Эти слова он обращал к Дафне, не к Саймону. Вместо ответа тот отпустил локоть своей спутницы и молча направился к выходу на веранду. – Извините его, – обратилась Дафна к ошеломленному герцогу. – Я уверена, герцог не хотел вас обидеть. Выражение лица Мидлторпа недвусмысленно говорило о том, что он придерживается противоположного мнения, и Дафна добавила: – По-видимому, имя отца у него связано с какими-то тяжелыми переживаниями. Мидлторп согласно кивнул: – Его отец предупреждал меня об этом, но я не думал, что все настолько серьезно… Дафна взволнованно смотрела в сторону веранды. – Да, видимо, очень серьезно, – подтвердила она и поспешно добавила: – Пожалуй, пойду к нему. – Конечно, – согласился старик. Уже на ходу она обернулась: – Прошу вас, герцог, не сжигайте эти бумаги. – Я никогда и не помышлял об этом, но… Дафна остановилась – в голосе Мидлторпа ей послышалось что-то серьезное. – Вы хотели сказать… – Хотел сказать, что я далеко не молод и не слишком здоров. Доктора не очень обнадеживают меня. Поэтому… Мог бы я передать бумаги вам на сохранение? Дафна посмотрела на него с удивлением и страхом: с удивлением – потому что не понимала, как может он доверить чужую личную переписку совершенно незнакомой ему молодой женщине; со страхом – потому что опасалась, что, если согласится и примет бумаги, Саймон может никогда не простить ей этого поступка. – Не знаю, – ответила она в замешательстве. – Не уверена, что это правильно.. Старик пристально посмотрел на нее и проговорил: – Полагаю, мой выбор совершенно правилен. Уверен, вы найдете нужный момент, чтобы отдать молодому человеку адресованные ему письма… Итак, разрешите, я пришлю их вам? Дафна наклонила голову. Что еще оставалось делать? Мидлторп приподнял трость, указав в сторону веранды: – Идите к нему. Дафна кивнула и поспешила прочь. На веранде всего несколько канделябров рассеивали густую вечернюю тьму, и только благодаря лунному свету Дафна смогла разглядеть Саймона, неподвижно стоявшего возле перил в дальнем углу. В его позе – так ей показалось – была неостывшая злость. И печаль. Он смотрел куда-то в глубь сада, но не видел, наверное, ни аллей, ни темных кустов, ни деревьев. Она тихо приблизилась к нему. Прохладный ветер приятно овевал щеки после духоты переполненного зала. Слабый гул голосов напоминал, что они здесь отнюдь не в одиночестве, но Дафна никого не слышала и не видела. Наверное, стоило бы начать разговор с ним со слов: «Вы были так нелюбезны с пожилым герцогом» или «Отчего вы так злы на своего покойного отца?» – но она, облокотившись на балюстраду, негромко произнесла: – Как хотелось бы увидеть звезды. Саймон мельком взглянул на нее и ответил: – В Лондоне вы их не увидите. – После некоторого молчания он заговорил вновь: – Здесь мешает слишком яркий свет, туман или смог. Она поежилась, словно ей стало холодно, но щеки ее по-прежнему горели. – А я так надеялась увидеть звездное небо хотя бы тут, в Хэмпстеде. Небеса не идут мне навстречу. Саймон усмехнулся. – Зато в Южном полушарии, – сказал он после долгой паузы, – вы бы на небо не обижались. Какие там звезды! – Какие? Она хотела поддержать этот непринужденный разговор – любую болтовню, лишь бы вывести его из состояния напряжения, и была рада, когда он ответил на ее вопрос: – Там очень яркие и большие звезды. Совсем не такие, как здесь, если даже иногда их и удается увидеть. И расположены совсем в других местах – звезды, созвездия. – Как в других? Вы шутите. Сейчас она спрашивала уже не просто ради поддержания разговора – ей стало любопытно. – Вовсе нет. Посмотрите в любой книге по астрономии. – М-м, – с сомнением произнесла она. – Не обещаю. – Понимаю, я тоже не специалист в этой науке, но мне было интересно. В Африке все другое. И небо тоже. – Разве небо может быть другим? – Оказалось, может. Как и люди. Она вздохнула: – Хотелось бы взглянуть на южное небо. Если бы я была энергичной, отчаянной и необыкновенной женщиной, о которой мужчины слагают стихи, я бы обязательно много путешествовала. – О вас и так уже слагают стихи, – напомнил Саймон с чуть ироничной улыбкой, и она была рада, что он приходит в себя. – Только плохие, к сожалению. Дафна рассмеялась: – Все равно, зато это были стихи, а не проза. И первый день в жизни, когда мне нанесли визит сразу шесть поклонников. – Семь, – уточнил он. – Вы забыли обо мне. – Да, семь. Но вы не в счет. – О, Дафф, ты попала мне в самое сердце! Я ранен! – воскликнул он, подражая недавним словам Колина. – Вам тоже следует выступать на сцене. Из вас с Колином получился бы отличный дуэт, – с улыбкой проговорила Дафна. – Вряд ли, – возразил Саймон. – Да и Энтони не позволит Колину выступать со мной. Упоминание о старшем брате стерло улыбку с ее лица, и, став серьезной, она сказала: – Я пошутила насчет путешествий. Таким скучным англичанкам, как я, лучше сидеть дома. Тем более что я люблю наш дом. В нем я счастлива. – Вы совсем не скучная англичанка, Дафна. А то, что вы счастливы, искренне радует меня, поверьте. Никогда еще я не встречал по-настоящему счастливых людей. Ей почудилось, что сейчас он ближе к ней, чем минутой раньше, – он ли подвинулся, она ли случайно приблизилась к нему… Она не могла отстраниться, не могла отвести глаз от его лица. – Саймон… – прошептали она. – Мы здесь не одни, – сдавленно прозвучал его голос. Дафна оглядела углы веранды. Кажется, никого. Шум голосов тоже затих. Это, однако, могло означать, что кто-то прислушивается или приглядывается к ним: какой-нибудь тайный агент леди Уистлдаун, – чтобы в следующей «Хронике» снова пустить по свету очередную сплетню. Прямо перед ними раскинулся темный сад. Он звал в свое безлюдье и безмолвие. Такого огромного сада не было ни у одного из домов в центре Лондона, которые она знала. А здесь, в десяти милях от центра, он шелестел зеленой листвой, источал аромат цветов. Леди Троубридж не зря гордилась своим детищем. Какая-то непонятная смелость взыграла в душе Дафны, и она произнесла тихо, но решительно: – Пойдемте в сад, Саймон. – Мы не можем. – Можем. – Нет, Дафна… Отчаяние, прозвучавшее в его голосе, сказало ей больше любых слов. Она поняла то, чего раньше не знала, в чем сомневалась: она для него желанна… Он хочет ее… Мечтает об этом… Ее душа пела. В ней звучала ария из «Волшебной флейты» Моцарта – та, где так сладостно слышится верхнее до. Что, если она поцелует его? – подумалось ей. Нет, он – ее… Что, если сейчас в дальней аллее сада она запрокинет голову и ощутит на своих губах его губы? Поймет ли он тогда, как она его любит? Укрепит ли это его любовь к ней? Осознает ли он, каким счастьем она может… готова одарить его?