К нам приближается Кирендаль – спокойная, уравновешенная, властная, она плывет через зал. – Ну хватит, – говорит она, подойдя ближе. – Посидим тихонько и подождем констеблей. Наши с Берном взгляды скрещиваются. Он уже не отбивается, а его сардоническая усмешка лишь на мгновение покидает его лицо, когда он посылает мне издевательский воздушный поцелуй и одними губами произносит: «В другой раз». Мой огр поднимает меня еще выше и хорошенько встряхивает. Мои ступни болтаются в метре от пола, плечо, за которое он меня держит, начинает болеть. Зато у меня прояснилось в голове, и я быстро соображаю: если констебли возьмут меня сейчас, они будут слишком долго разбираться, что к чему. Я потеряю время, а с ним и возможность спасти Паллас. Огр снова встряхивает меня – не самое нежное предостережение. – И не пыфайся вывваться, – рокочет он, шепеляво обтекая губами огромные клыки. – Ты ве внаешь, я могу фдевать тебе больно. – Ага, – говорю я. – И я тебе тоже. Я подтягиваю ноги к груди и тут же выбрасываю их назад, изогнув спину. Неслабый удар приходится огру прямо в середину торса. У меня такое чувство, как будто я топнул изо всех сил по каменному полу, а огр только хрюкнул от моего удара. Но я не этим думал его взять. Оттолкнувшись от его груди, я разворачиваюсь вокруг своего плечевого сустава, как футболист, который бьет по мячу, отправляя его вперед и вверх, и борцовским приемом закидываю ногу вокруг головы огра. Огр скалится и поворачивает голову, примериваясь впиться своими клычищами мне в бедро. Один из них протыкает штанину и входит мне в мякоть. Вот сейчас ему будет больно. Я изворачиваюсь и, сложив руку лопаткой, загоняю ее огру в глаз, прямо в угол, где слезный канал. Глаза у огров защищены жесткими чешуйчатыми веками, как у змей, но выдавливаются так же легко, как у людей. Я шурую в глазнице рукой; брызжет кровь; зацепив его глазное яблоко размером с бейсбольный мяч, я чувствую, как рвутся вокруг него мышцы. Глаз выкатывается на жесткую дубленую кожу щеки и повисает на жгуте глазного нерва, а огр сначала орет мне в ляжку, потом вскидывает руку к морде. Я разжимаю борцовский захват, и клык огра выходит из моего бедра. Я падаю, хоть и неуклюже, зато на обе ноги. Скорость, с которой горячая влага пропитывает мне штанину, подсказывает мне, что огр хватанул меня на славу. Надо же, не получить ни царапины в драке с Берном, чтобы быть потом закусанным каким-то вышибалой. Огр меж тем ревет, как противотуманная сирена, пытаясь вернуть в глазницу свой глаз. Публика бросается врассыпную, прикрыв руками уши. Видя, что происходит, Берн тоже отбивается, рыча и выкрикивая угрозы, но два огра, которые держат его, и ухом не ведут. Кирендаль, похоже, всерьез подумывает успокоить меня каким-то заклятием. Я выхватываю из чехла между лопатками метательный нож – последний, который у меня остался, – и швыряю в нее: этого хватает, чтобы она передумала. Как только огр берет короткую паузу, чтобы пополнить запас воздуха в легких, я громко и отчетливо говорю: – Я ухожу. Первые трое, кто встанет на моем пути, будь то мужчина, женщина или недочеловек, – умрут. Прямо тут, в этом зале. Мне все верят. Публика расступается, освобождая мне путь к выходу, и я бегом, как хороший спринтер, бросаюсь к распахнутой двери, за которой меня ждет солнечный свет и запахи города. За моей спиной, мешаясь с городскими шумами, быстро гаснут бешеные вопли Берна. Что ни говори, а страсть к насилию иногда служит мне неплохую службу. На улице Мориандар, довольно далеко от казино, мне навстречу попадается отряд констеблей. Они явно спешат туда, откуда только что вырвался я. Мы расходимся. Надо найти временное укрытие, чтобы привести в порядок ногу. Королевство Арго исключается – сначала надо убедиться, что Кирендаль ничего не напутала насчет Очей и величества. Он, конечно, мне друг, но это еще не значит, что я ему доверяю. Ответ приходит сразу. В Анхане есть только одно место, где я могу претендовать на убежище. Только бы добраться туда живым. Нырнув в подходящий переулок, я делаю три шага, приваливаюсь спиной к дощатой стене и, стянув края разрыва на штанах, перетягиваю бедро над раной двумя витками ремня. Сойдет, пока мне не наложат швы и не сделают настоящую перевязку. Нога уже опухла, я чувствую дергающую боль – надо сматываться из города Чужих, пока нога не одеревенела. Оглянувшись на выход из переулка, я вижу цепочку следов левой ноги на камнях – клык зацепил меня сильнее, чем я думал, видимо, порвал мышцу, потому я так и хромаю, а еще теряю кровь. Переулок вскоре выводит меня на другую улицу, такую же кривую, как и все остальные. Там я вижу еще один отряд констеблей – группами по четверо они идут по улице, стуча в каждую дверь, заходят в лавки. Значит, Кирендаль донесла на меня, как только я вышел из ее покоев. Что ж, можно было и догадаться. Я не держу на нее зла – я на ее месте поступил бы точно так же, – но теперь выйти из города Чужих будет сложно. Бесшумно ступая, я возвращаюсь в переулок и выбираю другой поворот. Там, петляя между кучами отбросов, я подбираюсь к крайнему дому, из-за которого видна вся улица, и начинаю ждать: мне нужен человек или эльф одного со мной роста и размера, который согласится пожертвовать свою одежду бедному преследуемому путнику. 16 Резким движением Артуро Кольберг поднял защитную маску, подальше от глаз. Индукционный шлем тут же поехал назад, и Кольберг зашарил в аптечке на ручке кресла в поисках какого-нибудь транквилизатора и средства, нейтрализующего кислоту. Нервы вибрировали, как туго натянутые гитарные струны. Кейн опять никого не убил, хотя эта история с беглецом, преследуемым в городе Чужих, может стать лакомым кусочком. Кейн, видимо, не понял, как важно, чтобы именно это Приключение имело успех. Боже мой, живые трансляции идут по студиям всего мира! Если дело и дальше так пойдет, то Кейн похоронит все шансы Кольберга перейти в касту Бизнесменов, а потом и занять место Уэстфилда Тернера как Президента Студии. Неужели Кейн не понимает, что на кону карьера Кольберга? А может, ему плевать? Уж мог бы хоть огра укокошить. Он ведь и так его покалечил, разве трудно было добить? Люди – Свободные – по всему миру расстались с миллионами марок, чтобы побыть Кейном, пока он отнимает жизни; так что, Господь всемогущий, мешает ему это сделать? Кольберг рывком поднял себя из кресла и стер со лба пот. Взглянув на остатки закусок, которые стояли на другой откидной ручке просмотрового кресла, он скорчил гримасу и решил съесть нормальный ланч, пока есть возможность. Набрав комбинацию кнопок на кресле, он вызвал официанта и приказал ему принести все, что у них есть горячего, свежего и может быть доставлено через пять минут. В ожидании еды он принялся мерить шагами комнату и диктовать следующий пресс-релиз к «Обновленному приключению». Пусть он не в силах контролировать действия Кейна, но уж держать под контролем то, что думают о них другие, он еще в состоянии. 17 Со стенных экранов всего мира серьезное лицо вещает: – Судя по тому, что показывают «Часы Жизни» Паллас Рил в «Обновленном приключении», настало время предварительного анализа достижений Кейна. И снова с нами Джед Клирлейк. – Спасибо, Бронсон. С последней нашей встречи кое-какие изменения произошли. Я получил сообщения о драке Кейна с самим Берном, которая, верите вы тому или нет, ничем не кончилась! – Берн – это тот мечник, который уложил двух спутников Кейна в «Погоне за Венцом Дал’каннита?» – Совершенно верно. То есть эта кровная вражда продолжается уже давно. Мы разыскали Кейна как раз перед его отправкой в Анхану и задали ему вопрос о Берне… Потрескивающая белая полоса появляется на экране, деля его напополам по диагонали, и во второй половине все видят Кейна: он сидит в кресле, за спиной у него