Не успела Лилли войти в Эшфорд-хаус, как мистер Максвелл бросился ей навстречу. – Леди Элизабет! Слава богу, вы приехали. – Что-то случилось, мистер Максвелл? Надеюсь, я не очень опоздала. – Нет, леди Элизабет. Просто ваши родители… они ждут вас в голубой гостиной. Лилли поднялась по лестнице, удушающие щупальца страха мешали двигаться. Родители никогда не спешили встретить ее с объятиями, когда она возвращалась откуда-то домой. Мать неподвижно сидела за столом в центре гостиной, а отец нервно выхаживал по комнате за спиной жены. – Мама, папа… в чем дело? Что случилось? – Комната чуть не опрокинулась перед ней, и ей пришлось схватиться за дверной косяк. – Эдвард? – спросила она, и глухое эхо ее голоса разорвало тишину в комнате. Ее отец поспешил к ней, подвел ее к стулу по другую сторону стола от матери. – Нет, твой брат в порядке, насколько нам известно, – сказал он. – Боюсь, тут дело в другом. Наконец леди Камберленд подняла глаза, и Лилли показалось, что мать сейчас увидела ее впервые в жизни. Она подняла с колен стопку писем и швырнула их на стол. – Что это такое, Элизабет? Лилли взяла верхнее письмо и в ужасе увидела, что оно, как и все остальные, от Робби. – Значит, вот почему я в последнее время не получала от него писем. Вы похищали всю мою почту или только письма от капитана Фрейзера? – Молчи! – вскрикнула ее мать. – Я тебя спасаю от самой отвратительной связи. Чем меньше тебе придется общаться с этим человеком, тем лучше. Как давно ты с ним переписываешься? – Ты не имеешь права задавать мне такие… – Как давно? Бешенство в голосе матери так не вязалось с ее обычным поведением, что пугало Лилли. – С осени. Как давно ты похищаешь эти письма? – Я прочла все твои входящие и исходящие письма с января, когда одно из его писем было доставлено сюда. Я его, естественно, вскрыла и пришла в ужас. Он обращается к тебе по имени. Он пишет о вещах, которых ни одна порядочная молодая женщина не должна знать… – Он ведет себя со мной честно. Он меня уважает. – Ты глупая девчонка. Это все равно что связаться с лавочником. Я действую в твоих интересах. Чтобы ты не вышла замуж за бог знает кого… – Капитан Фрейзер стоит десятка расфуфыренных, пустоголовых, никчемных оболтусов, которых ты пытаешься подсунуть мне год за годом. Ты понятия не имеешь, чем он занят, а если бы имела, то не списала бы его так вот запросто со счетов, – сердито оборвала ее Лилли. Мать удивленно уставилась на нее – для нее в новинку было слышать такие страстные речи от дочери. Лилли решила, что должна вернуть разговор в более спокойное русло. – Извини меня за эту вспышку, мама. Да, я восхищаюсь капитаном Фрейзером. Да, мы переписываемся уже несколько месяцев. Но ты же своими глазами видела, что это совершенно невинная переписка. – Ничего невинного в этих письмах нет, а потому вашей переписке должен быть положен конец. Прежде чем Лилли успела возразить, ее мать сообщила еще одну новость. – И это еще не все. Мы получили письмо от викария. Мистер Берджесс пишет, что видел тебя за рулем грузового авто из поместья. Ответить на это она могла только куражом. – Откровенно говоря, я и не думала, что это может вас как-то обеспокоить. Вы же никогда не запрещали мне садиться за руль. – Мы, может, и не облекали этот запрет в слова, но тот факт, что ты скрывала это от нас, говорит, что ты прекрасно понимала, как я буду на это реагировать. Ты в очередной раз продемонстрировала, какая ты двуличная, какая неблагодарная… – Ах, мама. Только ты и можешь считать такое безобидное занятие, как вождение авто, актом двуличия. Признаю, наверное, мне следовало быть более открытой с тобой. Но вы двое упорно считаете меня малым ребенком, к тому же пустоголовым. А мне уже двадцать, почти двадцать один. Давно пришло время дать мне столько же свободы, сколько имеют мои ровесницы. – Не пытайся отвести разговор в сторону от твоих проступков, Элизабет. Ты прекрасно понимаешь, что нам придется уволить Джона Прингла. