– Что вы имеете в виду, – обрушил он свой гнев на невинного дворецкого, – когда говорите, что моей жены здесь нет? Слуга с достоинством ответил, что имеет в виду всего-навсего то, что сказал: ее светлости нет в этом доме. – Но в письме она сообщила, что перебралась в Лондон. – Саймон сунул руку в карман, намереваясь предъявить бумагу, однако тут же раздумал и проворчал: – Где же, черт возьми, прикажете ее искать? Все тем же бесстрастным тоном дворецкий ответствовал: – Насколько мне известно, милорд, вы можете найти ее в доме герцога Гастингса. – Вы уверены? – спросил Саймон, совершенно не ожидавший от Дафны такого решения. – Абсолютно уверен, ваша светлость. Ведь мисс Дафна вышла замуж за вас, не правда ли? С дворецким трудно было поспорить. Да Саймон и не собирался дискутировать со слугой, в тоне которого сквозила явная ирония. Уж не у него ли научилась Дафна своей излюбленной манере общения? Коротко кивнув, Саймон рывком развернулся на каблуках и вышел из дома. Какой глупец! Почему он не сообразил сразу: Дафна остановилась в городском доме своего законного супруга и, значит, вовсе не бежала от него. А повидать собственную семью – ее полное право. Потому она и оставила Клайвдон. Он сел в карету и, когда она тронулась, пожалел, что не пошел пешком: его дом находился по другую сторону той же Гросвенор-сквер и он добрался бы туда гораздо быстрее, срезав путь. Но и этого не потребовалось бы. Супруги не оказалось и в этом доме. Дворецкий Джеффриз доложил, что герцогиня отправилась на верховую прогулку, и Саймон почувствовал острое желание задушить обоих дворецких, словно сговорившихся спрятать от него Дафну. – Верхом? – насторожился Саймон. – Да, ваша светлость, – подтвердил слуга, несколько обескураженный острой реакцией хозяина на такую невинную прихоть супруги. – На лошади, – добавил он, чтобы окончательно расставить точки. – Куда? – с той же тревогой спросил Саймон. – Полагаю, в Гайд-парк, ваша светлость. Как обычно. Саймон не мог успокоиться: какое легкомыслие, беззаботность! Ведь беременность не допускает верховых прогулок. – Распорядитесь оседлать для меня лошадь, Джеффриз! – Любую, сэр? – Самую быструю! Только не мешкайте… А, ладно, Джеффриз, я сам займусь этим, – сказал он и выскочил из дома. На полпути к конюшне его охватило еще большее беспокойство, и он сменил быстрый шаг на бег. Дафна прогуливалась по утреннему парку, стараясь забыть хоть на короткое время обо всех невзгодах. Конечно, сидеть в дамском седле совсем не то, что в настоящем, мужском, для которого она еще недавно одалживала бриджи у Колина, и отчаянная кавалькада Бриджентонов носилась по лесным и полевым дорогам близ Лондона. Благовоспитанную родительницу повергал в шок вид старшей дочери после этих прогулок – запыленная, забрызганная дорожной грязью, порой с исцарапанным ветвями лицом. Но Дафна была неисправима. Она любила быструю езду и часто рисковала. Особенно в сопровождении верных телохранителей – трех братьев. Однако в городе, да еще в статусе замужней дамы, она не могла себе позволить такой вольности. Впрочем, порой, если всадница выезжала на прогулку рано, когда аристократы еще нежились в постели, она устраивалась в седле, как ей удобно, пришпоривала лошадь и отводила душу в стремительном галопе. Так было и сейчас, в дальнем краю Гайд-парка, где ветер трепал ей волосы и вызывал слезы на глазах… А главное, помогал, пускай ненадолго, освободиться от тяжелых раздумий. Дафна давно оторвалась от сопровождавшего ее конюха, пропустив мимо ушей его тщетный призыв остановиться. Ладно, потом извинится перед ним. А сейчас ей необходимо побыть одной. И скакать, обгоняя ветер. И останавливаться где и когда захочет, и чтобы никто не наблюдал за ней, не читал мысли на ее лице. Дафна замедлила бег лошади, въехав в заросли деревьев и кустарников. Затем вовсе остановилась, глубоко вдохнула запахи ранней осени и закрыла глаза, прислушиваясь к щебету птиц, к шелесту листвы… Но вот в эти звуки вмешались другие, посторонние. Она открыла