– Какие вещи? Ты там, жить, что ли, собралась? Максимум пара часов – замер показаний на месте, осмотр лаборатории. И всё. Больше никуда не влезаем. Туда мы телепортируем, обратно тоже. К ночи ты уже будешь дома. – Погоди, Ирман! Мы ещё не сделали все ситуационные тесты. Нужен ещё хотя бы час времени. – Анфиса, ну что за перестраховка? Ни такой уж там сильный всплеск, чтобы давать полный тест. Экспресс-теста достаточно. На месте разберёмся. Анфиса покачала головой. *** Я лежала с закрытыми глазами и чувствовала холод. Где я? Что со мной? Я открыла глаза. Белое ватное брюхо неба лежало на острых макушках деревьев, а из его прорех сыпал снег. Его подхватывал ветер и бешено расшвыривал, мстя за то, что ему был закрыта дорога ввысь, к солнцу, за то, что разбухшее небо придавило его к земле, заставляя метаться позёмкой по сугробам. Я села и огляделась. Кругом заснеженный лес. Ничего не помню… Как я тут очутилась? В груди заметалась паника, ударила страхом в голову. «Стоп. Нельзя так. Надо взять себя в руки. Надо вспомнить. Так, Гелия, сосредоточься. Что ты помнишь?». – Робин! – радостно воскликнула я и взглянула на браслет. – Роб, ты тут? – Что ты кричишь? Конечно, я тут. Я облегчённо засмеялась. – Слушай! У меня провал памяти, я ничего не помню. – После первой телепортации такое бывает. Ничего страшного, сейчас пройдёт. – Телепортации? Ах, да! У нас же задание! Мы телепортировались. Я даже вспомнила портальную – небольшую два на два метра комнатку, где мы с Ирманом встали в круг и тесно прижались друг другу. Я тогда подняла голову и впервые близко увидела его удивительные изумрудные глаза. Ирман тоже взглянул, и я почувствовала, как он вздрогнул всем телом. Даже сейчас я самодовольно улыбнулась. Я знала какой эффект они производят. А Ирман вдруг сказал: – Ничего себе! Красные глаза! Ты, случайно, не вампирша? – Совсем и не красные, а цвета спелого граната, – обиделась тогда я, – и почему вампирша? Что за дикость, людей с редким заболеванием Порфирия8 уже давно научились лечить. – О чем ты думаешь, Гелия? – А? Да. Я помню. Мы телепортировали. И вот, – я осмотрелась. – А где же Ирман? – Хороший вопрос, но, к сожалению, я не могу на него ответить. Тут я мало тебе пригожусь, у меня нет связи с глобальным интернетом, и вообще никакой связи здесь нет. Я могу только считывать твои биотоки. И у меня для тебя хорошая новость: ты здорова. Хватит валяться. Поднимайся. Надо выбираться отсюда. Через пятнадцать минут мороз доберётся до тебя. Я вижу, что термозащита повреждена, но не могу определить почему. Видимо, что-то пошло не так при телепортации. – А ты можешь определить в какую сторону идти? – Как я могу это определить, если нет интернета, а, значит, нет и навигации, – недовольно проворчала Робин. – Ну, да, конечно… И что делать? – Ты у меня спрашиваешь? – Нет, так. Просто рассуждаю вслух. Я встала и попыталась разглядеть что-нибудь между стволов. Бесполезно. – Роб, но ты могла бы постараться хоть что-то уловить! Звук там, сигнал какой! Постарайся. А то мы тут с тобой сгинем. Робин молчала. Может она без интернета вообще заснула? Никогда раньше ни она, ни я не были в подобной ситуации. Ладно. Надо осмотреться. Не могла я телепортироваться далеко от нужного места. Да и Ирман должен быть где-то здесь. Он, наверное, уже ищет меня. – Слушай, Роб, а может на дерево залезть? Оттуда дальше видно. Может просека какая. Роб молчала. Я пошла по поляне, приглядываясь к деревьям. – Роб, ты только посмотри какие огромные древние неохватные стволы! У них даже самые нижние ветки намного выше моего роста. И с поляны страшно уходить. Да куда идти? В какую сторону? Совсем заблужусь. А так, может, рассчитают траекторию телепортации и… – Глупость какая, – проворчала Роб, – как можно рассчитать траекторию, если произошёл сбой. Тебя могло закинуть куда угодно. – Спасибо, успокоила. Снег перестал, и мне, наконец, повезло. Я увидела молодую ель. Нижние ветки её почти легли на снег, а те, что выше, частыми ступеньками убегали