Лицо Иден побледнело. — Не может быть! — Ты его не узнала? — Наверное, он присоединился уже после моего отъезда. Совершенно мне незнаком. — Его зовут Карл Адкинс. Это имя тебе о чем-то говорит? — Нет, никогда не слышала. Что ж, вполне логично. Если Отис Тиллман собирался преследовать миссис Флетчер и ее близких, то подослал бы кого-то, с кем она незнакома. — Как думаешь, есть ли у кого-то из секты причины тебя преследовать? — Не знаю. — Казалось, Иден потрясена. — Я же говорила, что вычеркнула общину из своей жизни, и была уверена, что больше никого из них не увижу. — Мы вызвали мистера Адкинса для опознания, — сказала Эбби. — И хотим, чтобы ты на него указала. Так мы подтвердим, что именно его видели в вашем районе. — Прямо сейчас? — Нет. На организацию процедуры потребуется время. К тому же мы хотели сначала допросить подозреваемого. — Маллен прислонилась к стене. — Мне нужна любая информация о секте Тиллмана. Хочу подготовиться к беседе с Карлом. — Не знаю, смогу ли я чем-то помочь. Вот уже семь лет я ни с кем из них не общаюсь. — Расскажи мне о тех временах, когда жила на ферме. Все, что помнишь. Иден уставилась на свои руки. — Когда я присоединилась к ним, людей было совсем немного. Человек десять-двенадцать. Дэвид играл роль правой руки Отиса. Тиллман очень религиозный человек, у него интересные идеи. Он считает, что исповедь должна быть не просто рассказом о грехах, а скорее чем-то вроде сеанса терапии. Каждый член секты беседовал с Отисом трижды в неделю. Отец помогал нам справиться со сложными ситуациями, отличался пониманием и чуткостью. После покаяния я ощущала… такую свободу и легкость! Не могла дождаться следующего раза. — О чем вы говорили на исповеди? — спросила Эбби, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Обо всем. Никаких секретов у нас не было. Равно как и осуждения. И это не стандартная процедура. Тиллман читал долгие проповеди, по четыре-пять часов, дословно цитируя длинные выдержки из Библии. Духовные лидеры некоторых сект действительно прибегали к такому приему, вводя своих последователей в состояние, близкое к трансу: так было намного проще заставить их проповедовать свои идеи. Джим Джонс был известен своими многочасовыми речами, в которых смешивал выдержки из Библии и обсуждение социальных вопросов, не забывая акцентировать внимание на преданности единому лидеру. Члены его секты совершили массовое самоубийство в Джонстауне. — Мы ощущали собственную важность, — продолжала Иден. — Отис не переставал повторять, что мы меняем христианскую веру. Приближался конец света, и мы должны были сделать религию более доступной для юного поколения, чтобы спасти их души. — Дата апокалипсиса известна? — Она несколько раз сдвигалась. Тиллман получал знамения Божьи. Видя результаты наших трудов, Отец Небесный откладывал день Страшного суда. — Голос миссис Флетчер стал монотонным. — Знаю, это звучит странно… — Неважно, — мягко сказала Эбби. Ей и не такое приходилось слышать. Какими бы безумными ни были речи духовного лидера, для сектантов они становились непреложной истиной. — Продолжай. — Нас становилось все больше. Поначалу я и впрямь была счастлива. Чувствовала себя нужной, общалась с приятными людьми. Влюбилась в Дэвида, у нас родилась чудесная малышка… — Голос Иден сорвался. — А что случилось потом? — Отис начал утверждать, что нас преследует ФБР. Они — прислужники Сатаны. Мы достали оружие и научились его использовать. Жили в постоянном страхе, что нас атакуют. Знали, что если кто-то рискнет покинуть общину, сотрудники ФБР его убьют. Но пока мы на ферме, Отис сможет нас защитить. — Где хранилось оружие? — Его прятали в тайниках, в разных местах. В какой-то момент я и сама запуталась. В любом случае это не имело особого значения, так как стрелок из меня неважный. В случае нападения ФБР моей задачей было молиться, чтобы Господь даровал нам победу. — Как ты осмелилась уйти? — спросила Эбби. — Должно быть, тебе было очень страшно? — Да, но… У меня были дети. А эти исповеди… Отис говорил, что если мы и впрямь хотим очистить душу, то должны приходить к нему поодиночке и без всего, что напоминает о материальном. — Без денег, что ли? — Без одежды. У Эбби оборвалось сердце. — Поэтому я и ушла, — продолжала Иден. — Это было