нейтральный дымчатый фон. «Берн? – переспрашивает он. Записанный голос вибрирует причудливой комбинацией цинизма и грубоватой, но глубоко искренней эмоции. – Да, у нас с ним долгая история». Кейн откидывается на спинку кресла и делает глубокий вдох, не то вспоминая, не то не решаясь так сразу окунуться в тяжелую для него тему. Так или иначе, пауза завораживает зрителя, заставляя его ждать дальнейших откровений: Кейн настоящий Профессионал, он не хуже всякого другого в шоу-бизнесе знает, как сделать интересным интервью. «Раздобыть Венец Дал’каннита оказалось куда сложнее, чем мы думали. Моя команда – Марад и Тизарр, единственные, не считая меня, выжившие в „Отступлении из Бодекена“, а также Паллас Рил, – так вот, мы потерпели неудачу дважды, прежде чем Венец наконец дался нам. Каждый из нас был ранен. У Берна была своя команда, они тоже шли за короной, но решили, что самым простым способом добыть ее будет отбить ее у нас. Как-то раз мне пришлось пойти на разведку в горы. Я отсутствовал два дня. Вернулся злой. Когда я выходил, у меня были два спутника, но они погибли, так что пришлось похоронить их наверху. Я был ранен в плечо и бедро – зазубренные наконечники огриллойских стрел пришлось вырезать ножом. В общем, я здорово измучился в той вылазке, замерз как пес, а вернувшись, не застал в лагере никого, только неграмотное письмо от Берна в одной из палаток. В нем он требовал, чтобы я отдал корону его дружку т’Голлу; за каждый день ожидания кто-то из моих друзей будет платить жизнью. Самое страшное было в том, что никакой короны у меня не было. Я хорошо знал репутацию Берна и сразу поверил каждому его слову. Разыскав т’Голла, я пару часов убеждал его рассказать мне, где именно Берн держит моих друзей. Т’Голл не пережил моей убедительности и умер, рассказав мне все, а я сразу помчался в лагерь Берна, где успел освободить Паллас, и мы с ней вдвоем вырвались оттуда. Но я не успел спасти Марада и Тизарра. Если кому нужны подробности той драки, пересмотрите „Погоню за Венцом Дал’каннита“. Это было страшно. Берн – это ходячая зараза, он отравляет воздух своим дыханием. Убив его, я окажу этому миру большую услугу. В нашем противостоянии он – раковая опухоль, я – скальпель». Экран снова становится единым, с него глядит Джед Клирлейк, серьезный, как никогда. – Как ты наверняка помнишь, Бронсон, Берн теперь получил титул Графа Империи и стал фактическим командиром Серых Котов, элитного оперативного подразделения Анханы. – То есть драка была нешуточная, Джед… – Да, Бронсон, у нас есть фрагмент… На экране увиденный глазами Кейна нож отскакивает от шеи Берна – раз, еще раз… Тошнотворное чувство резкого подъема, верчения и полета… Берн перескакивает через металлические перила, вытирая струящуюся из носа кровь… Фраза из внутреннего монолога Кейна: Как всякий хороший ученый… Порез на бедре Берна… Как он стал предсказуем. «Тот, кто живет мечом, от ножа погибнет. Можешь считать это пророчеством». Картинка на экране застывает, и на ее фоне ведущий и эксперт ведут длительную дискуссию о магических приращениях физической силы и рефлексов воина, о любопытном эффекте Защиты Берна, шутливо спорят, то ли Кейн поразительно нагл, то ли невероятно глуп, раз решился напасть на заведомо превосходящего его противника. – Последняя информация о передвижениях Кейна такова: он ранен, его преследуют на улицах города Чужих – гетто недочеловеков Анханы, куда входит и квартал красных фонарей столицы. Студийные аналитики предполагают, что он попытается пройти по мосту Рыцарей в Старый город, чтобы найти убежище в Монастырском посольстве. – Это интересный выбор, Джед. – Видишь ли, Бронсон, у Кейна есть Право на Убежище, ведь формально он все еще подданный Монастырей, хотя и не монах. – Но разве они могут защитить его от Империи? – Все зависит от настойчивости Анханы. Как тебе известно, Кейну пока не удалось