вверх, к макушке. Я радостно засмеялась и ухватилась за ближайшую ветку. – Ой! – толстая иголка воткнулась в палец, показалась капелька крови. – Осторожнее! Немедленно убери кровь. На запах могут прийти! – Кто? – испуганно спросила я и прислушалась. В завывании ветра мне почудился отдалённый вой. – Волки? Ну, что ты! Их же подкармливают, тем более у нашей лаборатории. Они не должны нападать на людей, – успокаивала я саму себя, дрожащим голосом. Откуда взялись силы: я плотнее натянула перчатки, и, быстро-быстро перебирая руками и ногами, забралась почти на самую верхушку ели. Дальше лезть было опасно, верхушка могла обломиться. Я осмотрелась. Во все стороны, куда я могла дотянуться взглядом, тянулась тайга. И больше ничего. Я посмотрела вниз. Ни тропинки, ни прогалины между деревьями. Хотя… что это? Совсем рядом, как я раньше не заметила! Всего за несколькими деревьями на небольшой полянке что-то чернело. Точно. Там лежал человек! Ирман! Я быстро спустилась и, проваливаясь почти по пояс в снег, кинулась к нему. Добралась. Он лежал, уткнувшись лицом в снег. Меня вдруг охватил такой страх, что я не смела к нему прикоснуться. Но надо что-то делать! – Он живой. Живой. Живой, – как мантру бормотала я. Осторожно взяла его за плечо, перевернула на спину и зажмурилась, боясь заглянуть в лицо. – Ну да, живой, – сказала Роб. Я открыла глаза. Лицо Ирмана было обычным, казалось, он просто спит. Я затормошила его: – Эй! Эй! Просыпайся уже! Я тёрла ему лицо, уши, растирала кисти рук. – Ну, очнись же, очнись! Он не отвечал и не шевелился. – Посмотри карманы, может карта есть или передатчик. Я стукнула себя ладонью по лбу, конечно же! Быстро осмотрела его карманы и достала небольшую чёрную коробочку и … спички. «Спички-то ему зачем, – мелькнула мысль. – Хотя если разжечь костёр, то по дыму могут обнаружить. Ведь нас, наверное, уже ищут. Или нет. Но завтра точно будут искать. До завтра надо продержаться. Костер надо. Согреться и от волков, если что. А чёрная коробочка зачем?». Маленькая пластмассовая коробочка, квадратная, сантиметров пять на пять. С одной стороны углубление, закрытое пластмассовой сеткой, с обратной – большая белая кнопка; а по бокам две маленькие кнопки: справа и слева. Я понажимала на маленькие кнопки, покричала в сетку, приложила коробочку к уху. Безрезультатно. Почему-то большую кнопку я опасалась нажимать, хотя она была не красного, а белого цвета. «Ладно, надо где-то искать ночлег, и Ирмана положить хотя бы на ветки. Замёрзнет же на снегу». И я пошла искать хворост. Никогда бы не подумала, что собирать хворост такая тяжёлая работа. Может быть, потому что зима? Пока разгребёшь, едва торчащие из-под снега ветки, пока их дотащишь. Наконец натаскала довольно большую кучу. Я попыталась сложить и разжечь костёр, но так и не сумела. Ветки в лучшем случае едко дымили, но огня я так и не смогла добыть. Единственное, что я смогла, перетащить лапник под огромную ель и соорудить что-то типа шалаша, под живыми толстыми ветками. Я уселась на большой ворох, прижалась спиной к дереву, посадила перед собой Ирмана и прижала к себе, обхватив руками. Быстро темнело. Мороз становился сильнее, и я уже не чувствовала пальцы на ногах. «Что же я сижу! Ведь надо идти! Так мы замёрзнем! – подумала я. – Куда идти? А Ирман? Оставить здесь? По сугробам я его не дотащу. Нет. Надо ждать тут. Завтра нас обязательно найдут. Завтра. До завтра замёрзнем, если не я, так Ирман точно замёрзнет. Он совсем не двигается!». Я принялась варежкой растирать ему лицо, руки, шею. Попыталась найти пульс. Он бился очень редко. Нос у Ирмана обострился и побелел, несмотря на все мои старания его растереть. Я уткнулась лицом в его шею, стараясь согреть дыханием. Мысли мои разбегались. Мне вдруг стало тепло и хорошо. «Всё хорошо, – мелькнула ленивая мысль, – вот уже и согрелись. Поспим, а утром нас найдут». Острая боль обожгла запястье, я вскрикнула и проснулась. – Через полчаса вы замёрзните, – голос Роб был глухим и чужим. Я