Сьюзи перевела взгляд на Нэнси. – Вы ведь Нэнси Малон? – спросила она. – Тренер Принцессы? Нэнси кивнула в манере, очень похожей на кивок Берни. Она что, еще была и Нэнси Малон? У людей очень сложные имена, понятия не имею, почему. Сколько я себя помню, я всегда был Четом, просто и со вкусом. – Сьюзи Санчез из «Трибуны Долины», – сказала Сьюзи. – Я оставила вам несколько сообщений на автоответчике. Нэнси облизнула губы. Мы с Берни всегда за этим следили, я – потому что любил маленькие человеческие языки, я ведь уже об этом говорил, да? А Берни – по каким-то своим причинам. – У меня не было времени его проверить, – сказала Нэнси. – Можете сейчас уделить мне минутку? – Простите. – Когда сможете? – не отступала Сьюзи. – Я к вам вернусь, – сказала Нэнси. – Надеюсь, что скоро, – заметила Сьюзи. – Думаю, в интересах всех, чтобы мы рассказали историю как можно точнее. – Да ладно? – Нэнси повернулась и исчезла за той же самой дверью, из которой только что вышла Сьюзи. И что теперь? Все это меня озадачило. Я придвинулся поближе к Берни. Сьюзи взглянула на него через полуприкрытые ресницы – словно пыталась защититься от невидимого сигаретного дыма. – Значит, ты немного приврал, когда сказал, что тебя сняли с дела? – спросила она. – Или тут что-то другое? – Что-то другое, – сказал Берни. Сьюзи посмотрела на него долгим взглядом. – Берни, – сказала она. – В чем дело? Что пошло не так? – Где пошло не так? – сказал Берни. Ага! Он ответил на вопрос вопросом. Я не до конца понимал, что тут происходит, но любил, когда он так делает. А вот Сьюзи, кажется, не очень это нравилось – это я мог сказать по морщинкам, которые появились на ее лбу, и по тому, как сузились ее глаза. – Ты специально ведешь себя, как идиот? – Ну, это выражение по своему определению подразумевает умышленность. – И зачем? В чем смысл? Эй! Они что, спорят? От этого мне стало грустно. Сьюзи что, не нравится Берни? Или Берни не нравится Сьюзи? Я повернул голову и принялся грызть зубами шерсть на боку. Берни открыл рот, чтобы что-то сказать, но в этот момент дверь конюшни открылась и в загон для лошадей вышел мужчина в сопровождении Нэнси, несущей седло. На мужчине были блестящие сапоги, а в руках он нес короткий хлыст – собственно, его я заметил первее всего – и стоял он очень прямо, но все равно был ниже Нэнси. Мужчина свистнул – резкий, грубый свист, который болью отозвался в моих ушах – и к нему трусцой подбежала лошадь. Теперь она стояла рядом, встряхивая гривой в очень раздражающей манере. Нэнси вышла вперед и принялась седлать лошадь. Я много раз катал Чарли на спине, это было очень весело – но носить седло? Нет уж, спасибо. А эти блестящие штуки, которые Нэнси сунула в рот лошади, блестящие штуки, прикрепленные к поводьям? Сразу забудьте. Мужчина взял поводья, поставил ногу на стремена. Нэнси присела рядом, сцепила руки в замок, и одним рывком подняла его в седло. На каждом ботинке были маленькие острые металлические штуки, смотрящие назад, это привлекло мое внимание. – Сам граф? – спросил Берни. – Кто же еще? – сказала Сьюзи. – Как у него с английским? – Неплохо. – Также неплохо, как у Аделины? Сьюзи рассмеялась. – Что смешного? – спросил Берни. – Аделина родилась и выросла в Пассаике, – сказала она. – В Пассаике? – переспросил Берни. Для меня это тоже было в новинку. Это что, где-то в Долине? Долина простирается вдаль бесконечно, и еще дальше? Однажды я побывал в одном приключении в Нью-Мексико, а еще я был в Сан-Диего. Мы с Берни занимались серфингом! Ну, вроде как. – Пассаик, Нью-Джерси, Берни, – объяснила Сьюзи. – Удачи с делом. Она развернулась и пошла к желтому фольксвагену-жуку, припаркованному у дальней стороны конюшни. Забралась в него и укатила прочь. Берни смотрел, как она уезжает. – Господи, – сказал он и опустил на меня взгляд. – Я что, все испортил? – Берни? Испортил? Да никогда. Я боднул его головой. – И если так подумать, у меня действительно есть эта назойливая мысль, которая, может, и правда идиотская… Назойливая мысль? Тут я совершенно потерял нить беседы, но это и неважно было, поскольку мы оба отвлеклись на тяжелый топот лошади, перешедшей в галоп. Я повернулся и увидел, как граф наклонился вперед, направляя лошадь прямиком к тому, что выглядело как стоящий посреди загона кусок забора. Довольно высокий забор, стоит