– Этот бал очень важен для Рысьиных, – наконец заметила она. – Постарайся сделать правильный выбор. Иначе… – Иначе что? – Иначе за тебя его сделаю я, – чуть раздраженно бросила она. – Лиза, неужели ты не поняла, что игры закончились? Я не собираюсь уступать тебя ни Волковым, ни тем более Хомяковым. И ради того, чтобы мной не делиться, она готова выпихнуть меня, не особо разбираясь за кого, лишь бы не принадлежал к ненужным кланам? – Создается впечатление, что вы меня ненавидите. – Что? – с изумлением спросила она. – Ненавижу? С чего ты выдумала этакую дичь? – С вашей глупости о моем замужестве. – Это не глупость, а насущная необходимость, – отрезала княгиня. – Другой бы я даже выбора не предложила, подобрала бы сама, исходя из нужд клана, а тут учитываю твои интересы. Юрию Александровичу я запретила к тебе приходить, Песцов у нас теперь тоже персона нон грата – все, как ты хотела. – Ой, бабушка… – закатила я глаза к потолку. – Можно подумать, вас так заботят мои интересы. Потолок выглядел чистым и недавно побеленным и всяко был куда интереснее стоящей напротив женщины. Розетка под люстру так вообще выглядела произведением искусства: тонкие завитушки складывались в изящный узор, могущий служить украшением даже в царских палатах. – Именно твои, – возмущенно сказала Рысьина. – Вожусь с тобой, как с маленьким ребенком. И все почему? – Почему? – Потому что именно в тебе я вижу будущую главу клана. Воспользовавшись моим потрясением, она сунула мне в руки толстенную папку и величественно, но быстро удалилась, то ли давая мне время прийти в себя, то ли опасаясь, что я от так внезапно свалившегося счастья могу нанести ей тяжелые телесные повреждения. Но я лишь отстраненно подумала, что бежать нужно не просто срочно, а очень срочно, и поднялась к себе, где открыла папку и все-таки выругалась. Почему-то я ожидала, что там будут какие-то документы или сводки, касающиеся клана. Но нет, там оказалось досье на женихов. Да какое! На каждого – по толстенькой стопке, со всеми увлечениями и привычками, с точным весом и ростом, любимыми блюдами, композиторами, поэтами и писателями. На последние пункты я обратила особое внимание, поскольку все фамилии казались незнакомыми, разве что кроме тех, что мы проходили в гимназии. Но чего в папках не было, так это хоть маленьких фактов, отрицательно характеризующих кандидатов, зато добавились фотографии, в том числе не просто портретная съемка, а на фоне какого-нибудь пейзажа, где претендент на мою лапу занимался каким-нибудь серьезным или не очень делом. Один так вообще стоял на пляже в таком смешном полосатом купальном костюме со штанинами до колен. Наверное, Рысьина возлагала на этого кандидата особые надежды, если посчитала приличным мне такое показывать. Или посчитала, что на атлетичную фигуру я клюну скорее, чем на толстенького Песцова? Но кроме неплохой фигуры у этого Боброва были еще изрядно выпирающие зубы и усы. Длинные, лихо закрученные в кольца усы вызвали у меня неудержимый смех. Кроме этого, поводов для веселья не было: Рысьина почти прямым текстом заявила, что я должна сделать выбор на балу или она сделает его за меня. А значит что? Значит, на бал идти нельзя. Удирать надо до него. Только как и куда? В Царсколевск на поезде? Но едет он не сказать чтобы очень быстро, и меня с высокой вероятностью вычислят и снимут с поезда, даже если я буду под личиной. Не так много желающих воспользоваться услугами «чугунки», чтобы не проверить всех. Но даже если я пройду через мелкоячеистое рысьинское сито, мне придется скрываться почти год, никого не вмешивая. Где? Как? Идей не было совершенно. Но и сидеть, дожидаясь непонятно чего, было нельзя. Я набросила на себя полог отвода глаз и спустилась. Через парадный вход было не выйти: мало того что рядом с ним сидел охранник, готовый в любой момент подхватиться, чтобы составить мне компанию, так и на улице наверняка кто-то негласно следил за домом и вряд ли не обратил бы внимания на хлопнувшую дверь. Но был еще черный ход… Я набросила пальто