Часть 25 из 56 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пришлось идти в гостиную, где я обнаружила ранее не виденного мной солидного господина, который так походил на княгиню, словно был ее родным братом. Оказалась я не столь далека от истины: нас почтил визитом Александр Николаевич Рысьин, двоюродный брат княгини и глава клановой оппозиции. А еще он был отцом Юрия, из-за чего наверняка и появился у нас.
Глава 19
Александр Николаевич был хорош. Для своего возраста, разумеется. Возраста, позволившего накопить нужного опыта по интригам, внутриклановым и не только. Стройный, подтянутый, с благородно серебрящимися висками и открытой улыбкой, он сразу же располагал к себе. Точнее, должен был располагать, что у него не прошло со мной, поскольку я точно знала, что этому симпатичному типу что-то от меня нужно.
– Лизонька, – красивым баритоном вещал Александр Николаевич, – у нас все глубоко возмущены решением княгини. Клан – на то и клан, что каждый в нем должен чувствовать защищенность для себя и для своих родственников. Ваше изгнание – это попрание негласных клановых правил княгиней. Возмутительнейший поступок!
Говорил он красиво и смотрел участливо, так что будь на моем месте прежняя Лиза, точно бы купилась и сейчас рыдала на мужественном плече, услужливо подставленном ради такого случая. Или нет, не рыдала, поскольку раньше нашла бы общий язык с Юрием и сейчас наслаждалась бы иллюзией безопасности, каковую наверняка мне хотят предложить.
– Но наша часть клана категорически не согласна с таким решением. – Александр Николаевич вызывающе посмотрел на Владимира Викентьевича, справедливо подозревая, что тот непременно донесет действующей главе его слова. – Категорически, да-с. И поскольку вы моя хоть и дальняя, но родственница, можете к нам переезжать прямо сейчас. Мы о вас позаботимся. Рысьины своих не бросают.
– Разве в моем доме о Елизавете Дмитриевне плохо заботятся? – холодно спросил целитель.
– Вы Лизе посторонний человек, – бросил Рысьин. – С родственной заботой ничего не сравнится. К тому же Лизонька – невеста моего сына.
Сообщил он это как нечто самой собой разумеющееся, словно моего согласия уже не требовалось, все было решено на высшем уровне и за меня, и за Юрия.
– Я не его невеста.
– Полноте, милая, – отечески бросил он. – Неужели вы позволите маленькой обиде перечеркнуть всю вашу жизнь? Поживете у нас до свадьбы, с которой мы тянуть не будем.
– Тем более что Фаина Алексеевна разрешила, – насмешливо бросил Владимир Викентьевич.
– Нам не нужно разрешение Фаины Алексеевны, – прошипел в ответ Рысьин. – Она глава клана по недоразумению. И недоразумение уже несколько затянулось.
– Разве? – Целитель картинно приподнял брови в деланом удивлении. – А мне казалось, что она глава клана как самый сильный его представитель.
– Вот именно, что казалось, – презрительно бросил Рысьин. – Просто женщины традиционно сильнее в подковерных интригах. Лизонька, собирайтесь. Наша семья принимает на себя ответственность за вас и ваше будущее.
– К моему глубокому сожалению, я вынуждена отказаться. Дело в том, что я у вас не буду чувствовать себя в безопасности.
– У нас? – удивился Рысьин. – Вы шутите, Лизонька? Наш дом защищен куда лучше этого. Можно сказать, несоизмеримо лучше. На чем, на чем, а на безопасности мы не экономим. И если вы так беспокоитесь за себя, можем даже выделить охранника.
– Юрия Александровича? – ехидно уточнил Владимир Викентьевич. – Боюсь, Елизавета Дмитриевна будет против, у них отношения не складываются в последнее время.
– Временная размолвка. Обычное дело между любящими сердцами, – уверенно возразил Рысьин. – Если они будут жить в одном доме, отношения сразу наладятся.
Похоже, он считает меня идиоткой. Но наверняка та Лиза давала для этого все основания. Но я-то не она.
