Она продолжила улыбаться, но в глазах промелькнуло беспокойство. – Послушайте, – произнес он, – и тогда решайте, нужно ли выходить за меня замуж. Дафна слегка прикусила нижнюю губу и кивнула. Саймон сделал глубокий вдох. Как сказать ей то, что собирается и должен сказать? И что говорить? Всю правду или только часть? Но ведь необходимо, чтобы она поняла… Если уж собирается стать его женой… Если намерена, как заявляет, сделать его жизнь – их жизнь – счастливой… Он судорожно сглотнул. А он сам? Чем может ответить ей? Хотя бы честным признанием о себе. О своих намерениях и планах в жизни… Если будет жить… Он должен дать ей последнюю возможность отказаться от брака, с помощью которого она хочет спасти его. – Дафна… – произнес он, и, как всегда, звук ее имени расслабил мышцы рта, овеял мгновенным теплом захолодевшую душу. – Дафна, если вы станете моей женой… Она вновь приблизилась к нему почти вплотную и тихо спросила: – Что с вами? Что вас так угнетает? – Я не… не могу иметь детей. Вот. Он сказал. Почти что правду. Ее губы раскрылись. Не от ужаса, даже не от удивления. Казалось, она вообще не слышала или не поняла его слов. Эти слова, он понимал, были жестокими, очень жестокими, но он не мог поступить иначе. Нужно, чтобы она знала. – Если вы станете моей женой, – повторил он, – у вас не будет детей. Вы никогда не прижмете к груди ребенка, зачатого в любви, понимая, что он ваш, только ваш. – С чего вы это взяли? – громко спросила она. – Знаю. – Но ведь… Он не дал ей договорить и жестко повторил: – Вы должны знать, что я не могу иметь детей. – Теперь знаю, – слегка дрожащими губами проговорила она. Саймон привык, что обычно она высказывается быстро и без обиняков, но сейчас у него создалось впечатление, что она о чем-то умалчивает. Видно, что она огорчена… даже больше – пребывает в отчаянии. Однако ее лицо оставалось холодным и неподвижным. И еще одно он видел и понимал: Дафна не знает, как отнестись к его словам, что ответить. Саймон настолько был погружен в свои мысли, что не сразу заметил, как справа от него оказался Энтони и спросил не то с участием, не то с насмешкой: – Какие-то затруднения?.. Дафна ответила первой и весьма запальчиво: – Никаких! Хочу вам сообщить… Братья уставились на нее. – Хочу сообщить, – голос ее обретал звонкость, – что дуэль отменяется. Его светлость и я решили пожениться. – Замечательно, – сухо отозвался Энтони и вернулся к братьям. Саймон испытал довольно странное ощущение, словно долгое время сдерживал дыхание, а вот теперь чистый свежий воздух внезапно заполнил легкие. Его охватило очень приятное чувство чего-то свершившегося – не слишком еще понятное, но тем не менее радостное, – и поскольку никогда в жизни он не испытывал ничего подобного, то не знал, что делать с этим чувством и как себя вести. Он посмотрел на Дафну и спросил: – Вы уверены, что хотите этого? – Да, – ровным голосом ответила она. – Вы заслуживаете доверия. С этими словами она направилась к своей лошади. Саймон же не сдвинулся с места, пребывая в полном недоумении: что же сейчас произошло – он взмыл в небеса или погрузился во мрак преисподней? Остаток дня Дафна провела в кругу семьи. Все были шокированы известием о помолвке. Все, кроме старших братьев, которые уже пережили первое потрясение и уже начали размышлять и предполагать, что предстоящий брак сулит их сестре. Они не скрывали своих сомнений и опасений. Дафна не осуждала их, поскольку сама пребывала в сомнении. Все члены семейства, даже самые младшие, находились в этот день в состоянии крайнего волнения и беспокойства. Было решено не затягивать со свадьбой, тем более что благодаря светским доброхотам до леди Бриджертон дошли слухи, что несколько человек видели, как ее дочь целовалась с герцогом Гастингсом в саду у леди Троубридж. После чего леди Бриджертон сразу же отправила архиепископу Кентерберийскому просьбу о незамедлительной выдаче разрешения на брак без церковного оглашения, а сама погрузилась в заботы о свадебном торжестве, которое, как она решила, будет хотя и не слишком многолюдным и пышным, но уж никак не скромным. Элоиза, Франческа