и выдвинулась к нему. Проскочить удалось легко: как раз заносили дрова для кухни. Никто и не заметил, как я оказалась на улице. Вокзал был недалеко, к нему я и устремилась, стараясь идти побыстрее, но так, чтобы никого не задеть и не привлечь ненужного внимания. Времени у меня было немного: чтобы никто не узнал, что я уходила, вернуться следовало до возвращения Владимира Викентьевича. На вокзале касса оказалась закрытой, зато я внимательнейшим образом изучила расписание и стоимость проезда. Информация не порадовала. Конечно, денег, которые я вынесла из квартиры Седых, хватит на билет до Царсколевска и даже немного останется. Но дальше-то что? На что жить до экзаменов, которые почти через год? И вопрос, как удрать от Рысьиных, оставался открытым… Внезапно до меня донеслась речь на английском, весьма необычная в этом городе. – Дорогая, выступление отменено только здесь. Во всех остальных городах – все по договоренности, – уверенно бубнил незнакомый мужчина. Хотя почему незнакомый? Оглянувшись, я узнала Песцова, того самого, что устраивал гастроли певичек, одна из которых и была его собеседницей. Кажется, та, чье изображение я видела на афише. – Мистер Песцов, нарушение договора в одном пункте ведет к нарушениям в остальных, – высокомерно бросила мисс Мэннинг. – Филиппа, дорогая, возникли непредвиденные осложнения. Именно в этом городе, – умоляюще сказал Песцов. Знаем мы эти ваши осложнения: княгине Рысьиной не понравились намечающиеся гастроли, курируемые одним из потенциальных женихов. И жениха вычеркнули из списка настолько грубо, что захватили еще несколько списков. Но Песцов если и выглядит расстроенным, то только из-за размолвки с певичкой. И смотрится весьма респектабельно. А воротник-то на его пальто из бобра, невольно отметила я. Что же касается песцов, то они возлежали на плечах мисс Мэннинг пушистым палантином. – Меня не волнуют ваши осложнения, мистер Песцов, – заявила она. – Мне моих достаточно. Концерт был отменен. Васильева сломала ногу, я вынуждена ее здесь оставить. Переводчика нет. – Филиппа, я не виноват, что эта дура сломала ногу! – в отчаянии бросил Песцов. – Не я же ее ломал. Зачем она вообще потащилась на каток, если у нее столь хрупкие кости? – Она не думала, что на нее свалится этот огромный господин. Как его только пустили с такими габаритами? Конечно, он очень извинялся, но кость его извинения не срастят, – сказала мисс Мэннинг и затарабанила в закрытое окошечко. – Почему не работает касса? Я возвращаюсь в Царсколевск. А оттуда домой. Стояли они уже совсем рядом со мной, но меня под отводом глаз не замечали. Зато я могла разглядывать их сколько душе угодно. Вблизи Песцов казался посимпатичнее, чем на фотографии, у него были обаятельная улыбка и убедительный голос. Пожалуй, на месте мисс Мэннинг я бы уже дала себя уговорить. Она же проигрывала соревнование с собственным изображением на афише. Выглядела постарше, хоть и пыталась скрыть это толстым слоем пудры и ярким макияжем. – Филиппа, вы режете меня без ножа, – простонал Песцов, подхватив диву под локоть. – Я компенсирую вам потерянные сборы в этом городе в трехкратном размере, только не бросайте меня. – Хм… – прозвучало то ли задумчиво, то ли неодобрительно. Похоже, мисс Мэннинг действительно умела виртуозно владеть голосом. – И лечение Васильевой оплачу. Не целителя, разумеется, это слишком дорого. – Хм… – Филиппа, милая, что я должен сделать, чтобы вы меня простили? – Найдите кассира, – отрезала та, – тогда я смогу убедиться в серьезности ваших намерений. – Филиппа, дорогая, зачем вам кассир? В соседний город мы прекрасно доберемся на санях. И быстрее, и удобнее, – воодушевился он. – Чистый морозный воздух куда лучше, чем грязные паровозные дымы. – Мистер Песцов, мне нужен переводчик. Без переводчика я возвращаюсь в Царсколевск. – Мисс Мэннинг вытащила из муфты руку в лайковой перчатке и ткнула указательным пальцем в воротник собеседника. – Без переводчика наша договоренность силы не имеет. – Вот дура баба, – выдохнул он