Стол, накрытый к завтраку, наводил на мысль о банкете, столько на нем было всякой снеди: от овощных суфле до фаршированных перепелов. Кейн потягивал холодный кофе из бокала с покрытым изморозью краем и старался не вспоминать о греческих мифах, и особенно о зернах граната. Ма’элКот возлежал на кушетке во главе стола, с непринужденной грацией льва откинувшись на гнутое изголовье. До того, принимая ванну, он непринужденно болтал с сидевшим поблизости Кейном, без труда поддерживая и направляя разговор. Три очаровательные девушки, которые, разделяя ванну с императором, скребли и терли его тело, очищая от глиняных пятен, похоже, волновали его не больше, чем накрытый стол рядом. Зато Кейн сидел нахохлившись, так что рукоятки его новых ножей втыкались ему в ребра сквозь костюм. Присутствие всех семи клинков странно тревожило его. А все дело было в том, что по пути из купальни в покой для завтрака Ма’элКот вдруг обернулся к нему и весело сказал: – Я должен просить у тебя прощения за нехватку гостеприимства. Ведь Я лишь теперь осознал, отчего ты выглядишь таким смущенным и отмалчиваешься. Прошу за Мной. Император повел его на третий этаж, где в Галерее оружия одна комната размером со спальню была полностью отведена под ножи: по стенам и на полу всюду стояли и висели подставки с ножами всех мыслимых форм и размеров: там были и кукри с кривыми лезвиями, и кинжалы для левой руки с рукоятками-веерами, и индийские кинжалы тычкового типа, известные как катары, и ножи а-ля танто, и даже длинные тонкие равнобедренные клинки, известные как арканзасские зубочистки. – Прошу тебя, – снова обратился к нему Ма’элКот. – Выбирай. Кейн взял один кинжал – с волнистой ручкой, чем-то похожий на флорентийский стилет – и повертел в руках. Он был здесь один на один с Императором, за закрытой тяжелой дверью, в комнате, полной ножей. – Знаешь, – начал он, – Крил вот считал, что меня наняли для того, чтобы убить тебя. Так, может, надежнее держать меня безоружным? Веселый огонек вспыхнул в яркой зелени императорских глаз. – Думаешь, Я глуп? Ты, Кейн, никогда не бываешь невооруженным. Я мог бы отрезать тебе руки по самые плечи, но ты убивал бы ногами. Пожалуйста, прими Мое гостеприимство. Я желаю, чтобы ты чувствовал себя комфортно во всем. «Комфортно? В присутствии Ма’элКота?» – Это ведь шутка, да? – Конечно. Вот так и получилось, что Кейн сел за стол с ножнами, заново наполненными сталью. Все утро Кейн ждал, когда Ма’элКот заговорит о деле. И не вытерпел: – Герцог Тоа-Ситель объяснил мне, чего ты хочешь. Я согласен. Я только хочу знать, какие ресурсы будут в моем распоряжении и сколько ты мне заплатишь. Он знал, что переигрывает, показывает слишком много заинтересованности, но ничего не мог с собой поделать, да и не хотел: нужда была сильнее его, она сидела у него в кишках, тянула за язык. Он больше не мог оставаться во дворце – ему надо было выбраться на улицу и взять след Шанны. – Прошу тебя, Кейн, – лениво отозвался Ма’элКот с кушетки. – Говорить о делах за едой – дурной тон и для пищеварения вредно. – Но ты же не ешь, – возразил Кейн. – Да, Я больше не ем. – Ма’элКот тяжело пожал плечами. – И не сплю. Во многих жизненных аспектах, особенно в самых незначительных, вроде этих, такая власть, как Моя, создает помехи. «Ага, значит, застать его врасплох во сне или капнуть мышьяка в жаркое тоже не получится», – подумал Кейн и заговорил, не пряча раздражения: – Но если мы не можем поговорить о деле, зачем тогда вообще тратить время? – Мое время не потрачено даром, Кейн. Я изучаю тебя. Кейн аккуратно поставил бокал на стол: жаль будет, если рука дрогнет и кофе прольется на безукоризненно чистую льняную скатерть. – Вот как? – Да, так. Это была Сила, Кейн, Сила Извне дала ответ на Мой вопрос: кто сможет привести докучливого Шута Саймона в Мои руки? И когда Сила указала Мне на тебя, Я был склонен довериться ее указанию, ведь Я уже хорошо знал твое лицо, и Мне понадобилось всего два дня, чтобы привести тебя сюда. – Привести? – повторил за ним Кейн и нахмурился. – Ты думаешь, что я здесь из-за… – Не будем ссориться, Мой мальчик. Я жаждал твоего присутствия, и