– Прекрасно, – ласково сказал Йона. – Да, – печально ответила она. – Как твоя мама? Йона поймал ее руку и прошептал: – Хорошо. Передает тебе привет. – Как мило. Что она сказала? – Что ты не сумеешь заботиться обо мне. – Не сумею, – мрачно согласилась Диса. – Мама, конечно, права. Она медленно запустила пальцы в его густые встрепанные волосы. Посмотрела на него, неожиданно улыбнулась, выключила ноутбук и поставила его на бюро. – А известно ли тебе, что в дохристианские времена младенцы не считались полноценными людьми, пока их не поднесут к груди? В те времена можно было после родов бросить младенца в лесу. – Другие решали, быть ли человеку человеком, – медленно проговорил Йона. Диса открыла гардероб, вытащила обувную коробку и достала темно-коричневые босоножки с мягкими ремешками, на изящных деревянных каблуках. – Новые? – спросил Йона. – Серджио Росси. Сама себе подарила. У меня же такая негламурная работа. Целыми днями роюсь в глине. – Ты все еще в Сигтуне[10]? – Да. – Что-нибудь нашли? – Расскажу, когда сядем за стол. Йона показал на босоножки: – Симпатичные, – и поднялся с кресла. Диса отвернулась и ехидно улыбнулась через плечо: – К сожалению, у них вряд ли есть твой размер. Йона вдруг прислонился к стене: – Подожди… Диса вопросительно посмотрела на него. – Я пошутила, – объяснила она. – Нет, его ноги… Йона прошел мимо нее в коридор, достал из куртки телефон, позвонил в центр связи и велел срочно отправить подкрепление в больницу, к Сунессону. – Да что случилось? – спросила Диса. – Его ноги. Они были совершенно грязные. Мне сказали, что он не может пошевелиться, но он выходил из палаты. Он выходил из палаты и где-то бродил. Комиссар набрал номер Сунессона. Когда никто не ответил, он накинул куртку, шепнул “извини”, выскочил из квартиры и помчался вниз по лестнице. Примерно в те минуты, когда Йона звонил в дверь Дисы, Юсеф Эк сидел на своей койке. Прошлой ночью он убедился, что может ходить. Соскользнув на пол, он был вынужден какое-то время постоять неподвижно, держась за спинку кровати. Боль от множества ран обожгла его, словно кипящим маслом, от рези в печени на мгновение потемнело в глазах – но ходить он мог. Выдернул шланги капельницы и дренажного аппарата, проверил, что лежит в шкафчике с медицинскими материалами, и снова улегся. Прошло полчаса после того, как ночная сестра заглянула пожелать спокойной ночи. В коридоре было почти тихо. Юсеф осторожно вытянул катетер из запястья, ощутил, как засосало в шланге, когда он вышел из тела. Тонкий ручеек крови протек на колени. Вставая с постели, Юсеф не ощутил особенной боли. Мальчик подошел к шкафчику с материалами, нашел компрессы, скальпели, одноразовые шприцы и бинты. Дрожащими руками вскрыл упаковку со скальпелем и перерезал дренажный шланг. Оттуда вытекла кровь со слизью, и левое легкое сжалось. Заболело под лопаткой, Юсеф слабо кашлянул, но не почувствовал особых изменений, не ощутил, что легкое стало работать хуже. Внезапно в коридоре послышались шаги – резиновые подошвы по линолеуму. Юсеф со скальпелем в руке встал возле двери, поглядывая в окошко и ожидая, что будет. Медсестра остановилась и заговорила с дежурным полицейским. Юсеф услышал, как они чему-то смеются. – Я бросила курить, – сказала медсестра. – Если у вас есть никотиновый пластырь – не откажусь, – продолжал полицейский. – Я и с этим покончила. Но вы выйдите во двор, я пока побуду здесь. – Пять минут, – клятвенно заверил полицейский. Полицейский ушел. Звякнули ключи, медсестра пошелестела какими-то бумагами и вошла в палату. Казалось, она удивилась – и только. В углах глаз обозначились морщинки, когда лезвие скальпеля туго вошло в ее горло. Юсеф оказался слабее, чем рассчитывал, ему пришлось резануть несколько раз. Его тело напряглось и все горело от резких движений. Медсестра упала не сразу – сначала она пыталась сопротивляться. Какое-то время они