по-русски. – Где ж я тебе так срочно найду переводчика? Чтобы я еще хоть раз связался с англичанкой… Гонору-то, гонору… – Что вы говорите, мистер Песцов? – Я говорю, дорогая, что все эти вопросы решаемы. – Он обаятельно улыбнулся и прижал ее ручку к своему сердцу, точнее, к тому месту на пальто, где располагалось сердце. – Но не прямо сейчас. Филиппа, давайте вернемся в гостиницу, там спокойно поговорим. – С вами? Спокойно поговорим? – насмешливо уточнила Филиппа, впрочем не отбирая руку у поклонника. – Или неспокойно. – Он чуть приподнял бровь, намекая на что-то, понятное только им двоим. – Это уж как получится. Так как, возвращаемся? Мисс Мэннинг обернулась на кассу и огорченно поджала губы. – Дорогая, все устроится. Можно не отменять концерт, а перенести, – некстати ляпнул Песцов, уже почти уговоривший свою подопечную. – Ах, оставьте меня, – раздраженно бросила та, вырвала руку и уселась на стульчик, всем своим видом показывая, что собирается сидеть до победного. – Филиппа, это нарушение договора, – зашел Песцов с другой стороны. – По договору у меня должен быть переводчик. – Я занимаюсь этим, – туманно ответил Песцов. – Дорогая, да зачем вам переводчик? У вас есть я. Мисс Мэннинг фыркнула и отвернулась к окну. Действительно, я бы тоже не рассчитывала на постоянство этого типа. Сейчас он есть, а через полчаса будет сидеть в доме Рысьиных и убеждать, как хочет влиться в их дружный клан, а с певицей его связывают исключительно рабочие отношения. И ведь как пить дать – убедит. – Филиппа, возвращайтесь в гостиницу, а я отправлюсь на поиски переводчика. Мисс Мэннинг сделала вид, что оконное стекло, сплошь изукрашенное морозными узорами, представляет собой столь увлекательное зрелище, что ни на что другое внимания не остается. – Филиппа… – укоризненно протянул Песцов. – Переводчик, – непреклонно отрезала она, не поворачиваясь. – И трехкратное возмещение сборов в Ильинске. Но без переводчика разговора не будет. Песцов вполголоса ругнулся по-русски и вышел из здания вокзала, где почти сразу поймал извозчика и уехал. Я ему вслед махать не стала, сняла с себя отвод глаз и подошла к англичанке. Вот он, мой шанс. Главное – не упустить его. – Добрый день, мисс Мэннинг. – Добрый день, – повернулась она ко мне, чуть прищурившись. – Мы знакомы? – Нет, но я случайно услышала о ваших проблемах с переводчиком. – Нет, – резко ответила она. – Я вас не возьму. Это было неожиданно и очень неприятно. Я ведь уже почти выстроила план побега, в котором она была ключевой фигурой. Изыми ее – и весь план рассыплется, как карточный домик от порыва ветра. – Почему? – удивилась я. – Вы же только что говорили, что вам нужен переводчик, а мне очень нужна работа. И уехать отсюда тоже очень нужно. Она нахмурилась: – Мне не настолько нужен переводчик, чтобы взять вас, простите. Но я отступать не собиралась, точнее, не могла себе этого позволить. – Вас останавливает мой возраст? Но вы же сами сейчас убедились в моем профессионализме. В том, что я свободно владею языком и… – Не надо меня уговаривать. – Она поджала губы. – Вы молоды, да, и еще вы красивы. Скажу прямо: мне не нужно, чтобы внимание моих поклонников переключалось на вас. Это не способствует успеху. Я почувствовала глубочайшее облегчение. – Если дело только в этом, то я и без того собиралась уезжать под личиной. Просто не хотела вас вводить в заблуждение. – Я быстро использовала плетение, изменяющее внешность, которое отрабатывала последние несколько дней, и придала себе вид женщины солидного предпенсионного возраста с крупной родинкой у губы. – Так лучше? – Оу, – заинтересованно протянула Филиппа. – У вас есть меняющий внешность артефакт? И вы так сможете проходить все мои гастроли? Пожалуй, это многое меняет. Учтите, если я вас найму, то отработать вам придется все время, основную сумму заплачу только после этого, чтобы не получилось так: вы бросаете меня на середине пути, а я опять ищу переводчика. Мистер Песцов слишком ненадежен в этом вопросе. – А как долго будут длиться ваши гастроли?