глаза, нахмурилась. Какой-то всадник показался вдали. Он приближался. Ей совсем не хотелось его общества, она ни с кем не намерена была делить свои мысли и сердечную боль, а также мимолетную радость от соприкосновения с природой. Однако всадник, как видно, заметил ее и решил непременно приблизиться. Какие у него намерения? Дафна снова тронула лошадь, пустила легкой рысью, потом резко свернула влево и, оглянувшись, убедилась, что незнакомец как приклеенный следует за ней. Ей сделалось немного не по себе. Вокруг – ни души. А вдруг это преступник? Грабитель? Маньяк? Пускай даже просто пьяный гуляка… Да ведь это ее конюх! Слава богу. Она вспомнила, что в доме Гастингса они все носят красные ливреи… Кажется, у этого всадника красная… Или нет?.. Все равно нужно поскорее к нему подъехать. Теперь она уже всерьез опасалась нежелательной встречи в столь ранний час. Дафна что есть силы пришпорила лошадь, направив ее сквозь заросли прямо к тому человеку… Удар!.. Она налетела на большую ветку и сначала почувствовала, что ей не хватает воздуха, словно кто-то сдавил горло, а потом поняла, что падает… Еще один удар – и она лежит на плотном ковре из осенних листьев, смягчивших падение. Но боль, сильная боль пронзает все тело. И трудно дышать. Ох как трудно дышать! – Дафна! Что это? Чей это голос? Она слышит: кто-то соскакивает с коня, направляется к ней. Шорох опавших листьев становится все громче. – Дафна! – Саймон? – прошептала она, не веря своим ушам и глазам. Почему он здесь? Как сюда попал?.. Но какое это имеет значение, если он рядом, если наклоняется к ней, и ей уже легче дышать, и воздух почти свободно наполняет легкие. Она ощущает его руки на своем теле. – Больно? – спрашивает он. – Скажи, где болит? – Везде, – отвечает она и с облегчением закрывает глаза. Он легко касается ее век. – Открой глаза, – тихо говорит он. – Открой и посмотри на меня. Ты четко видишь мое лицо? Оно не в тумане? Она качает головой. – Я не могу. Все плывет. – Ты можешь, – настойчиво сказал он. – Сейчас успокоишься, и все станет на свои места. У тебя легкий шок от неожиданного удара. Расслабься и медленно раскрой глаза. Смотри прямо на меня… Она повиновалась. Не могла сопротивляться – таким убедительным, трепетным был его голос. И она отчетливо увидела его лицо – оно было под стать голосу: тоже встревоженное и молящее. А взгляд проникал в самое сердце. – Хорошо… все хорошо, – уговаривал ее Саймон. – Здесь больно?.. А здесь?.. Ты легко отделалась, дорогая… А… Кровь отхлынула у него от лица – он вспомнил… А как же ребенок? Тот, которого еще нет, но который должен появиться. Его ребенок… Их ребенок… Как же он? Что будет с ним? – Дафна, – сказал он, стараясь придать уверенности голосу, – тебе лучше? Ответь. Она кивнула. – Боль улеглась, Дафна? – Почти. Мне намного лучше. И дышу я свободно. – Ты уверена? Ответом был легкий кивок. – Слава богу, – тихо вымолвил он, но гнев его скоро вернулся. «Что же ты сделала? – чуть не вскричал он. – Как ты могла так поступить?» Саймон, взяв себя в руки, негромко слово в слово повторил эти слова вслух. Дафна безмолвно посмотрела на него расширившимися глазами. Ее молчание вывело его из себя, и он закричал: – Какого черта ты отправилась в парк одна? И зачем пустила лошадь галопом по такой дороге? Между деревьями? – Он перевел дыхание и произнес уже значительно тише: – И вообще, во имя всех святых, зачем ты села на лошадь, когда тебе… – Всего лишь хотела прогуляться, – ответила она беззаботно, и он снова сорвался: – Ты хоть подумала о нашем ребенке, любезная? Или матушка тебе не втолковала, что во время беременности… – Саймон… – прервала она его слабым голосом. – Не Саймон, а ты должна знать, как следует себя вести в твоем положении! – Не могу понять твоего смятения! – промолвила она. – Ты же не хотел ребенка. – Это верно, – согласился герцог. – Но уж коли он зачат, я не позволю тебе убить его. – Нет причин для беспокойства, – проговорила она, кусая губы. – Мое чрево пусто. – Как?.. Да объясни же ты, что произошло!