– Конечно, я вас помню. Но не могли бы вы называть меня мисс Эшфорд? Я больше не пользуюсь моим… тем другим именем. – Прошу прощения, мисс… да, мисс Эшфорд. Я знал, что вы во Франции, но никак не предполагал увидеть вас здесь. Его вины в этом не было – откуда он мог знать? Но, судя по шепоту, ползущему по палатке, ее тайна теперь была раскрыта. Она отважилась поднять глаза: да, все так и есть. Рядовой Джиллспай слышал. Слышала и сестра Тейлор. И сестра Белл, и капитан Гаррисон, и капитан Митчелл. И – вот беда – слышали Бриджет и Анни, которые только что вошли в палатку. Она обратилась к молодому человеку, лежащему на носилках. – Мне так жаль видеть вас раненым, рядовой Дженкинс. Как вы себя чувствуете? – Меня ранило в ногу, но доктор сказал, что ранение не опасно. Мне понадобится операция, чтобы извлечь пулю. Несколько недель отлежусь и буду как новенький. – Замечательная новость. Можно будет потом прийти к вам в госпитальную палатку? – Если это для вас не будет слишком большим беспокойством, лед… Я имею в виду, мисс Эшфорд. И благослови вас Господь, мисс. Вы всегда были добры ко мне и всем остальным с первого этажа. Лилли улыбнулась ему на прощание, ободряюще похлопала его по руке и выпрямилась. Бриджет и Анни исчезли. Ей придется поговорить с ними потом. Но врачи, и сестры, и, конечно, рядовой Джиллспай по-прежнему смотрели на нее. Ей не оставалось ничего другого, как заглянуть в глаза каждому из них и уверенно улыбнуться. Лилли подошла к рядовому Джиллспаю. – Дайте мне ключ от вашего гаража. Мне нужно кое-что сделать с машиной. – Конечно, ммм… – Мисс Эшфорд, пожалуйста. Я больше не пользуюсь моим другим именем. Это пережиток моей прежней жизни, которой я жила до Франции. Лилли взяла у него ключ. Ей хотелось броситься наутек, она чувствовала, как зарделось ее лицо от стыда и неловкости, но из палатки был только один выход. Чтобы добраться до него, ей пришлось идти мимо носилок с ранеными, ее тяжелые ботинки то и дело задевали их носилки, или одежду, или вывернутую конечность. Наконец она оказалась на свободе и поплелась в гараж, плотно прижимая руки к бокам. Дверь она отпирала дрожащими руками. Наконец, оставшись в таком одиночестве, какого она не знала никогда раньше, она опустила голову и закрыла лицо руками. И заплакала. – 37 – Лилли шарила по карманам в поисках платка, когда дверь в гараж открылась и внутрь просунулась голова. Она увидела Констанс. – И как тебя называть? Миледи? Но ты должна признать, звучит это ужасно старомодно. При этих словах Лилли снова разрыдалась. Констанс бросилась к ней, обняла, стала успокаивать, усадила на скамью у стены, предложила свой платок, дождалась, когда Лилли возьмет себя в руки. И только тогда Лилли вспомнила, что ее подруга должна лежать в кровати. – Что ты тут делаешь? – Старшая сестра меня отпустила, так что не шуми. Я проснулась сегодня утром, и жар у меня спал. Она сказала, я могу вернуться к работе, но только не выходя за пределы лагеря. Никакой езды. Но руки у меня стали гораздо лучше. – Как ты узнала? – Я как раз вставала с кровати, когда ко мне прибежали Бриджет и Анни. Они и рассказали мне, что случилось. – Извини, Констанс. Я собиралась сказать тебе. И чуть было уже и не сказала. Несколько раз. Но я боялась, что ты станешь думать обо мне по-другому. Но это всего лишь титул. Ко мне он не имеет никакого отношения. Констанс еще раз обхватила Лилли руками, крепко прижала к себе. – Тебе, наверно, было очень непросто. Не говорить ни с кем из нас о твоей семье и всем таком. – В первые же несколько недель