хотела пошевелить ногами и не смогла, колкие крохотные зверьки носились по венам, вгрызаясь в меня. «Отлежала». Хотела чуть сдвинуть Ирмана, но сил не хватило. Я снова откинулась на ствол ели. «Ну и пусть. Всё равно. Сил нет. Надо ещё немного полежать. Ещё немножко отдохну». Грудь сдавила тоска. Как мало я прожила, ничего толком и сделать не успела. Я не боялась смерти. Я верила в бессмертие души. Знала, что мы приходим в мир, чтобы чему-то научиться, пройти свой урок и получить необходимый опыт. Но умереть вот так глупо и случайно. «Я не хочу!!! Я ещё ничего не видела в этой жизни, ничего не сделала. Почему я должна уйти? Как же так получилось?». Мне вспомнился маленький человечек – кабинетный. «А ведь он верно сказал, чтоб не ходила. Как знал. Конечно, знал. – я в бессилии я закрыла глаза. – Но что я могла сделать? Рассказывать он запретил. Отказаться? Я даже представить не могла, как можно отказаться от работы! Значит, такая моя судьба». «Жар-мысль не забудь, коли дура такая», – вдруг вспомнила я слова Афанасия. Я сдвинула шапку со лба. Жар-мысль. Что за жар-мысль? Может это моя феникс? Феникс! Как я могла про неё забыть. Пусть это не жар-птица, но птица огненная. Может согреть. Но как её вызвать? После материализации она осталась вольной, не привязанной ко мне: когда хотела, появлялась, когда хотела, исчезала. Так, надо сосредоточиться. Я закрыла глаза и представила себя в тот самый момент, когда мы были с моим ведением один на один: его пылающее лицо, глаза – тёмные провалы бездны; я даже ощутила жар. – Феникс! – позвала я тихо, вложив в это слово все остатки моего затухающего тепла. Тихо. Так тихо, что слышно было, как поскрипывают толстые ветки деревьев. Я открыла глаза. Прямо передо мной парила Феникс, и такая радость наполнила мою грудь, что тепло её растеклось по всему телу, согревая. Слёзы покатились из глаз. Феникс взмахнула крыльями, и я почувствовала прилив сил. – Феникс, милая, иди ко мне, – я протянула ладонь. Феникс села на неё. Птица была совсем небольшая, сантиметров пятнадцать, но такое тепло исходило от неё, не жар, а именно тепло, которое как большая радость или счастье, согревала, не только душу, но и тело. Мне стало жарко. Сердце сильными ударами разгоняло кровь, изгоняя злых мелких зверьков. Я села и расстегнула куртку Ирмана. – Феникс, милая, иди, согрей его, пожалуйста. Ему очень плохо! – и сунула птицу за пазуху Ирмана. Я услышала, как она ухнула, то ли возмущаясь, то ли соглашаясь. Так впервые я услышала голос своей птицы. Я не стала разбираться, согласна она или нет. Сейчас главное согреть Ирмана. Я сжала кулаки, чтобы Феникс не исчезла. А она, повозившись на его груди, затихла. Не задохнулась? Я осторожно оттянула от шеи воротник, хотела заглянуть, как там она, но не получилось. – Ладно, я немного куртку расстегну, а то я боюсь, ты там задохнёшься. Только, пожалуйста, не улетай! Я чуть-чуть расстегнула куртку: феникс свернулась клубочком, положила голову на грудь Ирмана и спала. Я дотронулась до неё, она была почти горячая. Птица открыла глаза, недовольно посмотрела на меня и снова закрыла. – Ну, спите. Спите, – прошептала я. Прошло несколько минут, и лицо Имрана чуть порозовело. Он спал и улыбался. «Спят, – с облегчением подумала я. – Дрыхнут себе, а мне значит надо думать, как выбираться отсюда. Ну, Ирман, я тебе это припомню! Как выбраться? Как выбраться? Уже глубокая ночь. С фениксом можно попробовать дождаться спасателей. И, скорее всего, дождёмся. Но как мы посмотрим им в глаза? Так бездарно вляпались. Это должно быть от того, что не сделали полный тест параметров. Выгонят его после этого, вот точно, выгонят. И меня заодно. Я вообще одной ногой уже на улице, на испытательном сроке. Ориэри так и сказал, что ещё один прокол, и выгонит». Мне стало так обидно, что я разозлилась. «А и пусть. Посмотрела бы я на него на моём месте. Я все делаю по обстоятельствам. Как надо. А там…». Рука коснулась пластмассовой коробочки. Я вытащила её из кармана. Повертела.