вот ты здесь, со Мной. Это – факт, и не важно, каков был механизм, приведший к его совершению. Более того, ты уже расслабился настолько, что даже перебиваешь Меня, и Я этим доволен, хотя вообще это нелюбезно. Даже грубо. Тон Ма’элКота оставался легким, однако подземные обертоны его низкого, похожего на контрабас, голоса давали понять, что за этой добродушной личиной чутко спит большой и грозный зверь. Внешне спокойный, Император ждал, глядя на Кейна прозрачными карими глазами… «Стой-ка, – подумал вдруг Кейн, – они вроде были голубые? Или зеленые?» Отвлекшись, Кейн дал паузе затянуться дольше, чем дозволяли хорошие манеры. Но вот он пришел в себя и посмотрел на Императора с робостью: – Прошу простить меня, Ваше императорское… – Извинения приняты, – перебил его Ма’элКот. – Я не особенно настаиваю на церемониях, как ты мог заметить. Церемонии нужны для незначительных людей, для тех, кто привык слизывать чужое притворное почтение с подбородка, словно брызги слюны. Как Я уже говорил, Мое изначальное намерение просто пригласить тебя для решения этой задачи было отодвинуто в сторону Моим неуемным любопытством, которым Я наделен в слишком большой мере. Я задал фатальный вопрос: почему именно он? Кейн развел руками: – Я и сам его себе задаю. – Поиски ответа привели Меня к тому, что Я изучил всю твою карьеру. – Ма’элКот вдруг сел прямо и положил руки ладонями на стол. Его глаза вспыхнули. – Ты знаешь, что ты – необыкновенный человек, Кейн? Ты хотя бы представляешь всю степень своей необыкновенности? – Хватит, я сейчас покраснею. – Не будь смешон. За последние десять смутных лет в истории этой Империи было шесть поворотных моментов, и в четырех из них ключевую роль сыграл ты. Причем внешне эти события не объединяло ничего, кроме их исторической значимости и твоего решающего присутствия. – Правда? Император принялся загибать пальцы: – Первое – убийство принца-регента Тоа-Фелатона… – Он протянул вперед руку. – Только не утомляй Меня заверениями в своей невиновности – убийство привело к войне, которая закончилась поражением династии Менелетидов и Моим восхождением на Престол. Второе – ты во главе кучки авантюристов, рискуя жизнью, прошел через всю пустошь Бодекена и принес известие о восстании огриллоев под властью Кхулана Г’тара, так что в Анхане успели укрепить приграничные крепости и поднять две армии навстречу повстанцам. – Ну, это была случайность, – сказал Кейн. Он и его компаньоны обшаривали руины древнего города в поисках сокровищ и артефактов – город построили эльфы в те времена, когда они еще не потеряли способности строить, – как вдруг нагрянуло бродячее племя огриллоев и захватило их в плен. Кровавые игрища, в которых огриллои заставили участвовать Кейна и его товарищей, и еще более кровавый побег до сих пор не давали «Отступлению из Бодекена» утратить популярность, хотя с тех пор прошло не меньше десяти лет. – И тем не менее. А год спустя, когда некомпетентное руководство армией Анханана едва не привело к полному истреблению людей на этом континенте, кто, как не ты, проник в ставку Орды Кхуланов в обличье телохранителя Г’Тара? Кто, как не ты, поставлял оттуда сведения о планах врага, дав нашей армии шанс объединиться с монастырским экспедиционным корпусом и встретить армию огриллоев под Церано? Но и этого тебе показалось мало: ты вступил в поединок с Куланом и убил его. – Сведения об этом поединке, – медленно усмехнулся Кейн, – немного преувеличены. Я всего лишь подобрался к Кулану сзади и прикончил его в разгар битвы. Правда, старый козел оказался шустрее, чем я думал, и сломал мне руку ударом моргенштерна, который служил ему вместо скипетра. До сих пор как дождь, так кость ноет. Теплая гордость, проскользнувшая в его тоне, лишь отчасти имела отношение к похвале Ма’элКота: «Битва при Церано» по сей день считалась лучшим Приключением Кейна. Император пожал плечами: – Подробности не имеют значения. Важно то, что в том конкретном случае ты практически единолично спас Империю. И вообще, собирая слухи и сплетни о тебе, которые ползут по континенту, Я пришел к выводу, что ты почти всегда участвуешь в великих