я почти забыла об этом. Но теперь… теперь на мне это пятно. На лице Констанс появилось самое строгое ее выражение – так она смотрела, когда кто-нибудь из солдат отваживался в ее присутствии произнести бранное слово или был недостаточно вежлив с кем-нибудь из ЖВК. – Чепуха! Какое еще пятно? Ты моя подруга, Лилли, и ничто не в силах изменить это. Ты меня слышишь? Лилли кивнула, не отваживаясь прервать Констанс, а та, нахмурившись, спросила: – А Лилли Эшфорд твое настоящее имя? – Да, в некотором роде. Мое настоящее имя Элизабет Аделаида София Георгиана Нэвилл-Эшфорд. – Господи боже, я прекрасно понимаю, почему ты предпочитаешь более простой вариант. – Мои родители – очень знатные. Отсюда и эта бесконечная цепочка имен. – А кто они, Лилли? – Граф и графиня Камберлендские. – Твой отец граф? – Боюсь, что так оно и есть. – Я думала, баронет или что-то в этом роде. Целый граф, говоришь? Господи боже. А твой брат? – Эдвард? Он виконт Эшфорд. Сейчас капитан Эшфорд. – А его друзья знают? – Да. Ему бы никак не удалось скрыть. Большинство из тех, кто работал в имении родителей в Камбрии, служат в его батальоне. Но я… – Да? – сказала Констанс, когда Лилли вдруг замолчала. – Я боялась, что ты станешь думать, будто я этакая занудная, всем досаждающая дамочка, как из комедии Джорджа Фаркера. Изображает, будто выполняет свой долг, а на самом деле сует нос в чужие дела. Потому я никому ничего не говорила. – Ну теперь-то что – теперь кот уже выпущен из мешка. К обеду все в лагере будут знать. – Ты думаешь, люди ко мне станут иначе относиться? – Может быть, поначалу, – согласилась ее подруга. – Но когда они увидят, что ты ничуть не изменилась, я не сомневаюсь, все будет как прежде. – Она похлопала Лилли по руке, чуть поморщилась и решительно встала. – А теперь скажи мне, как мы проведем остаток этого восхитительного утра. – Я собиралась почистить свечи Генриетте. Но ты не должна мне помогать – испачкаешь свои бинты. – Пожалуй, ты права. Может, я тогда просто составлю тебе компанию? Могу принести чай или затопить печку. – А потом с ухмылкой: – Но только если ваша светлость не возражает. Лилли за обедом чистосердечно призналась во всем Бриджет и Анни, и они с добродушным юмором отнеслись к этой новости. – Это многое объясняет теперь, если воспоминать, – сказала Анни. – Твою всегдашнюю строгость и правильность. – И корзинку с едой, что ты привезла от брата. Там были такие лакомства – ну, просто дорогущие. Наверно, стоили ему немалых денег, – сказала Бриджет. – Я никогда не хотела… – Я знаю. И Анни тоже знает. Извини, мы тебя донимали там, в Кенте. А ты старалась исполнять свой долг, как и все мы. Дальнейший разговор нужно было отложить до вечера, когда они все улягутся в кровати, уложат грелки себе в ноги, а порывистый ветер будет засыпать стены их палатки мокрым снегом. – А что это значит – быть леди? С чего начать? – Ах, Бриджет, это замечательно. Просто замечательно. Теперь я это знаю. Хотя сомневаюсь, что ты поверишь мне, когда я тебе скажу, что это значит. – Валяй. – Я жила во дворце. Я не преувеличиваю. Я побывала почти во всех королевских дворцах, и домá моих родителей ничуть не хуже. Вздохи удивления разнеслись по палатке. – Я была окружена прекрасными вещами, ела замечательную пищу, носила сказочную одежду. У нас был целый штат людей для исполнения любых наших прихотей – только это и составляло смысл их существования. И мне стыдно признаться, что у меня не было никаких обязанностей по дому, пока мне не исполнилось двадцати. Первой отреагировала Анни. – А где вы жили?