Саймон тоже чувствовал себя измученным. Не каждый день человек приговаривает себя к смерти. И тем более не каждый день избавляется от нее и заключает брак с женщиной, о которой думал и мечтал все последние дни… вернее, последние две недели с лишним. Если бы не вещественные подтверждения происшедшего в виде двух внушительных синяков под глазами и кровоподтека на подбородке, все случившееся вполне могло показаться удивительным сном. Но это была не менее удивительная реальность. Понимает ли Дафна, на что отважилась? Чего себя лишила? Ведь она не производит впечатления легкомысленной девицы, склонной к глупым фантазиям и безрассудным поступкам. Такая девушка ни за что не отважилась бы выйти замуж, не задумываясь о последствиях. С другой стороны, окончательное решение было принято ею буквально в одну минуту и под воздействием непредвиденных обстоятельств. Значит ли это, что она действительно любит его? Или это безрассудство? И могла бы она, если настоящей любви нет, пожертвовать своей мечтой о большой семье? Подобной той, в которой она появилась на свет и выросла. Но что, если ею руководило исключительно чувство вины? Ведь его гибель на дуэли – а она была предрешена – легла бы тяжким грехом на ее душу, и жить с такой тяжестью она не хотела и не могла… Черт, но как же ему все-таки нравится эта женщина! Таких он еще никогда не встречал. И не встретит. И он не смог бы спокойно жить, зная, что она несчастна или, не дай бог, вообще ушла из жизни. Быть может, те же чувства испытывает и она и потому приняла такое решение. Но какими бы мотивами она ни руководствовалась, в ближайшую субботу они с Дафной будут соединены на всю оставшуюся жизнь. Он получил уже уведомление от леди Бриджертон о сроках и о том, что свадебное торжество предполагает быть не широким, а, наоборот, в достаточной степени камерным. Это его вполне устраивало. Теперь им уже ничего не изменить. К немалому его удивлению, этот внезапный поворот судьбы, беспомощность перед велением рока были ему сейчас по душе. Чудеса, да и только!.. Дафна станет его женой. Зная, что ее желанию иметь детей не суждено сбыться, она все же избрала его. Правда, при не совсем обычных обстоятельствах… – Ваша светлость! Саймон очнулся от глубоких раздумий в кожаном кресле своего кабинета и увидел в дверях дворецкого. – Да, Джеффриз? – Здесь лорд Бриджертон, сэр. Сказать ему, что вас нет дома? Как хорошо этот человек улавливает его настроение! И все же… Саймон поднялся. Боже, какая усталость во всем теле! – Боюсь, он вам не поверит. – Слушаю, сэр. – Джеффриз сделал несколько шагов к двери и обернулся. – Вы действительно хотите принять гостя? У вас… э… усталый вид. Саймон хохотнул. – Если под этим подразумевать синяки под глазами и царапину на подбородке, то вы совершенно правы. Кстати, лорд Бриджертон – один из тех, кто ответствен за эти отметины… по крайней мере за две из них. Дворецкий удивленно моргнул. – За две, ваша светлость? А… а третья? Саймон с трудом изобразил улыбку. Лицо болело так, словно этих отметин было намного больше. – Третья, Джеффриз, вы не поверите, дорога мне больше двух остальных. И рука, оставившая ее, тоже. Заинтригованный дворецкий вновь приблизился к хозяину, чтобы внимательнее приглядеться к его лицу. – Неужели, сэр? – Клянусь вам. Дворецкий почтительно выпрямился. – Слушаю, сэр. Прикажете провести лорда Бриджертона в гостиную? – Нет, прямо сюда, пожалуйста. – И, уловив беспокойство на лице слуги, Саймон добавил: – Не волнуйтесь за мою безопасность. Лорд Бриджертон не станет украшать мою физиономию еще одним синяком. Тем более, – он снова издал смешок, – для них уже почти не осталось места. Глаза дворецкого раскрылись еще шире, и он поспешил выйти из комнаты и выполнить распоряжение хозяина. Через несколько минут Энтони Бриджертон вошел в кабинет и, бросив быстрый взгляд на Саймона, благодушно изрек: – Выглядишь не самым лучшим образом. Герцог поднялся ему навстречу и спросил: – Интересно, с чего бы это? Гость рассмеялся и сразу стал похож на прежнего Энтони, давнего приятеля и однокашника. И эта метаморфоза порадовала Саймона. Энтони небрежно указал рукой на синяки друга и весело спросил: – Какой из них мой? – Правый. – Саймон невольно притронулся к кровоподтеку и сморщился от боли. – Твоя сестра тоже неплохо постаралась, но у нее меньше опыта, а также умения и силы, чем у тебя. – И все же, – с одобрением произнес Энтони, – она не оплошала. – Можешь ею гордиться, – проворчал Саймон. – Болит сильнее, чем твои. Потом оба замолчали, понимая, что нужно многое сказать друг другу, и не зная, как начать. – Я не хотел, чтобы все так вышло, – проговорил наконец Энтони. – Я тоже. Гость прислонился к большому письменному столу, словно ему трудно было стоять без опоры, и сказал: – Мне стоило немалых усилий примириться с тем, что ты ухаживаешь за моей сестрой. – Ты знал: это было не по-настоящему. – Вчера вечером ты сам опроверг свое утверждение. Что на это ответить? Что начало всему, что произошло, положила Дафна, а не он? Что это она увлекла его на веранду, а затем – в сад? В темноту аллеи?.. Но это прозвучало бы как дурацкие оправдания. Кроме того, он старше и опытнее, чем она. При желании мог остановить ее. И себя. Однако не сделал ни того ни другого. Саймон ничего не ответил, и Энтони снова заговорил: – Надеюсь, мы сможем забыть обо всем, что произошло между нами? – Уверен, что это заветное желание Дафны, – сказал Саймон. Глаза Энтони сузились – ему почудились нотки иронии, и он решил ответить тем же. – Полагаю, теперь целью твоей жизни станет исполнение всех ее заветных желаний? Всех, кроме одного, чуть было не ответил Саймон, но произнес уклончиво, хотя вполне искренне: – Для ее счастья я сделаю все, что в моих силах. Видимо, ответ не вполне удовлетворил ее требовательного брата, и он перешел на прежний агрессивный тон: – Если ты причинишь ей боль… Саймон резко прервал: – Я никогда не сделаю это сознательно! Энтони смерил его подозрительным взглядом. – Знай, я готов убить тебя, даже рискуя собственной жизнью, если ты вновь каким-то образом причинишь ей зло. – Я тебя понял, – спокойно сказал Саймон. Несмотря на угрозы, которые только что услышал, и на тот физический урон, который уже понес, он не мог не испытывать уважения к Энтони за то, как тот оберегает сестру и как предан ей. А разве преданность не одно из самых благородных качеств? Ему подумалось также: быть может, Энтони видит в нем, в его характере, в душе, нечто неизвестное ему самому, что прячется в самых темных закоулках его существа? За столько лет знакомства друг вполне мог узнать его лучше, чем он сам себя, и потому не без полного на то основания опасается, что в нем возобладают эти таинственные дремучие силы. А из этого следует, что Энтони прав в своей подозрительности и не будет выражением слабости со стороны Саймона лишний раз успокоить его.