сказать – сможет ли… Ого! Еще как сможет. И я увидел, для чего нужны эти металлические штучки – шпоры, вспомнил я, мы с Берни видели их, когда смотрели вестерны, и Берни все повторял: «Видишь, как раньше все было?», пока вестерны наконец не отправились в самый низ стопки дисков с фильмами и не остались там навсегда. О чем это я? Ах да, металлические штучки: они были для того, чтобы втыкать их в бока лошади, когда ты хочешь заставить ее прыгнуть. Я тоже мог прыгать, причем абсолютно самостоятельно, и был бы совсем не против тоже попрыгать через забор. Сейчас для этого вообще подходящее время? А почему бы и нет? Мой взгляд упал на Берни. Он что, сейчас покачал головой? Лошадь приземлилась на землю с глухим стуком, и земля под нами задрожала. У графа было суровое выражение лица, словно ему было совсем не весело, и я не понял, почему: заставлять землю дрожать должно было быть очень даже весело. Лошадь поскакала вокруг загона. Нэнси подошла к нам и остановилась с другой стороны забора. – Поэзия в движении, – сказала она. Поэзия? Берни любил поэзию. Он знал очень много этой самой поэзии, и иногда – например, когда мы долго ехали на машине – она начинала из него изливаться. Мое любимое стихотворение звучало так: «Пушки справа, / Пушки слева, / Пушки позади, / Оглушающий грохот слышен впереди». Еще мне нравилось: «Старый пес Трей, / Он на свете всех верней, / От горя старый пес Трей не вешает хвост; / Нежен, душа его добра, / И мне не найти, не найти никогда / Друга получше, чем старый пес Трей». Правда, это стихотворение я никогда до конца не понимал, поскольку единственный пес Трей, с которым я был знаком, был старым и мерзким задирой, сторожившим свалку в Педрое, и друзей у него не было. Берни кивнул, вроде как соглашаясь с этой самой поэзией в движении. – Шесть Олимпийских игр назад он участвовал в соревнованию по выездке. Представлял Италию, – сказала Нэнси. – Я и не знал, что лошади так долго живут, – заметил Берни. – Я говорила о графе, – Нэнси бросила на него взгляд. – О, – только и сказал Берни. Лошадь рысью подбежала к нам, высунув голову за забор. – Тпру, – сказала граф. Я наконец смог рассмотреть его лицо: узкое, с большим носом, быстрыми темными глазами. Еще у графа были усы. Усы мне не нравились, понятия не имею, почему. Граф смотрел на Берни, лошадь смотрела на меня. А я во все глаза смотрел на нее в ответ, уж поверьте. Лошадь заржала – ужасающий звук – и принялась медленными шажочками отходить в сторону. Граф прищелкнул языком, и лошадь замерла на месте. Я же обнаружил, что придвинулся к ним ближе. – Это тот самый детектив, – сказала Нэнси. – Берни Литтл, – представился Берни. Он протянул через забор ладонь для рукопожатия, но граф этого словно не заметил. – Что это вы хотите? – сказал граф. Он немножко странно говорил – как-то неправильно, понять его было трудно. – Помочь найти их, – сказал Берни. – Вашу жену и Принцессу. – В данном вопросе вы уже провалились, нет? – Если и так, – сказал Берни, – то наша мотивация стала только сильнее. – Есть мотивация, – сказал граф. – А есть компетентность. – Вы можете нас проверить, – сказал Берни. – Я дам вам список рекомендаций. – Рекомендаций? Это не то, как я работаю. – А как вы работаете? Граф не ответил. Он только постучал себя по носу пальцем. Это что-то должно было значить? – Я точно знаю одно, – сказал Берни. – В таких ситуациях время играет не на нашей стороне. Граф смотрел на него сверху вниз. Я знал, что Берни хочет, чтобы он согласиться. Я также знал, как обычно выглядят люди, когда готовы согласиться, и граф таким человеком сейчас не выглядел. – Лучше всего, если у нас будет клиент, – сказал Берни. – Но правда заключается в том, что мы будем работать над этим делом, с клиентом или без. – Это какая-то угроза? – Это констатация факта. – Ах, – сказал граф. – Констатация факта. Asserzione di fatto, – графа-то и раньше было трудно понять, а теперь и вовсе стало невозможно. – И когда вы говорите «мы», вы имеете в виду?.. Берни указал на меня. Ой-ей. Я каким-то образом успел просочиться через забор и теперь находился на расстоянии одного прыжка от тощей лошадиной ноги. Я перебрался назад через забор, и это было непросто. – Чет и я, – сказал Берни, бросая на меня внимательный взгляд. Я знал этот взгляд. Он значил… что-то, я забыл, что.