непросто. Куда сложнее, чем я себе представляла. Меня охватили ужас и ощущение пустоты. Тиллман был в ярости и предупредил, что без общины мы все погибнем. Все же я ушла, нарушив его волю. Все совсем не так, как в детстве. Моисей сделал нас избранными, потому мы и выжили. — Избранными? — опешила Эбби. — Это не так, нам просто повезло. Иден удивилась: — Он нас выбрал. Поэтому нас не было в столовой, когда… когда все случилось. — Да нет же, мы там были, — возразила Маллен. — Разве ты не помнишь? Уилкокс держал пистолет у моего виска и пригрозил полицейским, что спустит курок, если кто-то попытается ворваться внутрь. Миссис Флетчер покачала головой. — Нет, мы были в другой комнате. Моисей сказал, что мы избранные и нам суждено спастись. Эбби присела на кровать рядом с хозяйкой дома и мягко сказала: — Я читала расшифровку своего телефонного разговора с полицией. Уилкокс держал дуло у моего виска. И мы были в столовой вместе с остальными. Отец приговорил всех. — Это невозможно! Тогда почему я не помню… — Мы пережили страшную травму. — Маллен взяла Иден за руку. — Нашему сознанию нужно было как-то переварить происходящее. Моисей годами внушал, что мы избранные. Когда мы выжили после трагедии, твой мозг подменил воспоминания: якобы это случилось по воле Уилкокса. На самом деле все было не так. Мы ждали в столовой вместе с остальными. Наш духовный отец приговорил всех. Глава 34 Автомобиль полз в потоке с черепашьей скоростью. Эбби думала об Иден и завидовала ей — вернее, способности ее памяти исказить воспоминания о последних днях, проведенных в секте Уилкокса. А вот мозг Маллен каждый день выдавал новые детали: пухлый мальчик, девочка в очках, лица других сектантов, имена… Эбби ясно вспомнила один из последних дней в общине. Ее члены… …моют руки, выстроившись на улице у длинной металлической раковины. Эбигейл яростно трет ладошки. Мама дала ей новую металлическую щетку, и теперь дело двигается быстро. Кисти пульсируют от боли, которую девочка даже научилась любить. Некоторые дети просто моют руки с мылом, но Иден научила Эбигейл делать все тщательно, полностью избавляясь от грязи. Теперь очевидно: когда кожа на ладонях содрана, а руки болят и кровоточат, взрослые сектанты относятся к тебе совсем по-другому: шире улыбаются, хвалят за усердие. Боль — не что иное, как свидетельство чистоты. Возможно, скоро Эбигейл разрешат работать в поле. Все дети постарше уже там, и ей не с кем играть днем. Девочка заканчивает процедуру, отходит от раковины и растопыривает пальцы, покрытые красными точками. Затем присоединяется к остальным сектантам. Они ждут отца Уилкокса — тот должен прочитать проповедь. Кажется, члены общины взволнованы. Взрослые приглушенно разговаривают, дети сбиты с толку, напуганы и молчат. Эбигейл не понимает, что происходит. До нее долетают обрывки фраз, которые ни о чем не говорят: — Сегодня дважды видела вертолет… — …кажется, кто-то наблюдает… — …сообщили копам… Копы. Девочку охватывает ужас. Она знает: полицейскими движут коррупция и ненависть, желание разрушить Семью. Где же отец Уилкокс? Он должен быть здесь, читать проповедь, успокаивать членов общины. Во время службы все ощущают умиротворение. Эбигейл идет к кабинету Моисея, но его там нет, и свет не горит. И вдруг она замечает одинокую фигуру на краю цветочного поля. Белые одежды развеваются по ветру, заходящее солнце бросает лучи на лицо. Это он. Девочка нерешительно приближается. — Отец Уилкокс? Все ждут. Моисей не шевелится и никак не реагирует, продолжая смотреть куда-то вдаль. Таким Эбигейл его еще не видела. Не злым, не взволнованным. Сейчас Отец кажется грустным и уставшим. Помолчав несколько секунд, Уилкокс говорит: — Посмотри на полевые лилии. Она знает, что будет дальше, уже десятки раз слышала эти слова во время проповедей. — Как они растут: не трудятся, не прядут… — Девочка умолкает, пытаясь вспомнить продолжение. Моисей улыбается. — Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них. — Я люблю лилии, — произносит Эбигейл. — Я тоже. Этот цветок — символ штата. Ты знала? — Конечно. — Она впервые об этом слышит. — Мы всего лишь стараемся сеять красоту. С Божьей помощью украшаем мир. Но полиция нас преследует. — Разве цветы плохие? К ее удивлению, отец Уилкокс смеется.