Поначалу только Констанс услышала Лилли. – Ты о чем, Лилли? – Я знаю, куда идти. Я читаю по-французски. Нам нужен знак, на котором написано ‘quai numéro trois’ или какие-то похожие слова. Это может быть слово quai с последующей тройкой и буквой «е» после нее. О, постойте… Кажется, я вижу! – И чего ты тогда ждешь? – Констанс рассмеялась. – Пошли все. Лилли нас спасла. Следуем за ней. В считаные секунды они оказались на нужной платформе, где их встретила молодая представительница ЖВК, которая явно испытала облегчение, увидев, что ее подотчетные прибыли более или менее вовремя. – Всем привет. Займите, пожалуйста, ваши места в поезде, ваши вещи уже погружены. У нее приятное лицо, подумала Лилли, и четкое, немного в нос произношение человека, который учился в хорошей школе, а возможно, даже в университете. Она была точно такой женщиной, какой когда-то хотела стать и сама Лилли. Когда они устроились в вагоне, в котором были ряды скамеек, а не отдельные скамьи, представитель ЖВК хлопнула в ладоши и замерла в ожидании, на ее лице появилось непроницаемое выражение; наконец все смолкли. – Огромное вам спасибо. Как вам всем известно, мы сейчас направляемся в Сент-Омер. Это в тридцати милях отсюда по прямой, так что мы доберемся до места к вечеру. Если вам нужно по делам, я вам предлагаю сделать это, пока мы стоим. Туалет в дальнем конце вагона. Более важным, по крайней мере для Лилли, был вопрос о том, что они будут есть, хотя время обеда прошло более часа назад. Возможно, порядочной пищи они не увидят до Сент-Омера. В животе у нее заурчало, но поделать она ничего не могла; даже Констанс, обычно девушка организованная, взяла с собой только плитку шоколада. Она обхватила себя за живот и, глядя в окно, погрузилась в созерцание французского ландшафта, такого похожего на английский и в то же время неуловимо неповторимого. Может быть, дело было в домах, подумала она, с их черепичными крышами и белеными стенами. Погода стояла отличная, и Лилли, восхищавшейся сочными полями, на которых здесь и там паслись упитанные овцы, показалось, что война идет где-то совсем в другом мире. Как иначе могла она примирить эту лесистую благодать, неторопливо уплывающую назад за окном, с тем знанием, что где-то во Франции, менее чем в сотне миль отсюда, идет стрельба, палят пушки и тысячи людей сражаются, убивают друг друга и умирают? – 19 – Представитель ЖВК встречала их, когда поезд ближе к вечеру добрался до Сент-Омера. – Четверых из вас я везу в Пятьдесят первый, а других четверых в Пятьдесят четвертый. Верно? Отлично. Двоих я могу посадить впереди со мной, остальным придется ехать сзади. Обычно этот путь занимал не более полутора часов, но грузовик, на котором их везли, дряхлый трехтонный «Деннис», должен был останавливаться через каждые пять миль, поскольку перегревался, а потом они проводили долгие минуты на обочине дороги, ждали, когда остынет радиатор, чтобы их водитель мог снова заполнить его и снова завести двигатель. Как ни спешила Лилли в Мервиль, она была благодарна за эти остановки, которые давали ей передышки не в последнюю очередь от зубодробительной езды и тесного пространства пахучего кузова. Когда они остановились в четвертый или пятый раз, она плюнула на правила приличия и улеглась на травянистом краю дороги. Это ложе после беспощадных скамеек грузовика показалось ей мягчайшей периной. Бриджет последовала примеру Лилли и, хохотнув, растянулась на траве рядом с ней. – Отличная мысль. Я бы здесь весь день пролежала. – Если бы мы только могли, – согласилась Лилли. – Что угодно, только не залезать в этот грузовик. – Ты в порядке, птичка? – спросила ее подруга. – Ты сегодня сама не своя, прости, если лезу не в свое дело. – Я в порядке. Просто размышляю, как мы будем жить на новом месте. – И я тоже. Прям не знаю, как я расскажу моему Гордону. Когда я записывалась, я поклялась всеми святыми, что не позволю им отправить меня в какое-нибудь опасное место. А теперь посмотри на меня! – Ты думаешь, он расстроится, когда узнает? – О да. Он бесится как мокрая курица, если я что сделаю не по‐его. Но потом быстро успокаивается. Всегда так. Лилли улыбнулась, но ничего не сказала, просто подставила лицо солнцу. «Сколько еще осталось, – в тысячный раз за этот день спросила она себя, – до