– А какой я? – спокойно поинтересовался Служкин. – Слова от тебя человеческого не дождёшься, одни шутки!.. – Без шутки жить жутко. – Так у тебя, кроме шуточек, и нет ничего больше!.. Пусто за душой! Ты шуточками только пустоту свою прикрываешь! Ничего тебе, кроме покоя своего, не нужно! Ты эгоист – страшно подумать какой! – Думать всегда страшно… – Тебя не только любить, тебя и уважать-то невозможно! – не унималась Надя. – Ты шут! Неудачник! Ноль! Пустое место! – У тебя лапша пригорит, – ответил Служкин. – Провались ты со своей лапшой! – взорвалась Надя. Она умчалась на кухню. Служкин взял новую тетрадь – с обгрызенным углом. Однажды он уже написал в ней: «Зачем обглодал тетрадь? Заведи новую. География несъедобна». Теперь под записью имелся ответ: «Это не я обглодал, а моя собака». Служкин проверил самостоятельную, поставил оценку и продолжил диалог: «Выброси тетрадь на помойку. Можешь вместе с собакой. В третий раз этот огрызок не приму». Он сунул тетрадь под кота, как под пресс-папье, и выбрался из кровати. – Тата, ты на кухню не ходи, я курить буду, – попросил он. – Хорошо, – солидно согласилась Тата. – Я буду читать сказку. Надя стояла у окна и глядела на грязный двор, сжимая в кулачке ложку. Служкин убавил газ под лапшой и сел за стол. – Ну не расстраивайся, Наденька, – мягко попросил он. – Пока ещё ничего не потеряно. Я тебе мешать не буду. Не вышло со мной – выйдет в другой раз. Ты ещё молодая… – Не моложе тебя… – сдавленно ответила Надя. – Ну-у, я особый случай. Ты на меня не равняйся. У тебя ведь нету столько терпения, сколько у меня. Я всегда побеждаю, когда играю в гляделки. – Ты мне всю судьбу поломал. Куда я теперь от Таты денусь? – Если бы тебе была важна только Тата, ты бы мне не наговорила всего того, что я услышал. – Тебе говори не говори, никакой разницы. Ты тряпка. – Вот и найди себе не тряпку. – Кого я найду в этой дыре?! – Ну, кого-нибудь… Мне, что ли, самому тебе нового мужа искать? У меня никого, кроме Будкина, нет. – Видеть не могу этого дурака и хама. – Он не дурак и не хам. Он хороший человек. Только, как и я, тоже засыхать начал, но, в отличие от меня, с корней. В прихожей затрещал звонок. Служкин раздавил сигарету в пепельнице и пошел открывать. Через некоторое время он впихнул в кухню сияющего Будкина. Жестом факира Будкин извлёк из-за пазухи пузатую бомбу дорогого вина. – Это, Надюша, в качестве моего «пардон», – заявил Будкин, протягивая Наде бутылку. – О нём поминки, и он с четвертинкой… – сказал Служкин. – Не злись на него, Надя. Если хочешь, он тебе свои трусы покажет, и будете квиты… Это ведь твоё любимое вино? – Сообразил, чем подкупить, да? – агрессивно спросила Надя. – Смышлён и дурак, коли видит кулак, – пояснил Служкин, пошёл в комнату, повалился на кровать и открыл очередную тетрадку. Тетрадка оказалась Маши Большаковой. После безупречно написанной самостоятельной Служкин прочёл аккуратный постскриптум: «Виктор Сергеевич, пожалуйста, напишите и мне письмо, а то Вы в прошлый раз всем написали, а мне нет». Служкин нащупал под Пуджиком красную ручку и начертал: «Пишу, пишу, дорогая Машенька. Читать твою самостоятельную было так же приятно, как и видеть тебя. 5. Целую, Географ». Глава 20 Мёртвые не потеют Служкин проторчал на остановке двадцать минут, дрожа всеми сочленениями, и, не выдержав, пошёл к Кире домой. – Ты чего так рано? – удивилась Кира. Она была ещё в халате. – Выброси свои ходики на помойку, – буркнул Служкин. – Кино начнётся через полчаса. – Чёрт, – с досадой сказала Кира. – Ну ладно. Подожди меня тут. – На лестнице? – разозлился Служкин, ловко выставляя ногу и не давая закрыть дверь. – Пятый класс для меня уже пройденный этап. Кира помолчала, разглядывая его. – Ладно, пройди. Но я тебя не приглашала. Смотри не пожалей. – Не из жалостливых… – проворчал Служкин, впираясь в прихожую. – Ну, я объясняла тебе, в кино иду, – уйдя в комнату переодеваться, раздраженно сказала кому-то Кира. В комнате послышался хруст дивана, щёлканье ременной пряжки, и на порог вышел атлетически сложенный молодой