– Кто тогда закончит обучение Монро? – обиженно спросил Паттерсон. – Парень мне три раза звонил, просил, чтобы я уговорил тебя вернуться. Генри со вздохом покачал головой. – Зря он так. Дел подался вперед с решительным выражением. – Генри, мы с тобой многое повидали. Благодаря нам мир стал надежнее. Не выполни мы того, что нам поручали, погибли бы хорошие люди, плохие люди извлекли бы наживу, пострадало бы добро, а всякое дерьмо стало бы только наглее. Мы занимаемся важным делом, оно имеет смысл. Но чего-то достичь я смогу, работая только с теми, на кого могу положиться, а к новичку у меня нет такого же доверия, как к тебе. Генри опять затряс головой. – Честно, Дел, на этот раз что-то пошло не так. Пуля не попала точно в цель именно поэтому, даже грунт подо мной словно подменили. Паттерсон обвел взглядом комнату, словно искал поддержку своим контрдоводам, и тут заметил скворечник за окном. – И что теперь? Будешь делать скворечники? – Дел, рядом с объектом вертелась маленькая девочка. Ошибись я на пятнадцать сантиметров, я бы ее убил. С меня хватит! По лицу Паттерсона можно было понять, что он наконец-то услышал своего подчиненного, а услышав, пришел в уныние. Генри не рассчитывал, что разговор будет легким. Их профессия оставляла мало места для личной свободы, общения с другими людьми. Все время требовалось отдавать работе, только работе и ничему, кроме работы, даже в ущерб коллегам по команде. Каждый полагался на то, что другой займет нужное место в нужное время и выполнит нужные действия. Все тщательно планировалось, не допускались никакие неожиданности, лишние движения, глупые случайности, оплошности – чтобы не погибли посторонние. Всякий раз, когда он думал об этом, Генри трясло от осознания, что он лишь по чистой случайности пока ни разу не попадал в ребенка. В ребенка! – Знаешь, когда я начинал службу в корпусе, у меня не было никаких сомнений, – сказал Генри. – Мое дело – мочить негодяев. Артистичное исполнение, любыми средствами. Но в Льеже… – он покачал головой, – в Льеже артистизмом и не пахло. Мне просто повезло. Я не прочувствовал выстрел как положено. Генри замолчал, тяжело вздохнул. Выражение на лице Паттерсона сменилось с обиды на покорность. Как профессионал, он все понял. – Дело не только в возрасте. Я поразил семьдесят две цели, – продолжал Генри, – столько, что это начинает расшатывать что-то глубоко внутри меня. Как если бы душе стало невмоготу. Похоже, я исчерпал отведенную мне норму экзекуций. Хочу покоя – больше ничего. Паттерсон тяжело вздохнул. – А мне что теперь прикажешь делать? Вопрос застигнул Генри врасплох. Паттерсон – куратор, планировать и распоряжаться – его обязанность. Это Генри полагалось спрашивать у Паттерсона, что ему делать, а не наоборот. Снайпер развел руками и пожал плечами. – Пожелать мне всего хорошего? Глава 4 У пристани Баттермилк-Саунд стояли яхты побольше, побогаче и помощнее, но, по мнению Генри, ни одна из них не могла сравниться элегантностью с «Эллой Мэй». Спущенная на воду в 1959 году, яхта была одной из самых маленьких в клубе, зато корпус ее целиком состоял из полированного дерева. Этот факт ставил судно в глазах Генри на несколько уровней выше корыт из стеклопластика, пришвартованных по соседству, независимо от размеров, навороченности и цены последних. Деревянный корпус требовал тщательного ухода – как и любая вещь, обладающая настоящей ценностью. Генри подвел «Эллу Мей» к мосткам с топливными насосами и наполнил бак. Покончив с заправкой, он поправил кепку с эмблемой «Филлис» и направился к будке перед офисом яхт-клуба. К его удивлению, там дежурила новенькая – приятная на вид, улыбчивая женщина, темноволосая, розовощекая, удручающе молодая, в тенниске с надписью «Баттермилк-Саунд». Завидев Генри, она вынула из ушей «капельки». – Доброе утро! – поздоровалась она веселым, искренним тоном и, как показалось Генри, без тени фальши. – Привет! – ответил он. – Что случилось с Джерри? – Ушел на покой. – Лицо девушки озарила улыбка. – Ему надоела здешняя суета. Меня зовут Дэнни. – Генри. – Он невольно подумал, что никогда сам не выглядел так молодо, даже в ее возрасте. – Я вам должен двадцать три доллара сорок шесть центов. – Что будете ловить? – Зрачки девушки чуть расширились, когда он протянул стодолларовую купюру. – Тишину и покой. И макрель заодно. Дэнни с улыбкой отсчитала сдачу. – Тогда, думаю, пойдете к Бичерс-Пойнт? Джерри никогда не проявлял подобного любопытства. Может, набиваясь в знакомые, старается установить хороший контакт с клиентурой? – А вы рекомендуете? – игриво спросил Генри. – Денек вполне подходящий. Прежде чем Генри успел ответить, мимо пролетела пчела. Он машинально сдернул с головы кепку и сбил ее налету. Пчела упала на стол. – Ух ты! – воскликнула Дэнни, высунувшись из-за стойки, чтобы рассмотреть насекомое. – Сам живи и другим не мешай – это не про вас ни разу? – У меня смертельная аллергия на пчел, – сказал Генри. – Вы что, студентка? Или заклинательница рыб? – Он кивнул подбородком на учебник, лежащий на стойке. На обложке – художественное фото из тех, что и обыкновенную