делах того или иного рода… – Голос Императора вдруг обрел убийственную мягкость шелковой гарроты, затягивающейся вокруг хрупкого горла. – И Мне стало интересно: как может все вращаться вокруг одного-единственного человека? Любопытно, правда? «Это потому, что Студия всегда посылает меня туда, где что-нибудь затевается», – подумал Кейн и не нашел объяснения лучше. Он чувствовал, что их разговор завел его на очень зыбкую почву, а безобидная и даже приятная лесть обернулась гибельной ловушкой. Что на самом деле Ма’элКот знает об этих Актири, которых преследует так беспощадно? – Так вот, Сила сказала Мне, что только ты можешь поймать Шута Саймона. Всю прошлую ночь Я провел в размышлениях о том, почему это так. Пока ты спал, Я подвергал тебя разнообразным испытаниям. У Кейна пересохло во рту. – И?.. – И ничего не обнаружил. Если и есть какая-то сила, которая увлекает тебя в центр важных событий, то к магии она не имеет никакого отношения. Единственная особенность, которую Я обнаружил, касается цвета твоей Оболочки – она черная, без оттенков, и совершенно непрозрачная. Возможно, именно этим объясняется твоя неуязвимость перед волшебными существами и магами. Я знаю, в свое время ты убил немало адептов. Надо полагать, что непроницаемость твоих эмоций и намерений для чужих глаз дает тебе немалые преимущества. – Иногда, – сказал Кейн и осторожно, беззвучно перевел дух. – Однако это свойство не уникально. Просто оно редко встречается, вот и все. Итак, обнаружив, что у Меня нет возможности удовлетворить свое любопытство обычным путем, Я решил прибегнуть к иному способу: спросить об этом тебя. – То есть ты считаешь, что я знаю ответ. Ма’элКот задумчиво кивнул: – Именно. Точнее, Я надеюсь, что ты его знаешь. Разочарование будет для меня нестерпимо. Прошлой ночью в разочаровании Я едва не убил тебя. Кейн моргнул. – Правда? – тонким голосом переспросил он. – Заклятие. Магическое. Я всерьез задумывался о том, чтобы отнять у тебя жизнь и впитать последние воспоминания твоего угасающего разума. – Такой способ, – осторожно начал Кейн, – кажется мне слегка… – Вот именно, – сухо усмехнулся Император. – Предположим, Я понял бы, почему именно ты способен поймать Шута Саймона. Но что дало бы Мне это понимание без тебя? – Знаешь, чего я все-таки не понимаю, так это почему ты не можешь поймать этого парня сам, – рискнул Кейн. – Все дело в заклятии сокрытия, которое применил этот Шут. Оно все еще в действии. Я сумел проанализировать его действие, но не смог ничего ему противопоставить – и, возможно, никогда не смогу. Сила Извне сказала Мне, что заклятие легко сломать, если поймать того, кто его создал. Заклятие действует непосредственно на ум, оно фрагментирует информацию о его создателе, которая у Меня уже есть, а общая картина ускользает. Это значит, что Я не только не вижу картину в целом, но и сама возможность ее существования ускользает от Меня. Больше всего Меня бесит вот что: может статься, Я знаю, кто такой этот Шут Саймон, но не могу показать на него пальцем, потому что не могу соединить имя и лицо. «О черт, – подумал Кейн. – Вот это я вляпался». Медленно, постепенно до него начало доходить: ответ на этот вопрос Ма’элКота, так же как и на предыдущий, был только один: «Потому что я Актер». Он давно заметил, что у каждого, с кем он заговаривал здесь о Шуте Саймоне или о Паллас Рил, глаза сразу точно заволакивало туманом, и только с ним, Кейном, такого не случалось никогда. Почему? Да потому, что для него не было никакого Шута Саймона и даже никакой Паллас Рил. В его памяти, в душе, в сердце, в самых сокровенных мечтах о счастье жила только Шанна. Он терпеть не мог эту ее абстракцию, игру в Спасительницу, которую она затеяла. Ему никогда не нравился ее персонаж, эта самая Паллас Рил. Но он всегда любил Шанну, только ее, и никого больше. И всегда будет любить. А значит, ему нечего ответить на вопрос Императора, даже если бы он захотел отвечать. По условиям контракта Студия заглушит его голос, а то и убьет его, если он хотя бы попробует сказать правду. И чем ближе Ма’элКот подходил к ответам на свои вопросы, тем ближе он был к правде.