волками, но не сказали, под каким кустом прячутся хищники. «Может, жизнь не так уж сильно и отличается от вольера», — подумал Хэллхейт. Хорошо, что он стоял в тени наверху, иначе бы эти ребята вообще спотыкались каждые три секунды. Но с другой стороны, кто он такой, чтобы так напугать их одним лишь присутствием? Ах, да. «Ты теперь царь, Хэллхейт, — скривил губы Кинир то ли с отвращением, то ли с издевкой, когда полчаса назад они вместе вышли из тронного зала, где первые лица и помощники короны подкинули Лиру с полсотни „неотложных государственных дел“. — Все эти земли, все эти люди и все эти проблемы теперь твоя собственность. Нравится?» Хэллхейту не нравилось. Да, он не раз принимал за других решения, но раньше он всегда свою компетентность доказывал, а доверие заслуживал — рисковал собой, поэтому люди давали ему власть. Сейчас же Лиру просто подарили вольер и дружно решили, что он знает, где прячутся волки. А он не знал. И не мог объяснить это другим, черт возьми! Потому что никто не послушает, никто не поверит, никто не сможет взять его роль на себя. Остается лишь одно — найти волков первым. Строй солдат вместе со своим генералом скрылся в ночи на другой стороне плаца, оставив за собой лишь гул марша, и Лир снова поднял глаза к небу, чистому, черному, усыпанному пульсирующими звездами небу. Ветер дул в лицо, заставляя глаза слезиться от ледяных прикосновений. «Ты была ключом ко всему, но теперь только мешаешь, — сказал Смерон Ане. — Тебе пора умереть, Ластер». Интересно, землянка уже обо всем догадалась? Поняла, как связаны Лăры, тифонцы и она сама? А главное — почему Мунвард снова живет и дышит? Он так долго врал всем, что не помнит, почему вернулся на землю. Так долго врал себе. «Есть кое-кто, девочка, — сказала Ивэйн Мунварду, когда тот оказался среди этих холодных и мертвых звезд. Когда умер. При одном воспоминании Лира бросало в дрожь. — Ты вернешься в мир живых и станешь ей вечным защитником». Лир выдохнул, медленно и глубоко, надеясь, что память покинет разум, как воздух легкие. Не покинула. Немигающий взгляд золотых глаз Ивэйн по-прежнему яркий, будто та стоит перед Лиром сейчас. «Ты будешь предан ей, пока я не освобожу тебя от данного тобой слова». В тот момент Теру казалось это благословением, чудом! Так просто? Помочь какой-то девчонке выжить? Мунвард это может. Конечно, нужно соглашаться, как часто выпадает шанс прожить все сначала, вернуть все, что утеряно? Только чудес не бывает. Боги корыстнее смертных и уж точно куда хитрее. Особенно, когда знаешь, что их не существует, и любой, кого ты примешь за божество, это лишь кто-то, кто видел и слышал, и пробовал чуть больше тебя, кто овладел искусством обмана в совершенстве. «На любого царя найдется завоеватель», — любил говорить Крейн и всегда требовал, чтобы его еду проверяли на отсутствие яда перед трапезой. Разве ли не насмешка «богов», что Мунвард погубил тысячи жизней, а теперь Хэллхейту дарована власть погубить еще столько же? Все, за что долго и упорно боролся Мунвард, Хэллхейт получил от рождения. Лир опустил голову и закрыл руками лицо. Или это такой урок, испытание? Возможность исправить старые ошибки и на этот раз всех и впрямь спасти? «Но Ивэйн не дала мне выбора. Если Аня захочет… я не могу всех спасти». — Не похож ты на царя, — раздался голос позади. Чарна появилась из распахнутой двери за спиной, подошла и, облокотившись спиной о бордюр, внимательно посмотрела на Лира. — Отчего же? Фоморка пожала плечами и отвернулась. — Не ощущаю в твоей осанке силы, не вижу уверенности в глазах. — Потому что их нет. — Раньше были. Лиру некогда выслушивать сомнения других, у него полно и своих. Демонстративно расправив плечи, он подошел к Чарне, уверенно, властно и близко, так что у нее не было больше выбора, кроме как смотреть на него. Она отчего-то вздрогнула и отклонилась назад, из-за чего ее красные волосы рассыпались за плечами, прямо над перилами балкона, и ветер их тут же растрепал. Но она промолчала. — Чарна, ты доверяешь мне? — спросил Лир. С одной стороны, ему хотелось, чтобы она сказала «нет», тогда он сможет перестать врать себе, что в силах что-то исправить. Но с другой… если она скажет «да», может, у него еще и правда есть шанс искупить все грехи? Однако Чарна сказала кое-что совершенно неожиданное. — Ты мой царь, — ответила она с лишенной эмоций маской на лице. — И все? — А что ты хочешь услышать? Марширующие солдаты снова вернулись, отбивая каблуками ритм внизу. Кинир снова на них ругался: за недостаточно ответственное отношение к делу или что-то подобное. «Я хочу услышать, что мы друзья, — думал Лир, глядя в карие глаза Регинслейв. — Что пережили много чего вместе, что знаем друг друга от и до, что верим друг в друга, что…» — Где Дафна? — спросила Чарна внезапно. Лир помрачнел, опять вспомнив их с Даф разговор, и тифонку, что представилась Евой, и Аню с Никком — разочарование в глазах каждого. — Не знаю, — проворчал он и отвернулся, начав расхаживать вдоль балкона, злясь на себя и весь мир. — Скорее всего крушит что-нибудь и ненавидит меня. Или плачет. Но точно ненавидит. Между ними повисла неуютная пауза. Хэллхейту казалось почему-то, что он сказал что-то лишнее, что-то личное и неправильное. Он покосился на Чарну и понял, что та все еще смотрит на него, задумчиво, точно не решается озвучить какую-то мысль. — Что не так? — не выдержал Хэллхейт. — А ты доверяешь мне? — Конечно. Чарна медленно покачала головой, эмоций на ее лице до сих пор не было. — Тогда почему же скрываешь от меня столько всего? Хэллхейт хотел бы сказать, что не скрывает. Хотел бы промолчать. Хотел бы посмеяться над абсурдностью прошедшего дня и, как в детстве, спуститься сейчас вниз, на этот самый плац, чтобы играть с Чарной в поединок на деревянных мечах до рассвета, пока отец не придет и не выгонит спать. Но больше никто не придет. Больше им не играть. Жизнь стала до абсурдного сложной. — Ты задумывалась, — спросил Лир, — что я не рассказываю тебе всего, потому что не хочу втягивать в свои проблемы? — А ты задумывался, что я уже по уши в твоих проблемах, Лир? — парировала фоморка. Сердито. Ну вот, наконец-то эмоции. — Только даже не понимаю, в каких! Я не могу помочь тебе, не зная, в чем нужна помощь, не могу выйти из лабиринта, не зная, что в нем нахожусь. — Правда некрасива. — Она всегда некрасива, Хэллхейт! В ложь влюбляются, но правду любят всем сердцем, твои слова, помнишь? Ты сказал их мне, когда я отказывать говорить, откуда у меня шрам на левом бедре. Рассказывай.