– Мой тебе совет, – сказал он со всей серьезностью. – Выбери себе пару из числа новых кавалеров и забудь о Гастингсе. Он неплохой человек, но совсем тебе не подходит. Дафна услышала только то, что хотела услышать. – Если он неплохой, – повторила она, – то… – Он тебе не подходит, – с еще большим нажимом сказал Энтони. Однако у Дафны осталась смутная надежда, что, быть может, брат все-таки ошибается. Глава 9 И снова герцог Гастингс был замечен в обществе мисс Бриджертон. (Или она в его обществе.) Речь идет о мисс Дафне Бриджертон (если кто-то, как и ваш автор, немного путается в именах представителей этого большого семейства). Не выглядит ли несколько странным, что, за исключением прогулки в Гринвич, о чем наша «Хроника» сообщала десять дней назад, их видели вместе лишь на вечерних раутах? Вашему автору достоверно известно, что, после того как две недели назад герцог Гастингс нанес визит мисс Бриджертон, их нигде не встречали вдвоем, даже на конной прогулке в Гайд-парке… «Светская хроника леди Уистлдаун», 14 мая 1813 года В середине мая Дафну можно было увидеть в бальном зале дома леди Троубридж, расположенного в Хэмпстед-Хите, на северной возвышенной окраине Лондона, неподалеку от лесопарка, знаменитого своими праздничными ярмарками. Она выбрала удобное место в самом углу зала, где ей удавалось до поры до времени скрываться от осаждавших поклонников, жажавших пригласить ее на танец. Откровенно говоря, ей не хотелось не только танцевать, но и находиться в доме у леди Троубридж. Нет, она не имела к упомянутой даме никаких претензий: просто здесь не было герцога Гастингса. Это отнюдь не означало, что она была обречена провести весь вечер, находясь в категории «пристенного цветка», как называли острословы девушек, которых не приглашают на танец. Напротив, недавние предсказания Саймона сбылись в полной мере, и у Дафны не было отбоя от поклонников. Из юной леди, которая всем нравилась, но не более того, она превратилась в самую популярную в нынешнем сезоне. Таково было мнение света, а с ним не очень-то поспоришь. Все, в том числе и те, кто еще недавно (как, например, леди Джерси) говорил, что Дафне Бриджертон не видать успеха как своих ушей, заявляли теперь, что всегда были уверены в неотразимости этой девушки и отнюдь не скрывали своего мнения, только никто почему-то не хотел им верить. Но повторим: несмотря на то что ее танцевальная карточка была целиком заполнена уже в первые минуты – кавалеры поочередно и сообща наперебой предлагали ей бокалы с лимонадом, фрукты и печенье, – несмотря на все это, она не испытывала ни удовлетворения, ни радости, ибо рядом не было подлинного автора и режиссера всего этого действа – Саймона, герцога Гастингса. Ее вовсе не задевало то, что во время редких встреч на каких-то званых вечерах он с поразительным постоянством упоминал о своем неприятии самого института брака. Не задевало и то, что зачастую он внезапно становился молчаливым или позволял себе довольно резко разговаривать с кем-то в ее присутствии. Все это искупалось редкими минутами, когда они оставались как бы вдвоем («как бы» – потому что их всегда окружала толпа) где-нибудь в уголке зала или во время очередного тура вальса, и она могла вволю смотреть в его серо-голубые глаза, почти забывая о сотне, если не больше, пар глаз, следивших за ними, забывая, что их роман всего лишь игра, обман. Она больше не приставала к старшему брату с расспросами о Саймоне. Враждебность Энтони к герцогу, которая ее огорчала и удивляла, не ослабевала. Когда мужчины встречались, Энтони вел себя учтиво, но более чем холодно. И все же она видела – или ей хотелось этого, – что ростки былой дружбы сохраняются, пытаются прорваться сквозь завесу взаимной неприязни, и надеялась, что, как только закончится весь этот спектакль и она станет супругой скучнейшего, но благородного человека, Энтони и Саймон помирятся. Что касается Саймона, он, возможно, бывал бы чаще на балах, где мог встречаться с Дафной, если бы не условие, которое поставил Энтони: видеть его сестру как можно реже. Дафна не разделяла чаяний брата и была втайне рада появлению на званых вечерах Саймона еще и потому, что оно останавливало натиск поклонников. Огорчало ее также то, что после неудачного купания в Темзе ее брат совсем потерял над собой контроль – можно подумать, Саймон своими руками столкнул его тогда в воду – и беспрерывно пичкал Дафну оскорблениями в адрес бывшего однокашника, не гнушаясь совсем уж малоприличными историями из их мятежной молодости. Эти истории отнюдь не отталкивали ее от молодого герцога, а действовали, как часто бывает, противоположным образом. Но сегодня Саймона не было. А если бы он и появился, то наверняка снова сел бы на своего конька – поиски подходящей партии для Дафны. Это неизменно портило ей настроение. Она не витала в облаках и понимала: такое должно неминуемо произойти – у нее появится супруг, причем при активном содействии человека, которого общественная молва уже окрестила как Рокового