– Я вам весьма благодарна, Александр Николаевич, за ваше щедрое предложение, но воспользоваться им не могу. К тому же за Юрия Александровича я не планирую выходить замуж.
– А за кого планируете? – подозрительно спросил он, явно намекая на Хомякова.
– Ни за кого не планирую. Я еще недостаточно взрослая, чтобы вообще думать о браке.
– Помилуйте, Лизонька, – вытаращился он на меня, – когда еще думать о браке, как не теперь? Самый подходящий возраст. Это Фаине Алексеевне уже можно про это не думать, ей самое время думать о богах, хе-хе, если вы понимаете, о чем я.
Думать о богах мне не хотелось, более того – не хотелось думать вообще, поскольку внезапно я ощутила дикую усталость, которая связывала и тело, и мысли и оставляла одно-единственное желание – спать. Внезапно крылья носа Александра Николаевича дернулись, словно он к чему-то принюхивался, а сам он уставился на меня довольно-таки возмущенно. Интересно, у оборотней нюх в человеческом облике лучше, чем у обычного человека, и если да, что такого унюхал Рысьин? Можно ли вообще унюхать вмешательство бога? Или то, что рядом со мной был представитель другого клана? Наверное, в его представлении я вся пропахла Хомяковыми. Не самый приятный запах для Рысьиных. Или, напротив, хищников привлекает запах возможной жертвы? Хотя… В дуэли между Рысьиным и Хомяковым победил Хомяков, поэтому кто тут жертва, однозначно не скажешь.
– Не думаю, что Фаина Алексеевна нуждается в вашем мнении, о чем ей думать, – холодно заметил Владимир Викентьевич.
– Донесете ей, да, Звягинцев? – окрысился Александр Николаевич, становясь похожим на мелкого агрессивного грызуна. Ох, измельчали Рысьины, как я погляжу. Этак скоро придется их в Крысиных переименовывать. – Ну и доносите. Не боюсь ни вас, ни вашу княгиню.
– Помилуйте, Александр Николаевич, она и ваша княгиня, честно получившая свое место, как бы вам ни хотелось доказать обратное.
– Еще скажите, что она – самый достойный представитель клана.
– И скажу.
– И поэтому Лизонька живет сейчас у вас на положении бедной родственницы, а не со своей бабушкой? – победно спросил Рысьин. – Бабушка вышвырнула несоответствующую внучку из клана и даже не задумалась.
– А вы хотите подобрать и обогреть? – поинтересовалась я, невинно похлопав ресницами, чтобы собеседник не заподозрил издевку.
– Разумеется, милая. Рысьины своих не бросают, что бы там ни думали некоторые дорвавшиеся до власти представительницы клана. А вы наша, рысьинская.
Он гордо вскинул голову и расправил плечи, наверняка представляя себя истинным князем или, как вариант, позируя в мыслях для памятника. Памятник получился бы великолепный. Особенно конный. Особенно во втором облике. Воинственно сидящая на седле рысь с распушенными усами и эффектно торчащим хвостом. Или не особо эффектно: все же хвосты рысям достались в несколько урезанном варианте.
– Спасибо за ваше предложение, Александр Николаевич. Я непременно его обдумаю, – решила я прекратить этот фарс.
– Да что тут думать? – удивился он. – Собираете вещи да переезжаете к нам. Впрочем, можете и не собирать: мы вам купим все новое. Поехали, Лизонька, прямо сейчас поехали.
Он попытался меня по-отечески приобнять, но я увернулась, пусть и несколько неловко. Желание куда-нибудь прилечь становилось невыносимым и сковывало движения если не полностью, то довольно сильно.
– Прямо сейчас, Александр Николаевич, я иду спать. Я очень устала за сегодня. Всего хорошего.
– Как спать? Без ужина? Владимир Викентьевич, что вы с бедной девочкой сегодня делали? – обрушился Рысьин на целителя. – Это прямое нарушение вашего целительского долга. И опекунского.