того мгновения, когда я увижу его? Рассердится ли он? Или, несмотря ни на что, будет рад видеть меня?» От солнца у нее начала болеть голова, и поэтому она отвернула лицо от его лучей и принялась разглядывать сплетение стеблей травы под своей вытянутой рукой. Она почувствовала легчайшее щекочущее прикосновение, посмотрела на свой указательный палец, увидела, что на него заползла божья коровка. Жучок замер, принялся складывать и раскладывать крылышки, словно наслаждаясь теплом своей посадочной площадки. Потом она услышала урчание заведенного мотора, пересадила крохотное насекомое на завязь одуванчика и, убедившись, что коровка надежно ухватилась лапками за растение, забралась в кузов грузовика. Если повезет, они доберутся до Мервиля еще до темноты. Эта остановка на обочине дороги была последней, грузовичок словно взялся за ум и ровно урчал, спокойно проезжая остаток пути. Женщины погрузились в молчание, они устали перекрикивать рев мотора, и тут до Лилли донесся странный звук. Поначалу она решила, что это раскаты грома, но тембр звука был пугающе низким, а его аритмичный нестройный барабанный бой ни на мгновение не прекращался. Прежде всего этот звук был настолько неотчетливым, что она едва могла различать его за раздражающим шипением радиатора машины, но с каждой оставшейся позади милей звук этот становился громче и сильнее, и Лилли стало казаться, что под ними сотрясается земля. Она поймала взгляд Констанс и в это мгновение все поняла. Это пушки. Чудовищные пушки, немецкие, и британские, и французские, выплевывали снаряды, которые оставляли разорение в полях и деревнях этого мирного ландшафта. Она знала, что этот звук слышит и Эдвард. Только он слышит его не как далекий рев, а как оглушающую лавину падающих, непрерывно падающих снарядов, уничтожающих все живое на своем пути. И ничто – ни укрытие, ни броня – не могло защитить ее брата или кого-то другого на передовой от безжалостной ярости этих пушек. Только судьба. Хорошо, что она сидела, иначе ее колени подогнулись бы. Она вслепую протянула руку и почувствовала, как Констанс ухватила ее пальцы и удержала от погружения в безумие. – Я думаю, мы привыкнем к этому, – услышала она свой голос. – Конечно, привыкнем. Это похоже на гул поезда за забором сада, – сказала Констанс. Лилли в ответ смогла только кивнуть. Грузовик резко замедлился, водитель пытался перейти на более низкую передачу. И тут Лилли увидела, что они въезжают в деревню. Крик спереди известил их, что они добрались до Мервиля. Выглядывая в открытый сзади проем кузова, Лилли увидела церковь, не ахти какую церковь, а рядом – скромные кирпичные дома, кузницу, подстриженный газон деревенской площади. Грузовик резко остановился еще минут через пять, как показалось Лилли с ее места, на распаханном поле. – Все? – спросила Бриджет. – Приехали? Спереди до них донесся голос Анни, неразборчивый за урчанием двигателя. Они добрались до места. Лилли спрыгнула на землю и сразу же увидела, что они остановились перед санитарными машинами, выстроенными в ряд; за ними на пространстве, где могла бы разместиться небольшая деревня, расположились несколько домов и палаток, поставленных в поле и связанных сетью заляпанных грязью помостов. Людей поблизости, казалось, не было, и Лилли помогла Констанс, Анни и Бриджет выгрузить их багаж. Как только они закончили выгрузку, водитель прокричал казенное «счастливо оставаться» и тронулся с места, к удивлению оставшихся в кузове женщин. Лилли начала волноваться – не произошла ли какая-то ошибка, потому что здесь не было никаких знаков, указывающих направление, но тут из палатки вышла женщина и поспешила к ним. Лилли увидела на ней форму администратора ЖВК и, несмотря на усталость, постаралась встать попрямее. – Наконец-то вы прибыли. Мы вас весь день ждем, – сказала женщина. – Меня зовут Диана Джеффрис, я помощница администратора, и здесь, в Пятьдесят первом, я буду вашей старшей. Называйте меня просто мисс Джеффрис – «помощница администратора» слишком уж долго произносить. А теперь я покажу вам, где вы будете жить. Оставьте здесь ваш багаж – вы его заберете, когда я покажу вам, как тут все устроено. Она двинулась рысцой – эта женщина явно не была расположена попусту тратить время. Они подошли следом за ней к палатке, из которой