Герцога. А начало всему положила юная Филипа Фезерингтон, воскликнула как-то на балу, что у Гастингса роковая внешность. С тех пор его иначе, как Роковым Герцогом, уже не называли. За глаза, конечно. Когда до ушей Дафны дошло это не то одобрительное, не то совсем не лестное прозвище, она приняла его всерьез: верно, в нем было нечто роковое, что глубоко задело ее душу и сердце. И вины Саймона в этом она не видела. Он по-прежнему относился к ней с подчеркнутым уважением, проявлял сдержанное внимание, чуть сдобренное легкой иронией. И она отвечала ему тем же. Даже Энтони признавал: манеры и поведение Саймона выше всяких похвал. Но, добавлял ее брат, это все чисто внешнее, а что прячется за оболочкой приличия, даже благородства, – покрыто мраком. И если мрак рассеется… Дафне тоже хотелось, чтобы он рассеялся, но не для того, чтобы разоблачить лживость и лицемерие герцога, а чтобы лучше разобраться в чувствах Саймона, в том, какой же он на самом деле. Пока же он не предпринимал никаких попыток остаться с ней наедине или притронуться губами хотя бы к обнаженной части ее руки. Мимолетные поцелуи доставались только пальцам, затянутым в перчатку. Они непринужденно болтали на нескольких званых вечерах, но недолго. Потанцевали вместе, но всего два танца, чтобы не шокировать общество. Они… В общем, чего там говорить, вспоминать, перечислять… Она уже знала без всякого сомнения, что влюбилась в него. И при этом – какая ирония судьбы! – была вынуждена проводить в обществе Саймона намного меньше времени, чем хотелось, чтобы окончательно не убить интереса к себе у множившихся поклонников и не вызвать ярости Энтони. Герцог же, в свою очередь, старался бывать в ее обществе ровно столько, сколько необходимо, как он считал, для того, чтобы не возбуждать излишних надежд на его предполагаемый брак и в то же время не давать понять, что он свободен для кого-то другого. Нелепая ситуация – пришла к такому выводу Дафна, стоявшая у холодной мраморной стены. Продолжая размышлять об этом, она не могла не вспомнить, что, несмотря на его категорические суждения о браке вообще и об отношении к женщинам (во всяком случае, ее круга), она время от времени ловила на себе его откровенные взгляды. Он уже не позволял себе вольных фраз вроде той, что вырывались у него в доме леди Данбери, когда он еще не знал, что Дафна из семьи Бриджертон, но тот же жадный взгляд она ловила на себе… Нет, она не ошибается… Конечно, он сразу отводил глаза, отворачивался, а у нее перехватывало дыхание и по коже пробегали мурашки. Его глаза! Кое-кто сравнивал их с ледышками, но как они теплели и таяли, когда он переводил взгляд на нее! Его слова могли быть жесткими, интонации – сердитыми, но то, что таилось в глазах, разоблачало его… Если, конечно, она опять не выдает желаемое за действительное. Дафна не сдержала вздоха. С воображением у нее всегда обстояло хорошо, оставалось только ждать, когда мечты воплотятся в явь. – Эй, Дафф! Что ты примостилась в углу? Отдыхаешь? К ней подошел Колин со своей обычной ребяческой улыбкой. Красивый парень, ничего не скажешь, и жизнь принимает легко и радостно, как птица небесная. После возвращения из Парижа он уже успел завоевать сердца многих юных леди и некоторые из них (мы говорим о сердцах) разбить. Ничего серьезного, разумеется, – так, полудетские шалости. К счастью, ему еще не очень скоро придется думать о собственной семье и делать выбор. – Я не отдыхаю, а прячусь, – ответила она брату. – От кого? От Гастингса? – Нет, ведь он сегодня не пришел. – Это не так. Он здесь. Хотя Дафна хорошо знала, что Колин обожал поддразнивать сестру, она все же не удержалась и не без волнения переспросила: – Серьезно? Он состроил обиженную мину и, кивнув в сторону входной двери, сказал: – Видел собственными глазами четверть часа назад. Что? Как пишут в стихах, «забилось учащенно сердце»? Пропустив колкость мимо ушей, она ответила: – Просто он говорил мне, что не собирается на сегодняшний вечер. Колин подмигнул ей: – Тогда что здесь делаешь ты? Имитируя возмущение, она сказала: – Моя жизнь не вращается вокруг Гастингса, чтоб ты знал. – В самом деле, дорогая сестрица? Ну что за нахальный тип! И какой проницательный, несмотря на юный возраст! – Да, в самом деле, – упрямо подтвердила она, утешая себя тем, что вовсе не солгала, ведь жизнь ее действительно идет в стороне от Саймона. Внезапно глаза Колина сделались непривычно серьезными. – Тебе плохо, сестрица? Скажи откровенно. Она сделала удивленное лицо: – Не понимаю, о чем ты… Он усмехнулся с видом знатока человеческих душ. – Прекрасно понимаешь. – Не говори ерунды, Колин! – Прекращаю, сестрица. Но советую, вместо того чтобы тратить время и силы на споры со мной, сдвинуться с места и отыскать герцога, пока его не увела какая-нибудь коварная красотка. Дафна почувствовала, как ее тело непроизвольно рванулось с места, и испугалась, что Колин заметил это. Усилием воли она заставила себя оставаться там, где стояла. – Ха! – сказал Колин. – Струхнула?