выяснить, почему за его поимку назначена награда. Однако рискну утверждать, что анхананцы не станут разрешать силой столь незначительное противоречие с Монастырями. Такое уже случалось и раньше, и результат всегда был один: Анхана одерживала кратковременный успех, а затем ее ждала сокрушительная катастрофа. Как наверняка помнят верные поклонники Кейна, во многих его Приключениях сюжетообразующим фактором становилась жажда мести Монастырей тем, кто по глупости или жадности осмелился покуситься на их суверенитет. И каждый раз они придерживались одной и той же стратегии – сначала делали вид, будто уступают силе, а потом неизменно навлекали страшную кару на врага. Причем так они поступали с любыми врагами, а уж анхананцы, на чьей территории монастырская братия веками чувствовала себя как дома, усвоили этот урок тяжким и кровавым путем. Вот почему я думаю, что правители нынешней Империи не решатся из-за такой мелочи, как Кейн, подвергнуть риску добрые отношения с Монастырями. Ведущий отвечает эксперту профессиональной усмешкой и встречным вопросом: – То есть монахи Надземного мира – это не наши мирные братья францисканцы, которые ухаживают за своими садами и помогают выхаживать больных? – Нет, Бронсон, конечно нет. – Ответный смешок, такой же отполированный и вышколенный. – Хотя Монастыри Надземного мира и составляют «нацию без границ», подобно католической Церкви Европы тысячу лет назад, к религии они имеют опосредованное отношение. «Монастыри» – это наш аналог вестерлингского Храстиханолийра, что более точно можно перевести как «Крепость человеческого будущего». Монастыри – это центры учености, где получают образование отпрыски элиты, а также тех Простолюдинов, которые в состоянии за это заплатить. Цель Монастырей – распространять в обществе философию братства людей и всего в таком духе. На первый взгляд глубоко мирная проповедь, но все оказывается совсем не так, если вспомнить, что они проповедуют братство именно людей в мире, где обитают не менее семи разумных антропоморфных видов и еще около дюжины разумных, но не антропоморфных. В Монастырях обучают сложнейшим видам боевых искусств, а некоторые из них славятся своими школами магии. Монахи не чураются политики, более того, они не прочь приложить руку к свержению любого правительства, которое считают препятствием к достижению своих долговременных целей, то есть к выживанию и доминированию в их мире одного-единственного вида – человека. Хороший тому пример мы видели два или три года назад в последнем по времени Приключении Кейна – оно называлось «Слуга Империи», и в нем Кейн по наущению Совета Братьев убивал принца-регента Тоа-Фелатона… 18 Я отказываюсь от предложенного мне кресла-каталки, хотя из-за пробега по мосту Рыцарей, где мне приходилось поминутно увертываться от стрел гарнизона, у меня снова открылось кровотечение, так что теперь на каждом шагу в левом сапоге у меня хлюпает, и я оставляю кровавые отпечатки на земле. Глупо, наверное, но лучше уж хромать следом за озадаченным послушником в госпиталь на своих двоих, чем с комфортом ехать, сидя на заднице, но зато отдав контроль за своим передвижением в чужие руки. Я иду, хватаясь рукой за резную деревянную обшивку, это позволяет мне не упасть во время очередного приступа головокружения, которые накатывают все чаще, а к тому же идти по деревянному полу и не пачкать кровавыми следами роскошное ковровое покрытие из Ч’рранти, закрывающее всю середину коридора. Навстречу нам плотным потоком двигаются братья, послушники и ученики, они спешат на ужин. Все они с любопытством провожают меня взглядами. Монастырское посольство Анханы регулярно оказывает медицинскую помощь всем нуждающимся, так что хромающий окровавленный человек в его коридорах – не редкость и, по идее, не должен привлекать особого внимания. Вопрос в том, как много из тех, что попались мне навстречу, знают, кто я…