она появилась минуту назад. – Это моя палатка и мой кабинет. Я люблю быть поближе к своим девушкам и хочу, чтобы вы знали: если у вас какие-то трудности или проблемы любого рода, вы можете без колебаний обращаться ко мне. Она улыбнулась им во весь рот, откинула входной клапан другой палатки, побольше, расположенной всего в нескольких дюймах от первой. – Здесь вы будете жить. Загляните внутрь на секундочку. Вы будете делить ее с двумя другими нашими служащими. Они обе поварихи. Этель Финлейсон и Роуз Томпсон. Милые девушки. Ну, все посмотрели? Отлично. А теперь я вам покажу палатку-столовую. Ужин уже закончился, но я попросила их придержать для вас что-нибудь теплое. – А где все остальные, мисс Джеффрис? – вежливо спросила Констанс. – Я думаю, большинство работают в палатках. В последние несколько недель они трудятся без отдыха. Наши бедные доктора и сестры с ног падают от усталости. Ну, хватит разговоров. Садитесь, а я скажу, чтобы вам что-нибудь принесли. На этом их экскурсия закончилась. После ужина, состоявшего из чая, тостов, маргарина и яблочного пюре, мисс Джеффрис, хотя времени было только половина восьмого, проводила их в жилую палатку, показала по пути, где находится туалет – отдельный для медсестер и служащих ЖВК. – А теперь спать, все. Мы здесь встаем ни свет ни заря – завтрак в половине седьмого. – Она пошла было прочь, но повернулась к ним с серьезным выражением лица. – Вы непременно почувствуете, что военная дисциплина здесь довольно, ммм… нестрогая. Кто-то может даже сказать, что здесь царит расхлябанность. Но решать это, конечно, только полковнику Льюису, а по его мнению, если офицерам и другим чинам не запрещать общение друг с другом, это идет на пользу боевому духу здесь, в госпитале. Но это послабление не распространяется на женщин под моим началом. Должна вам сообщить, что я не допущу никаких нарушений нашего кодекса поведения. Если кто-то из вас окажется настолько неблагоразумной, что завяжет ненадлежащие отношения с кем-нибудь из солдат или офицеров, то нарушителя ждет немедленная отправка домой. Вам ясно? – Да, мисс Джеффрис, – ответили они. – Прекрасно. Я рада, что мы понимаем друг друга. Доброй ночи всем вам. Крепкого сна. Лилли вздрогнула и тут же проснулась, часто заморгала в рассветных сумерках. Ночь была долгой. Она спала, часто просыпаясь, в ее сны вторгались пугающие, почти забытые ею к утру образы, их нестройный несмолкающий шум напоминал грохот пушек вдали. Она обвела сонным взглядом обстановку, на которую из-за усталости вчера почти не обратила внимания. Их с подругами разместили в брезентовой палатке, не очень большой, с полом из грубых досок. Два небольших выреза, закрытые сейчас клапанами, служили окнами. В середине палатки стояла небольшая угольная печурка. Их кровати – а на деле раскладушки – располагались по периметру палатки, в ногах каждой кровати стояла деревянная тумбочка. На гвозде, вбитом в одну из опор палатки, висел единственный керосиновый фонарь. Лилли посмотрела на свои часы – почти шесть. Значит, со времени их приезда в Пятьдесят первый прошло чуть менее двенадцати часов. – Констанс, – прошептала она. – Констанс, просыпайся. Уже шесть. Если мы хотим успеть позавтракать до начала работы, то должны теперь вставать. – Ммм… хорошо. Анни и Бриджет уже проснулись? – Нет еще. Я их разбужу. Мы не должны опоздать – уж никак не в первый день. Лилли разбудила подруг, быстро оделась, расчесала как следует волосы и, стянув в косу, завязала сзади на затылке, закрепила, взяв шпильки из своего тающего запаса, потом заправила кровать и принялась нетерпеливо ждать, когда будут готовы другие. Путь длиной в двадцать ярдов от их палатки до столовой растянулся, казалось, до бесконечности. Будет ли Робби за завтраком вместе с другими офицерами за их столом? Столовая была полна людей, но его она не увидела. Лилли поборола разочарование и принялась за завтрак – питательный, но простой, состоявший из соленой каши, яблочного пюре и теплого чая. Не успела она начать, как в столовую влетела мисс Джеффрис, ее переполняли энергия и бодрость. – Доброе утро, дамы! Надеюсь, вы хорошо спали? – Да, мисс Джеффрис, – хором ответили они. – Поспешите с завтраком, потом я провожу вас к вашим машинам. Заканчивайте. У вас впереди долгий день.