– Ты будешь обращаться с Кейном уважительно, поскольку он, как и ты, находится на Моей службе. И не заставляй Меня напоминать тебе об этом снова, иначе тебе придется пожалеть. – Прости меня, Ма’элКот, я виноват. – Ты должен принести извинения еще кое-кому. – Ма’элКот… Подбородок Императора приподнялся всего на сантиметр, и протест Берна умер в зародыше. Он опустил глаза: – Я… э-э-э… слышал, ты его поймал… – Правильно слышал. Вообще-то, он сейчас здесь и видит тебя. – Ма’элКот чуть заметно повел головой влево, в сторону потайной дверцы. Берн проследил за его движением, и его глаза встретились с глазами Кейна. Берн оскалился: – Он же… – Кровь прилила к щекам новоиспеченного Графа. – Забодай меня коза! Он же сидит на моем стуле! – просипел он, точно удавленник. Кейн с насмешкой ответил: – Ну, привет, крошка-енот. Кровь прилила к лицу Берна так, что синяки вокруг глаз стали казаться черными на фоне пурпурных щек, а вены на шее набухли и запульсировали. Тут вмешался Ма’элКот: – Кейн, это ребячество тебе совсем не к лицу. Берн, извинись. – Но… – Немедленно. Берн с трудом пропихнул слова сквозь сжатые зубы: – Я прошу прощения, Кейн. Ухмылка Кейна расползлась от уха до уха – хорошо, что Берн не видел его. – Прощаю, Берн. – Кейн, то же самое касается и тебя. Пока ты на Моей службе, обращайся с Берном уважительно. – Конечно, почему нет? – ответил Кейн. – Я же не всегда буду на твоей службе. – А вот в этом, Мой дорогой мальчик, Я бы не был так уверен. Берн, займи свое место у ската. Через пару минут Я начну Ритуал. – Ма’элКот… – Иди. Берн стремительно повернулся и побежал по ступеням вниз. Кейн сначала смотрел ему вслед, потом сказал: – Не понимаю, зачем тебе понадобился этот психованный ублюдок. Он и на человека-то не похож. – Найдутся такие, кто скажет о тебе то же самое, Кейн. – Ма’элКот взмахнул рукой, точно отпуская кого-то. – Я назначил его Верховным Жрецом Церкви Ма’элКота, если можно так сказать, в основном потому, что он добивается успеха во всем. По Моему приказу он сделает что угодно – надо будет, убьет родную мать. – Да? Думаешь, она у него была? Ма’элКот усмехнулся: – Ладно, Кейн, Я тебе признаюсь: Мой выбор пал на него не сразу. Первым был ты. – Что? – Да, да. Я надеялся, что смогу разыскать тебя лично, однако заклятие Притяжения, которое Я применял к тебе в последнее время, отняло у Меня чересчур много времени и внимания, а это ресурс, которого Мне и так не хватает. В той истории с короной ты произвел на Меня очень хорошее впечатление: Мне понравились твоя цепкость и изобретательность, не говоря уже о твоей беспощадности. И потому даже сейчас Я надеюсь, что ты станешь Моим доверенным лицом. К тому же теперь у тебя нет причин отказываться от титула: надо полагать, после прошлой ночи Монастыри не будут претендовать на твою лояльность. «Так, а вот это уже плохая идея». – Значит, ты хочешь отдать мне работу Берна? – сказал он вслух, ища возможности сменить тему так, чтобы собеседнику казалось, будто он обдумывает его предложение. – В каком-то смысле ты уже это сделал. Он ведь тоже охотится на Шута Саймона, так? – Тебе не придется принимать у него дела, Кейн. Я хочу, чтобы ты действовал сам по себе, а он сам по себе. Я понял, что два агента, получившие одно и то же задание, но действующие независимо друг от друга, достигают лучших результатов, чем один, – конкуренция подстегивает. – Ага, как… – Кейн почувствовал, что у него пересохло в горле. «Как мы с Берном в „Погоне за Венцом Дал’каннита“», – закончил он про себя. Вслух он сказал: – Ты ведь всегда так делал, правда? – Это не похоже на вопрос. Кейн проглотил гнев. – А это не вопрос. Ты поступал так со мной и раньше. Я про корону, – спокойно ответил он. – Он ведь и тогда на тебя работал, все время… Ты нанял Берна в одно время со мной. – Мм… нет. Я нанял его после провала твоей первой попытки. – А ты знаешь, что он сделал? Знаешь, что этот свинорылый мешок с дерьмом сделал со мной? – Я знаю, что ты и он сделали друг с другом. – Зато ты получил корону, так о чем тебе еще беспокоиться. – Вот именно. Я знаю, тебя огорчает это, Кейн, но Я также знаю, что на Моем месте ты сделал бы то же самое. В конце концов, что важнее – власть или методы ее достижения? – Ма’элКот снисходительно улыбнулся. – Это был риторический вопрос, Мой мальчик. А теперь помолчи. Сейчас Я приму три последние делегации, а потом начну Ритуал. Тсс. – Что за ритуал? – Увидишь. Эти люди приносят Мне дары более ценные, чем почитание или налоги, а Я принимаю их здесь с одним условием: каждый должен пройти Ритуал. А теперь тихо. С последними тремя делегациями он разобрался быстро, легко и точно, а когда те, оставив одежду под платформой, присоединились к испуганной толпе наверху, Ма’элКот сделал