От него разило возмущением, от целителя – уверенностью в своей правоте и силах. А я решила, что они и без меня разберутся, тем более что сказала чистую правду: я настолько вымоталась, что казалось: положу голову на подушку и усну сразу. Мысли о несделанной домашней работе на завтра я успешно поборола, решив, что встану пораньше и непременно все сделаю. Наверное. Но сейчас я точно ничего не смогу сделать: мысли в голове путались, а глаза закрывались.
Раздевалась я, особо не замечая, что делаю, в постель залезла со смешанными чувствами облегчения и наслаждения. Прижалась к подушке, но уснуть не успела: прибежала горничная с куском пирога и стаканом горячего молока.
– Завтра, все завтра, – бросила я ей, не открывая глаз.
– Владимир Викентьевич сказал, что вам непременно нужно поесть перед сном.
Я приоткрыла один глаз. Горничная стояла с таким лицом, что не возникало ни малейшего сомнения: спать не даст, пока предписание целителя не будет выполнено от и до. Я со вздохом села. Второй глаз упорно не открывался, но мне и одного вполне хватало. Что там одного – я и с закрытыми глазами не пронесла бы мимо рта. Я механически жевала, запивая молоком, желая только одного: чтобы еда закончилась как можно быстрее. Кусок пирога был не слишком большим, так что мое желание вскоре удовлетворилось. Я вручила пустой стакан горничной и рухнула на подушку, почти сразу провалившись в сон.
Проснулась я посреди ночи оттого, что запуталась в ночной сорочке, которая внезапно оказалась просто огромной. С трудом из нее выбравшись, я уютно свернулась клубком поверх одеяла в надежде доспать оставшиеся часы. Я свернулась клубком?! В испуге я подпрыгнула… на всех четырех лапах… покрытых блестящим пушистым мехом. Мама дорогая! Я закрутилась волчком, пытаясь одновременно рассмотреть себя со всех сторон. Рассмотреть не получалось, но одно было бесспорно: выгляжу я сейчас совсем не как человек, вряд ли люди ходят на четырех конечностях, покрываются шерстью и имеют сзади короткий хвост. В голове метались панические мысли о том, что вечерний пирог наверняка был с добавками и Владимир Викентьевич избавился от меня довольно элегантно: убить не убил, но из игры вывел наверняка. Но я-то не хочу быть пушистой неведомой зверушкой, я хочу быть человеком. Уверенно хочу. И, словно в ответ на мое желание, шерсть начала втягиваться, конечности – удлиняться, терять похожесть на звериные и становиться уже человеческими руками и ногами. Заняло это миг, боли не было, лишь странные ощущения, похожие на щекотку, скорее приятную. Я недоверчиво повертела перед глазами рукой. Она была привычной, и вообще никаких следов от недавнего превращения не наблюдалось, пусть и видела в темноте я куда хуже, чем пару мгновений назад. Подскочив с кровати, я подошла к зеркалу, но и там не заметила ничего отличного от своего обычного вида: ни островков шерсти, ни хвоста на попе, ни самых крошечных кисточек на ушах. Мой вид был совершенно нормальным, во всяком случае – для этого мира. Мне даже подумалось, что звериный облик мне просто пригрезился со сна, но нет: ночная сорочка лежала комом на кровати и хранила отпечаток чего-то большого, не так давно примявшего ее сверху. Я же была абсолютно голой.
Сразу вспомнился разговор с Велесом и его уверенное: «Рысь». Получается, я тоже оборотень? Я села на кровать как была и запустила руки в волосы. Хорошо это или плохо в моем положении? Не смогут ли теперь Рысьины прибрать меня к рукам на законных основаниях? И вообще, смогу ли я обратиться еще раз, ведь, как ни крути, оборот произошел вне моего желания, да и вообще вне сознания. Раз – и проснулась с пушистой попой. Хорошо хоть, что вернулась в привычный облик, когда захотела. Но если оборот управляемый, значит, могу захотеть и стать опять рысью? Но стоит ли? Зачем мне нужен второй облик? Мне и одного предостаточно. И вообще, ненормально, когда из человека внезапно получается животное.