и Гиацинта, младшие сестры Дафны, забрасывали мать десятками вопросов о том, какие будут наряды у них как у подружек невесты и как Саймон делал предложение сестре – опускался ли он при этом на одно колено или на оба?.. Какое платье наденет Дафна?.. И когда Саймон преподнесет ей обручальное кольцо? Дафна облегчила участь матери, отвечая на большую часть этих вопросов – сначала подробно, а к концу дня в основном односложно. И только когда она в ответ на вопрос: какого цвета розы составят ее букет? – сказала: «Три», – девочки поняли, что пора оставить сестру в покое, чем она и воспользовалась, чтобы еще раз обдумать ситуацию. И пришла к выводу, что, во-первых, спасла человеку жизнь, а во-вторых, вырвала согласие на брак у того, кого любит. И обрекла себя на жизнь без детей… Все это за один день. Вернее, за одно утро. Девушка рассмеялась, но в смехе этом прозвучало отчаяние. Она трезво оценивала события сегодняшнего дня, но не могла предугать, что будет завтра. Или послезавтра. А еще она попыталась вспомнить, что почувствовала в тот момент, когда, повернувшись к Энтони, проговорила: «Дуэль отменяется». Словами объяснить этого она не могла даже самой себе. В голове у нее вместо внятных мыслей будто мелькали разноцветные лучи: красные, желтые, синие. И когда они сталкивались – из желтых и красных получались оранжевые, а из синих и желтых – зеленые. Но что они означали, все эти цвета? И означали ли что-нибудь? Все же, как ни странно, из всей этой гаммы цветов она вдруг получила ответ на один из своих вопросов: да, она может прожить жизнь без детей, но не представляет жизни без Саймона! Ведь собственных детей она еще не знает, а Саймон – реальный, она уже касалась ладонью его щеки, слышала смех, знает вкус его поцелуев. Она любит его. К тому же вероятно, что врачи ошибаются и у него могут быть дети. Дафна сомневалась, что способна повторить подвиг своей матери и создать такую же большую семью, но хотя бы одного ребенка она хотела бы родить. Или двух… Однако эти рассуждения и упования не для Саймона. Ему она не скажет ни слова. Ведь он признался ей и вправе считать, что она смирилась и не тешит себя даже самой робкой надеждой на чудо. – Дафна!.. Вздрогнув, она подняла голову и увидела мать, которая входила в гостиную и с беспокойством взирала на нее. – С тобой все в порядке? Дафна выдавила слабую улыбку: – Просто немного устала. Это была чистая правда. Только сейчас она осознала, что не сомкнула глаз за последние тридцать шесть часов. Мать присела рядом с ней на софу. – Понимаю твое волнение: ведь ты так любишь Саймона. Дафна с удивлением взглянула на нее. – Это очень заметно со стороны, – ласково проговорила виконтесса и погладила дочь по руке. – Он хороший человек. Ты сделала правильный выбор, милая. Дафна улыбнулась и подумала, что поступила правильно, заставив его жениться. А еще она готова на все, чтобы никто из них не пожалел о случившемся. А если у них и вправду не будет детей – что ж, в конце концов, кто знает, она ведь тоже может оказаться бесплодной. Разве нет? Ей известно несколько супружеских пар, у которых никогда не было детей, и неужели это мешает им выполнять супружеские клятвы, данные при обручении? Если же говорить о ней, то в их семье столько братьев и сестер, что до конца жизни она будет обеспечена племянниками и племянницами, которых сможет вволю воспитывать и баловать. Лучше жить с любимым человеком без детей, чем иметь их от того, кого не любишь. – Думаю, тебе нужно поспать, – сказала миссис Бриджертон. – У тебя очень усталый вид, круги под глазами. Дафна посчитала совет матери разумным и, поднявшись с софы и сладко зевнув, проговорила: – Ты права, мама, мне необходимо поспать. Внезапно она ощутила сильную слабость и испугалась, что не сможет дойти до своей комнаты. Мать приобняла ее и сказала: – Давай провожу тебя и уложу в постель. Никто не побеспокоит тебя до следующего утра. Дафна кивнула с полусонным видом и, с трудом ворочая языком, произнесла: – До утра… это хорошо. Еще никогда в жизни ей не было так тяжело подниматься по лестнице, а уж раздеваться…