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Лилли смогла ответить. – Он не сделал ничего плохого, и вы это знаете. Мать больше не смотрела на Лилли напрямую, ее глаза теперь были прикованы к какой-то точке на дальней стене. – Мы с твоим отцом решили дать ему и его семье две недели на то, чтобы собраться и покинуть коттедж. Это более чем щедро. – Джон Прингл работал на нашу семью всю жизнь. Как и его родители. И вы хотите выставить его за дверь из-за такого пустяка? – Он должен был думать головой, прежде чем пятнать семейную репутацию подобным образом. Безмерное отчаяние охватило Лилли. Она подошла к отцу, прикоснулась пальцами к его рукаву. – Как ты можешь стоять в стороне и допускать такую несправедливость? Принглы верно служили семье на протяжении нескольких поколений. Обращаться с ними таким образом отвратительно и заслуживает всякого презрения. Но ее отец, не желая вмешиваться, отвернулся. Чувство стыда охватило Лилли, горькое, как желчь, губительное своей силой. Чтобы ее действия привели к такому бедствию для Принглов, чтобы беззаботные часы с Джоном Принглом стали причиной его несчастья… как же она не предвидела такой реакции матери? А потом к ней пришло понимание, что именно на такую конфронтацию с родителями она и надеялась. Она знала, хотя и не признавалась в этом себе, что начало открытой битвы между ними – всего лишь вопрос времени. Как она могла быть такой бездумной, такой эгоистичной? Но хуже этого было понимание того, что назад пути нет. Как бы она ни унижалась, как бы она ни умоляла за Принглов, ее мать ни за что не отступит. Во рту так пересохло, что ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы ответить. Наконец она нашла слова. – И вы не измените своего решения? Не позволите мне доказать, что я достойна доверия? Не позволите мне доказать вам, что Джон Прингл невиновен и предан тебе и папе? – И чего мы этим добьемся? Ты уже не раз доказывала, что доверять тебе нельзя. – Тогда, я полагаю, добавить нечего. – Верно, – отрезала ее мать. – Немедленно ступай в свою комнату. – Хорошо. Но только для того, чтобы собрать свои вещи. – О чем это ты говоришь, черт побери? – Мне жаль, очень жаль – вы даже и представить себе не можете, насколько мне жаль. Но я с вами жить больше не могу. После вашего решения поступить с Джоном Принглом и его семьей так, как вы собираетесь поступить, я могу распорядиться своей жизнью так, как хочу. Она помедлила у двери, ее колени так дрожали, что она сама удивлялась, почему еще не упала. Еще шаг – и с этим будет покончено. – До свидания. – 8 – Ярость подпитывала отступление Лилли по лестнице, по коридору, по которому она прошла в свою спальню – комнату, которая через считаные минуты перестанет быть ее. Повернув ключ в замке, она рухнула в каминное кресло, которое стояло здесь с незапамятных времен. Драгоценные минуты уходили, пока она пыталась побороть нахлынувшую на нее волну паники. «Успокойся, – сказала она себе. – У тебя есть кое-какие средства. Не пропадешь. Сможешь». Раздался осторожный стук в дверь. – Леди Элизабет? – Да? – Это мистер Максвелл, леди Элизабет. Ее светлость, гммм… сказала, что вы покидаете нас. Могу я чем-то быть вам полезен? Может быть, вызвать такси? Она отперла дверь, взглянула на доброе лицо мистера Максвелла и поймала себя на том, что глотает слезы. – Да, такси мне будет нужно. Я буду готова через несколько минут – надо собрать вещи. – Конечно, леди Элизабет. И если я или остальной персонал еще чем-нибудь можем быть полезны… – Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Я буду в полном порядке. Обещаю вам. У Лилли ушло полчаса на то, чтобы упаковать всю свою жизнь в один большой чемодан и два маленьких саквояжа. Ее самые простые юбки и блузы легли в чемодан вместе с сапогами и двумя халатами. В первый саквояж она уложила два дневных платья, самых простых из тех, что у нее были, и достаточно нижнего белья, чтобы хватило на то время, пока она не устроится. Во второй она положила только книги – ограничилась десятью, но саквояж стал тяжелым, как наковальня. Больше она ничего не взяла, кроме шкатулки со своими ювелирными украшениями, которые спрятала на дно чемодана вместе с пачкой писем от Эдварда, Робби и Шарлотты, а также фотографией в рамочке: брат в военной форме. Пришло время уходить. Она взяла свою поклажу и вышла в последний раз из своей комнаты, не позволив себе оглянуться на прощание.