Но тут я вспомнила, что в этом мире иметь второй облик – не норма, но привилегия, данная не всем. Правда, какие именно привилегии имеют оборотни, я не знала. Вдруг это только защита родины по первому требованию? А еще получается, что мне придется менять фамилию. Нужно ли для этого доказывать свою обретенную способность? «Усы, лапы и хвост – вот мои документы!» Я представила комиссию, перед которой перетекаю из одной формы в другую. Вряд ли это происходит так, стыда перед комиссией в голом виде не оберешься. Наверняка все это доказывается не так травматично для получившего способность. Например, один оборотень чувствует другого, находящегося рядом, и может подтвердить его право на звериную фамилию. Тут я вспомнила дергающего носом Рысьина и поневоле забеспокоилась. Быть может, он унюхал как раз мою обретенную способность, а вовсе не Хомяковых в моем окружении? Я принюхалась, но никаких более тонких запахов не различила. Наверное, для этого нужен если не полный оборот в зверя, то хотя бы частичный.
Сна больше не было ни в одном глазу: слишком велико оказалось потрясение. В комнате было прохладно, и я подумала, не надеть ли ночную сорочку и не залезть ли под одеяло. Ведь всем известно, что лучше всего думается как раз в кровати, под теплым одеялом, с закрытыми глазами, на грани сна и яви. Но ночная сорочка теперь казалась ловушкой, слишком свежо было воспоминание, как я из нее выпутывалась. И любопытство, любопытство разгоралось так, что усидеть на месте было чрезвычайно сложно, а уж о том, чтобы полежать, не стоило даже думать: ничего не получится. Нет, одеваться рано. Сначала нужно попробовать перейти опять в звериную форму.
Я закрыла глаза, вспомнила ощущения от оборота в человека и попыталась их прогнать в обратном порядке, усиливая желанием превратиться в рысь. Шлепнулась на пол я совершенно неожиданно для себя, но приземлилась как надо, не опрокинувшись ни на бок, ни на спину, и даже загордилась своей реакцией. Теперь, когда я была уверена, что это обратимо, паника больше не мешала любопытству. Я подпрыгнула на месте, чувствуя себя необычайно уверенно на четырех лапах, и принюхалась. В зверином облике действительно запахов ощущалось куда больше. Да и те, что чувствовались раньше, становились богаче и насыщеннее. Но не сказать, что это меня сильно обрадовало, так как оттенок «Здесь был Юрий» обнаружился сразу и был ужасно раздражающим. Я даже неконтролируемо зашипела, хотя никакого постороннего рыся тут давно не было, но запах-то остался – увы, вместе с Юрием он в окно не выбросился. И какой мерзкий запах, фу! Я дернула хвостом, просто-таки спинным мозгом чувствуя, что хвост создан для выражения мнения по многим важным вопросам. И как только я раньше без него обходилась?
К зеркалу я подходила с некоторой настороженностью, и совершенно напрасно. Я была прекрасна, как только может быть прекрасна рысь. А какие у меня оказались кисточки на ушах! Длинные и пушистые. Если бы Юрий меня сейчас увидел, ему бы стало стыдно за облезлые свои и он бы выбросился в окно сам. Боже мой, неужели кто-то в клане серьезно думал, что мне может понравиться Юрий? Да он в подметки мне не годится. Даже на коврик в корзинке стыдно было бы брать. Кажется, его зверь размером меньше, и вообще – я куда представительнее. Я потрогала лапой усы, длинные и элегантно загнутые на кончиках, как после посещения парикмахерского салона. Никогда бы не подумала, что мне пойдет столь экзотичная растительность на лице. Но у меня сейчас было не лицо, а морда, очень даже красивая морда. И все остальное тоже красивое. Нет, не красивое – идеальное. Настолько идеальное, что хотелось себя погладить и громко замурлыкать в ответ. Мешать себе мурлыкать я не стала, если уж гладить некому. И перед зеркалом повертелась в свое удовольствие. Огорчало только, что было темно и все я видела хоть и четко, но только в черно-белой гамме. Наверное, особенность рысьего зрения – в темноте видеть прекрасно, но не в цвете. Жаль, цвет шубки не рассмотреть, видно только, что на ней есть аккуратные пятнышки.