медузу наделяют неземной красотой. – Продираюсь через аспирантуру. По морской биологии. – Университет Джорджии, в Дариене? – Вперед, Собаки![3] – вскинула вверх сжатый кулак Дэнни. – Будьте осторожны, здесь на пристани тоже водятся собаки, – хохотнул Генри. – Пусть только сунутся, – бодро заверила его девушка и вставила «капельки» обратно в уши. Генри поплелся назад к яхте, чувствуя себя последним дураком. «Здесь на пристани тоже водятся собаки» – зачем он это брякнул? Если собрался раздавать отеческие советы юным девам, пора завести войлочные тапки, вязаный кардиган с кожаными заплатами на локтях и чертову курительную трубку. Может, сбегать и сказать, чтобы, переходя улицу, смотрела по обеим сторонам? Такая молодая, чего ж не напомнить? Генри глянул на часы. Нет, времени для глупостей больше не осталось. Его ждали в другом месте. * * * После часа одиночества и музыки Телониуса Монка под мерное покачивание «Эллы Мэй» на волнах настроение Генри заметно улучшилось. Морю неведомы преклонный возраст, отставки, неудачные выстрелы и дурацкие заигрывания с приятными юными девушками в офисах яхт-клубов. Лишь просоленный свежий воздух, легкая качка и неповторимые звуки пианино Монка. Парень играл так, что его музыку не просто слушаешь, а чувствуешь всем телом. Брал клавиши штурмом, извлекая из них нечто большее, чем музыка. Кроме Монка, так никто не умел. В море Генри мог расслабиться до конца, чего никогда не получалось на суше. Погружаться в воду он страшно не любил. Находиться на воде – другое дело. Для живого человека нет состояния ближе к раю. Он поглубже надвинул кепку с эмблемой «Филлис» и отдался легкой дреме, или так ему показалось. Когда он услышал приближающийся звук мотора и сел, солнце в небе поднялось заметно выше. Гул мотора – низкий, объемный – нарастал, где-то рядом двигалось крупное судно. Генри перегнулся через правый борт и побрызгал морской водой на лицо, чтобы проснуться. Повернувшись, чтобы взять лежащее на пассажирском сиденье полотенце, он увидел большую яхту, приближающуюся с левого борта. Генри узнал если не модель, то марку судна. Такие покупали миллионеры, обласканные не только богатством, но и чувством вкуса. На небольшой верхней палубе с навесом, где находился штурвал, места хватало только для шкипера и еще одного человека. Некоторые шкиперы не любили брать с собой пассажиров. Похоже, этот был из их числа. Хозяин судна сбросил газ и поставил его параллельно «Элле Мэй», отчего та пробкой закачалась на расходящихся волнах. Шкипер выключил двигатель и улыбнулся Генри. Генри тоже его узнал, хотя они не виделись больше двадцати лет, и улыбнулся в ответ. * * * Нижняя палуба «Стертой восьмерки»[4] дышала элегантностью – широкие мягкие диваны тянулись вдоль стен из полированного дерева, подводя взгляд к мини-бару, облицованному тем же материалом. Бар как бы задавал общий тон, с правого борта рядом с ним под палубу уходила винтовая лестница. Генри яхта показалась особняком, превращенным в плавающий загородный дом. Это было совершенно в характере Джека Уиллиса. Джек, одетый в расстегнутую белую рубаху, цветастые пляжные шорты и палубные мокасины, всей своей внешностью поддерживал облик хозяина плавучего особняка. Хотя время обошлось с Джеком не столь сурово, как со многими другими знакомыми Генри, он определенно постарел. Как и в прошлом, приятель Генри был скор на улыбку, однако морщинки в уголках глаз накопились скорее из-за тревог, чем от веселых улыбок. Нижняя челюсть уже не выступала вперед так явно, туловище слегка раздалось в стороны посредине, но мускулы он не растерял. Джек двигался с беспечной физической грацией человека, которому редко приходится сидеть за рабочим столом. Генри, неизвестно почему, ощутил прилив неуместного смущения. У Джека на запястье был выколот тот же зеленый туз пик – обоим можно было не притворяться. Друг исчез из поля зрения Генри, когда решил уйти на частные хлеба. Джек и его приглашал, но Генри отказался. Время от времени Джек присылал ему открытку, обычно с какого-нибудь роскошного пляжа, нацарапав короткое сообщение: «Не хотел бы присоединиться? Не передумал?» Через некоторое время открытки перестали приходить, Генри понял, что Джек, в конце концов, смирился с отказом. Меньше всего Генри рассчитывал на телефонный звонок с просьбой о встрече. Генри был тем не менее рад ей, и как только Джек передал координаты, с нетерпением ждал появления друга. А тут вдруг почувствовал себя зеленым салагой, не знающим, куда девать руки и глаза. – Похоже, спрашивать, как идут дела, необязательно, – сказал Генри, с улыбкой озираясь вокруг. – Ты и сам мог все это иметь. Я тебе всего-то раз десять предлагал, – застенчиво улыбнулся Джек. Генри понял, что его друг тоже нервничает. – Рад тебя видеть, Генри. – Да, и я тебя тоже, – искренне ответил Генри. Они обнялись, оба чувствовали себя не в своей тарелке. И все же они столько повидали вместе, что некоторая неловкость не могла омрачить встречу. – Что поделываешь? Охотишься на баб? – кивнул Генри на расстегнутую до пупа рубашку. Джек хохотнул, они перешли в кабину.