человек с квадратными плечами. – Этот, что ли, тут самый крутой? – оглядев Служкина, спросил он. – Вернись и не лезь в бутылку! – одёрнула его Кира. В лифте, взяв Служкина под руку, Кира насмешливо сказала: – Ты, наверное, хочешь спросить, кто это был? – Я и так знаю. Брат. Или сантехник. – И как ты к этому относишься? – Никак, – Служкин пожал плечами. – Атлет объелся котлет. – Вообще-то он тебе соперник. – Победила дружба. Они спустились с крыльца и зашагали по мокрому асфальту. Недавно выпавший снег не удержался, растаял, а грязь замёрзла. Газоны, по которым разворачивались легковушки в тесном дворе, превратились в барельефы, в чёрную фигурную лепнину. Студёная поздняя осень старчески слепла. Туманная морось покачивалась между высокими многоэтажками. С их крыш медузой обвисало рыхлое и дряблое небо. – Если тебе всё безразлично, давай вернёмся, – сердито сказала Служкину Кира, памятуя атлета. – Ты же сама хотела пойти этот фильм посмотреть. Билеты на руках, Будкин вечером нас встретит. Поздно оглобли поворачивать. И вообще, я же предупреждал, что не люблю американские боевики… – А я вот люблю, и будь добр это стерпеть. Только в них и можно настоящего мужика увидеть. Они успели приехать вовремя и даже не очень пострадали в автобусе. На щите перед кинотеатром был изображён летящий в звёздном небе мотоцикл с голой девкой верхом. Гардероб в фойе не работал, вешалки торчали за барьером, как скелеты оленей. В зеркальном, музыкальном и разноцветно иллюминированном баре красивая продавщица торговала баночным пивом и сигаретами. По фойе слонялась толпа крепышей в расстёгнутых пуховиках. Крепыши были с девушками; они, угрожающе глядя исподлобья, пили пиво, мяли банки и с грохотом бросали их в урны. – Новое поколение выбирает опьянение… – бормотал, озираясь, Служкин. – Молодежь тянется к культуре: пришла узнать, чем отличается Тинторетто от «Амаретто»… – Слушай, помолчи, – поморщилась Кира. Но Служкин на всём скаку остановиться не мог. Они прошли в зал, сели, фильм начался, а Служкин всё ещё дребезжал: – Многомиллионный город терроризирует маньяк-убийца, – подражая интонациям рекламного ролика, шептал он. – Полицейский-одиночка вступает в единоборство с бандой. Погони, схватки, каскад головокружительных трюков, настоящие мужчины и прекрасные женщины – всё это в новом американском супербоевике «Мёртвые не потеют». В главных ролях – неподражаемые Реп Паренн и Хруст Реббер… Сюжет фильма был замысловат. Злобный Маньяк крошил всех подряд, носясь на мотоцикле во главе Банды. Банда гнездилась на верхнем Этаже заброшенного небоскреба. Лестницы в нём были взорваны. К себе на Этаж Банда попадала, прыгая с разгона на мотоциклах с крыши соседнего, тоже заброшенного небоскрёба. – Это главная художественная находка авторов фильма, – прокомментировал ситуацию Служкин. Банда поймала Девку и изнасиловала её. Причём сам Маньяк делал это, привязав Девку к мотоциклу и носясь по крыше. Потом Банда выбросила Девку вниз со своего миллионного Этажа. Девка, естественно, шлёпнулась в машину с мусором и выжила. Девка пошла скандалить в полицию. А начальником полиции был брат-близнец Маньяка. Он девку арестовал и хотел вернуть огорчившейся Банде, чтобы та всё-таки прикончила Девку как следует. Девку охранял Лучший Друг Полицейского. Когда Банда пришла за Девкой, он в страшной Битве погиб, защищая жертву, но успел направить Девку к своему лучшему другу – Полицейскому. Девка застала Полицейского дома одного, он в слезах листал альбом с фотографиями Лучшего Друга. – А по выходным он обычно ловит сачком бабочек, – развил образ Полицейского Служкин. Полицейский был необыкновенно молчаливым и нелюдимым типом. Начальство он презирал, никогда с ним не разговаривал и всегда поступал наоборот приказам. Девку он ненавидел, а Маньяка вообще не считал за млекопитающее. Во всех случаях жизни он произносил только одно слово – «фак!». – Сейчас Полицейский станет всех рубить в капусту, а начнёт с самого наглого и мозглявого, – предупредил Служкин. – Если ты уже смотрел, то дай и мне! – прошипела Кира.