возились на полу. Ее тело взмокло от пота и источало тепло. Юсеф хотел подняться, но поскользнулся на ее широко рассыпавшихся светлых волосах. Когда он вытаскивал скальпель, женщина странно пискнула. Потом засучила ногами, и Юсеф долго смотрел на нее, прежде чем выйти в коридор. Платье задралось, и он пристально разглядывал розовые трусики под нейлоновыми колготками. Мальчик пошел по коридору. Разболелась печень. Он повернул направо, нашел в тележке чистую одежду и переоделся. Низенькая женщина возила тряпкой по блестящему линолеуму. Она слушала музыку в наушниках. Юсеф приблизился, встал у нее за спиной и достал одноразовый шприц. Он несколько раз примеривался воткнуть шприц ей в спину, но каждый раз останавливался. Женщина что-то почувствовала. Юсеф сунул шприц в карман, толкнул ее под руку и прошел мимо. Она упала, ругаясь по-испански. Юсеф остановился и повернулся к ней. – Что вы сказали? – спросил он. Она вытащила наушники и вопросительно посмотрела на Юсефа. – Вы что-то сказали? – повторил он. Она торопливо помотала головой и продолжила мыть пол. Юсеф еще немного понаблюдал за ней, а потом пошел дальше, к лифту. Нажал кнопку и стал ждать. Глава 21 Вечер пятницы, одиннадцатое декабря Йона Линна мчался по Вальхаллавэген, мимо стадиона, где в 1912 году проходили летние Олимпийские игры. Перестроился, объехал по внутреннему ряду большой “мерседес”. За деревьями мелькнул кирпичный фасад клиники Софиахеммет. Шины загремели по металлической вставке. Комиссар сбросил скорость, пропуская синий рейсовый автобус, который выворачивал с остановки. Кто-то длинно и раздраженно засигналил у него за спиной, когда он поворачивал перед автобусом. Вода из грязной лужи обдала припаркованные автомобили и тротуар около Королевского технологического института. Возле Норртулля Йона проскочил на красный свет, промчался мимо ресторана “Сталльместарегорден” и разогнался почти до 180 километров в час на коротком отрезке Упсалавэген, там, где съезд резко уходит под шоссе и поднимается к Каролинскому институту. Припарковавшись возле главного входа, комиссар увидел несколько полицейских машин – они стояли со все еще включенными мигалками, и казалось, что по коричневым кирпичам больничного фасада мечутся страшные крылья. Группа журналистов окружила нескольких медсестер с испуганными лицами. Они дрожали от холода у широкого входа, две женщины не скрываясь плакали перед камерами. Йона хотел пройти в больницу, но его остановил молодой полицейский, топтавшийся на месте то ли от адреналинового шока, то ли от возбуждения. – Мотай отсюда, – сказал полицейский и толкнул его. Йона посмотрел в бессмысленные голубые глаза. Снял руку полицейского со своей груди и тихо сказал: – Государственная уголовка. В глазах у полицейского блеснула подозрительность: – Удостоверение, пожалуйста. – Йона, живей, это здесь. Карлос Элиассон, начальник полицейского управления, стоял возле стойки регистратуры в бледном желтоватом свете, махая ему рукой. Через большое окно Йона увидел Сунессона – тот с перекошенным лицом сидел на лавке и плакал. Полицейский помоложе сидел рядом, положив руку ему на плечо. Йона предъявил удостоверение, и полицейский с недовольным видом пропустил его. Большой участок холла был огорожен пластиковой лентой. Сверкали вспышки фотоаппаратов – журналисты через огромные окна, а эксперты внутри снимали место преступления. Карлос в этой ставке был главнокомандующим – отвечал и за общее стратегическое руководство, и за минутно-оперативное, тактическое. Он быстро дал указания бригадиру судэкспертов и повернулся к Йоне. – Поймали? – спросил Йона. – Свидетельница говорит, что он выбрался из фойе, опираясь на роллатор, – нервно сказал Карлос. – Роллатор там, на автобусной остановке. Он заглянул в свой блокнот. – Отсюда ушли два автобуса, семь такси и такси для инвалидов… с десяток легковых машин и всего одна скорая.