знак – лениво повел рукой в сторону капитана дворцовых Рыцарей. Капитан отсалютовал, развернулся и отдал ряд коротких команд своему отряду. Часть Рыцарей, поднявшись на платформу, принялись выстраивать напуганных голых людей в квадрат, тогда как другие открыли маленькую боковую дверку и ввели оттуда еще больше голых мужчин и женщин. Кейн понял: в чем бы ни была суть Ритуала, для него необходимо определенное количество участников; судя по лицам вновь вошедших, можно было догадаться, что они пришли сюда не по доброй воле. Это были обычные горожане, которых силой и принуждением заставили участвовать, чтобы набрать нужное число людей. Эхо под сводами зала шелестело все громче и беспокойнее, пока люди пытались добиться друг у друга и у Рыцарей дворца ответа на вопрос: «Что происходит? За каким чертом меня сюда притащили?» Ма’элКот встал, и в зале испуганно забормотали. Он поднял обе руки. Тишина упала, точно бомба. В зале возникло напряжение сродни электрическому – желтоватое мерцание наполнило воздух, стало душно, как перед грозой. И в этой напряженной тишине раздался голос Ма’элКота. Он гремел подобно грому, вторя молниям, которые метались из его глаз, отмеривая долгие звучные фразы, которые падали, сплетаясь в непредсказуемые единства, образуя медленно нарастающий и усложняющийся ритм; как в многоголосном песнопении эльфов основной голос выводит ведущий мотив, так и здесь голос вещал о любви и братстве, о домашнем очаге и семье. Кейну казалось, что стих стучится ему прямо в сердце, хотя он давно уже перестал различать отдельные слова в этом потоке безудержной мощи. Да и те слова, которые еще можно было уловить в общем потоке, не запечатлевались в его сознании, а лишь скользили по его поверхности, как камешки по льду. При этом они зацепляли образы, спрятанные в самых глубинах его «я», и поднимали их наружу: вот он сидит на коленях у матери, ему тепло, перед ним раскрытая книга, в ушах звучит любимый, чуть хрипловатый мамин голос – она читает ему из книги. Или вот еще: жесткая сильная рука отца поддерживает его сзади, пока он пытается усидеть на своем первом велосипеде. Глаза защипало от неожиданных слез: он плакал и о том дорогом, что оставил позади, и о том неведомом и манящем, что обещал ему голос. Воздетые руки Ма’элКота задвигались: сначала они качались, как ветви могучего дуба на освежающем ветру, потом стали поглаживать воздух, словно крылья огромного орла, когда тот, величаво раскинув их, поднимается в беспредельное небо. Вот он повернулся сначала в одну сторону, затем в другую, стихи смолкли, и у Кейна перехватило дыхание. А Император совершил невероятное: он начал танцевать. Голос Ма’элКота, резонирующий от потолка, был единственной музыкой, под которую танцевал Император: медленно и размеренно, невероятно изящно, неотразимо элегантно, он двигался точно демон театра кабуки. Познаний Кейна о магии хватило, чтобы уловить суть происходящего: с усилием он оторвал взгляд от Ма’элКота. Он понимал, что будь Ритуал направлен прямо на него, а не на толпу на помосте, то ему вряд ли удалось бы освободиться от чар. Кстати, он заметил, что стража внизу старательно отворачивает лица от платформы, зато толпа на ней в едином порыве покачивается влево и вправо в такт каждому движению Ма’элКота. Вдруг из открытых человеческих ртов раздался звук – тихие бессознательные стоны слились в общий ритм, негромкий, но могучий, который контрастировал с протяжным песнопением Ма’элКота и в то же время оттенял его, как хор оттеняет голос солиста. Движения рук танцора становились размашистее, шаги – шире, голос наполнялся энергией, пока не загудел, словно динамо-машина, пение понеслось к всесокрушающему финалу и вдруг – оборвалось. И в оглушительной тишине остался только ритм – едва ощутимое бормотание, словно кто-то шепотом читал ямбический стих. Кейн закрыл глаза и напряженно, сквозь биение крови в ушах, вслушался. Он услышал: а-фам, а-фам, а-фам… Дыхание. Сотни людей на платформе дышали в такт, синхронно наполняя легкие воздухом и так же синхронно выталкивая его назад. Когда Кейн снова открыл глаза, то встретил взгляд Ма’элКота: Император повернул голову и смотрел на него поверх огромного плеча. Его губы дрогнули, точно желая сложиться в кривую полуулыбку, но тут же замерли, хотя веко обращенного к Кейну глаза пусть медленно, но все же скользнуло сначала вниз, потом наверх – Император подмигнул. Позже Кейн не мог вспомнить, как долго он сидел, затаив дыхание, но потом все же задышал. А Ма’элКот снова устремил взгляд на голых людей на помосте, которые, открыв рот, зачарованно ждали его следующего шага. – Повторяйте за Мной слова, которые навеки свяжут ваши души с Моей: Эта клятва и кровь сердца посвящают меня в Сыны Ма’элКота.