– Значит, их было, я имею в виду посетителей, шесть? Она кивнула. – С герцогом Гастингсом – семь. – И кто-то из них мог бы заинтересовать тебя как… скажем так… как будущий претендент на твою руку? Саймон почувствовал, что ему становится немного не по себе. Но отчего? Какое ему, в сущности, дело? Дафна наклонила голову. – С каждым из них я бы с удовольствием продолжила дружеские отношения. Раньше и они придерживались, насколько я понимаю, такого же мнения. И только сегодня внесли меня в список кандидатур для романтических отношений. Кто знает, если представится возможность, то с одним из них дружба могла бы перерасти в… – Но… – воскликнул Саймон, но осекся. – Вы хотели что-то сказать? – Дафна смотрела на него с шаловливым любопытством в совершенно невинном взоре. Да, он хотел что-то сказать. Очень простую и, по его мнению, совершенно логичную вещь: если все эти джентльмены изволили заметить достоинства Дафны только после того, как их оценил какой-то герцог (или маркиз, виконт, кузнец, черт побери!), то они и есть настоящие ослы и очень странной выглядит готовность Дафны выбрать кого-то из них в мужья… Не дождавшись продолжения, Дафна снова повернулась к брату. – Значит, ты признаешь действенность нашего плана? – О действенности не скажу, но в чем-то он может пойти тебе на пользу. Впрочем, это зависит от того, чего ты хочешь сама. – Вот наконец-то слышу разумные слова, – без тени иронии в голосе ответила Дафна. – Энтони, несмотря на то что меня измучила напористость нашей матушки, я хочу замуж. И не собираюсь этого скрывать. Да, хочу, чтобы у меня был муж и собственная семья. Вы даже представить не можете, насколько сильно я этого хочу! И если дурацкая инсценировка, которую мы задумали, сумеет помочь мне, буду только рада. Саймону резали слух искренность и прямота ее признания, но в то же время он не мог не поддаться обаянию теплоты, исходившей из ее темных глаз, от ее чуть приглушенного голоса. На Энтони тоже подействовали слова сестры, и, глубоко вздохнув, он сказал с некоторой неохотой: – Хорошо, я согласен с вашим, как вы его называете, планом. Дафна подбежала к нему, порывисто обняла и, поцеловав в щеку, воскликнула: – Энтони, ты лучший брат на свете! Он перевел взгляд на Саймона и проговорил извиняющимся тоном: – Видишь, что с нами творят женщины… На какой обман вы меня толкаете! Саймон не мог не подивиться быстрой смене настроения у Энтони: за короткое время он, Саймон, успел превратиться из закадычного друга в отъявленного врага и потом снова сделаться добрым приятелем. – Однако, – еще громче и увереннее продолжал Энтони, – у меня есть условия. – Мы полны внимания, – сказал Саймон. Уловив в его тоне насмешку, Энтони бросил на него недовольный взгляд и продолжил: – Прежде всего тайна вашего замысла не должна выходить за пределы этой комнаты. – Конечно, – сразу согласилась Дафна. – Мы и не думали по-другому. – Совершенно верно, – подтвердил Саймон. – И хотя я уверен, что ваша матушка только восхитилась бы нашей сообразительностью, вам, разумеется, виднее, кого посвящать в наши тайны. Энтони смерил его ледяным взглядом: когда он уймется, этот шутник? Мы не на студенческой вечеринке. – Кроме того, – процедил Энтони, – вы оба не должны оставаться наедине. Нигде и никогда! Саймон промолчал, но Дафна проговорила с легкостью: – Это несложно. Ведь если бы мы влюбились по-настоящему и были помолвлены, все было бы точно также, да? Саймон вспомнил, что они с Дафной почти уже нарушили эти строгие установления, когда случайно наткнулись друг на друга в коридоре у леди Данбери, и если бы не пьяный Бербрук, то, можно считать, они были наедине. И потом, во время танца, тоже… если бы не следившие за ними глаза Энтони, с чрезмерным и довольно назойливым рвением исполняющего обязанности старшего в семье. Сейчас Энтони воззрился на него в ожидании ответа на второе свое условие. Саймон коротко кивнул: – Согласен. – И еще, – продолжил Энтони. – Оно относится в большей степени к тебе, Саймон. Если я когда-нибудь увижу… или узнаю, что ты каким-то образом порочишь… репутацию Дафны своим поведением… Если увижу, что ты осмелился, например, поцеловать ее ручку, когда рядом с ней нет сопровождающих, то я… я оторву тебе голову! Дафна посмотрела на него с некоторым сожалением, как на не вполне здорового человека. – Ты не находишь, Энтони, что это уже слишком? – Нет! – рявкнул он. – О, тогда я умолкаю. – И правильно делаешь, сестра! Я не слышу твоего ответа, Гастингс. Саймон молча наклонил голову. – Хорошо, – с видимым облегчением выдохнул Энтони. – Значит, с этим мы покончили, и ты можешь нас покинуть. – Энтони! – с упреком воскликнула Дафна. – Должен ли я понимать, что мне отказано в обеде, на который я был тобою приглашен? – спросил Саймон. – Именно. – Нет! – Дафна схватила брата за рукав. – Ты приглашал его? Как же тебе не стыдно! – Это было давным-давно, – буркнул Энтони. – С тех пор прошли годы. – Это было в прошлый понедельник, – уточнил Саймон. – Вы должны обедать с нами, – решила Дафна. – Мама будет так рада! А ты, дернула она брата за рукав, – перестань придумывать, как сподручнее отравить своего друга! Раньше, чем Энтони сообразил, что ответить, Саймон со смехом произнес: – Не беспокойтесь за мою жизнь, Дафна. Еще со школы я помню, что у него всегда было плохо с химией. – Я все-таки убью его! – сказал Энтони как о чем-то уже решенном. – Еще на этой неделе. – Ты не сделаешь этого! – воскликнула Дафна. – Уже завтра вы будете в вашем клубе дымить манильскими сигарами. – Не уверен, – сказал Энтони. – Нет, будете! Я права, Саймон? Он задумчиво изучал лицо своего друга и видел в нем что-то новое, чего не замечал раньше. Особенно в глазах. Что-то очень серьезное. Шесть лет назад, когда Саймон покинул Англию, они были юношами. За прошедшие годы оба, несомненно, изменились, он это чувствовал по себе, однако своего друга принимал таким, каким тот был в свои двадцать с небольшим. Но ведь и Энтони уже не прежний, у него появились обязанности, о которых Саймон и представления не имеет. Семейные обязанности. И ответственность: вести по жизни младших братьев, защищать сестер. У Саймона – всего лишь отягощавший его существование титул, у Энтони – целая семья. И тяготы эти несоизмеримы: его другу приходится намного тяжелее, – так стоит ли на него обижаться за то, что он чересчур ретиво исполняет свои обязанности и порой заходит в своей горячности слишком далеко? – Мне кажется, – медленно проговорил наконец Саймон, обращаясь к Дафне, – мы с вашим братом сейчас далеко уже не те, что шесть лет назад. И с этим ничего не поделаешь. Спустя некоторое время в доме Бриджертонов началась суматоха – иначе говоря, приготовления к обеду. Дафна переоделась в вечерний туалет – темно-зеленое бархатное платье, которое, как говорили, придает ее карим глазам изумрудный оттенок. В нем она и находилась сейчас в главном зале дома, где тщетно пыталась успокоить мать, у которой разгулялись нервы. – Почему Энтони не сказал мне, что пригласил к обеду герцога? – возмущалась Вайолет, усердно жестикулируя. – Мы ничего не успеем сделать. О боже! Дафна держала в руках меню обеда: оно начиналось черепаховым супом и после тройной смены блюд заканчивалось мясом молодого барашка под соусом бешамель, за которым следовал десерт четырех видов. Ей трудно было скрыть саркастические нотки в голосе, когда она сказала: – Не думаю, мама, что у герцога будет основание пожаловаться на недостаточное количество еды. – Хочу надеяться, этого не произойдет! – воскликнула Вайолет. – Но если бы я знала о его визите заранее, то распорядилась бы подать говядину. – Герцог понимает, что у нас не званый обед. Виконтесса произнесла назидательно: – Если присутствует герцог, обед не может считаться простой домашней трапезой. Ты просто не понимаешь многих вещей.