Когти я тоже выпустила, чтобы рассмотреть внимательнее и убедиться: если кто-то опять залезет несанкционированно в мою комнату, вылетит отсюда по ленточкам или, по меньшей мере, изрядно подранным. Когти были длинные, крепкие и загнутые, как рыболовные крючки. И это было прекрасно. Я больше не чувствовала себя незащищенной: мне было что противопоставить этому миру и без магии. И почему-то появилась уверенность, что оборот – это последствие посещения святилища. Спасибо, Велес, если это так!
Глава 20
Эйфория прошла быстро, поскольку все события прошедшего дня навалились на меня разом, заставив вспомнить, что этот мир мне чужой, это тело – тоже, а еще надо мной дамокловым мечом висит какое-то обещание богу, а я ровным счетом не знаю, что со всем этим делать. Даже подарок Велеса – возможность принимать второй облик – виделся мне с каким-то подвохом. Но подвох наверняка случится в будущем, а пока нужно разбираться с тем, что получила. К примеру, я понятия не имею, что дает возможность оборота. Нет, рысь из меня получилась великолепная, к облику нареканий не было. Но что, если к нему в комплекте идет еще и куча незапланированных ограничений? Что мне стоило узнать об этом раньше? Так нет, было куда актуальнее спросить, как происходит оборот. И вот, теперь как раз это я знаю, а минусы и плюсы, с ним связанные, – нет.
Заснуть я уже не смогла, зато сделала домашнее задание. Правда, по параграфам учебника истории пробежалась довольно поверхностно, нужно будет перед уроком повторить. Зато успела сделать все письменные. И позавтракать успела. Завтракала я в одиночестве, поскольку Владимир Викентьевич к этому времени уже ушел. В лечебницу, как любезно сообщила горничная.
Его отсутствию я не огорчилась. Соглашаться ли на его предложение, я пока не думала, значит, отвечать было нечего, а о случившемся ночью я решила ему не сообщать: проконсультировать он сможет куда в меньшей степени, чем любой оборотень, но при этом я сама даю ему информацию, которой он неизвестно как воспользуется. Не зря же Рысьин был уверен, что княгиня узнает обо всем, что говорилось вчера в гостиной. А сообщать ей о своих новых возможностях я не собиралась. Кто знает, вдруг учует во мне соперницу? У меня, конечно, и когти, и зубы, но у нее-то к ним добавляется еще опыт.
Пока я видела только один источник информации по оборотням – Хомяковых. Лучше было бы поговорить с Николаем, но его я увижу не раньше обеда, а желание разобраться в появившихся способностях просто-таки распирало изнутри. Оставалась Оленька, но ее надо расспрашивать очень аккуратно, чтобы не поняла, что к чему, и не выдала моей тайны.
Перед занятиями было некогда: пришла к самому началу, еле успела пальто в гардеробе бросить. Подумала еще, что в нем уже прохладно, а в квартире, кажется, была шубка. Но туда я одна не пойду. Страшно.
– Оля, а как обстоят дела с обязанностями у оборотней? – спросила я на первой же перемене. – Их намного больше, чем у простых смертных?
– Так сразу и не вспомню. Разве что отслужить пять лет в армии… – Она забавно сморщила носик, показывая свое отношение к этому делу. – Или на гражданской службе.
– Ты тоже будешь? – поразилась я.
– Ты что? – удивилась она. – Я же девушка, девушки в армии не служат. – И тут же деловито поинтересовалась: – Ты математику решила? Давай сравним, а то я сильно сомневаюсь в своих ответах.
Сравнение закончилось тем, что последнюю задачку подруга просто переписала, старательно выводя каждую цифру. О моем интересе она успела забыть, а расспрашивать Оленьку, занятую математикой, – дело неблагодарное. Перепишет неправильно, обидится на меня если не до конца жизни, то до конца дня точно. Своими словами об обязанностях только у мужской половины оборотней она меня несказанно обрадовала, поэтому я терпеливо дождалась, пока она закроет дыру в своем самообразовании, а уж потом начала выяснять дальше:
– А права? Прав у оборотней больше?