– Пошла ты к черту, – сказал он и вышел в прихожую. Обуваясь, он слушал, как Симоне разговаривает с Кеннетом. Со слезами в голосе она просила отца приехать как можно быстрее. Эрик снял с крючка куртку, вышел из квартиры, закрыл и запер дверь. Спустился по лестнице, постоял, подумал, что надо бы вернуться и сказать что-нибудь, объяснить Симоне, что это несправедливо, что это его дом, его сын, его жизнь. – К черту, – тихо повторил он и вышел из подъезда на темную улицу. Симоне стояла у окна. Собственное лицо казалось ей в вечерней темноте прозрачной тенью. Увидев, как старый отцовский “ниссан-примера”, вопреки всем правилам, паркуется во втором ряду у подъезда, она еле сдержала слезы. Когда в дверь постучали, она уже ждала в прихожей. Открыла дверь на цепочке, прикрыла, сняла цепочку и попыталась выдавить улыбку. – Папа, – выговорила она. Тут же полились слезы. Кеннет обнял ее. Ощутив хорошо знакомый запах кожи и табака, исходящий от отцовской куртки, Симоне на несколько секунд перенеслась в детство. – Вот я и приехал, милая, – сказал Кеннет. Он уселся на стул в прихожей, посадив дочь на колени. – Эрика дома нет? – Мы расстались, – прошептала она. – Ох ты. Кеннет выудил носовой платок, Симоне сползла с его коленей и несколько раз высморкалась. Потом Кеннет повесил куртку на крюк, заметил, что одежда Беньямина не тронута, обувь на месте, а рюкзак прислонен к стене у входной двери. Кеннет обнял дочь за плечи, тщательно вытер ей щеки, а потом отвел на кухню. Там он усадил ее на стул, достал фильтр и банку с кофе и включил кофеварку. – А теперь рассказывай все, – спокойно велел он, выставляя на стол кружки. – Начинай с самого начала. И Симоне подробно рассказала все, начиная с первой ночи, когда она проснулась от того, что в квартире кто-то был. Как она почуяла на кухне запах сигаретного дыма, как входная дверь оказалась открытой и как тусклый свет лился из холодильника и морозилки. – А Эрик? – требовательно спросил Кеннет. – Что сделал Эрик? Симоне поколебалась, потом взглянула отцу в глаза и ответила: – Он мне не поверил… сказал, что кто-то из нас ходил во сне. – Проклятье. Симоне почувствовала, что у нее снова кривится лицо. Кеннет разлил кофе, записал что-то на бумажке и попросил продолжать. Она рассказала об уколе, от которого проснулась прошлой ночью, о том, как вышла и услышала странные звуки из комнаты Беньямина. – Что за звуки? – спросил Кеннет. – Воркование, – поколебавшись, ответила Симоне. – Или бормотание. Не знаю. – А потом? – Я спросила, можно ли мне войти, потому что поняла, что там кто-то есть – кто-то, кто наклонился над Беньямином и… – И?.. – Потом у меня ослабли ноги, перестали слушаться, я упала на пол и не могла двинуться. Лежала в коридоре на полу и смотрела, как Беньямина тащат из квартиры… Господи, его лицо, он был так напуган. Он звал меня, пытался до меня дотянуться. А я не могла пошевелиться. Симоне сидела, уставившись перед собой. – Еще что-нибудь помнишь? – Что? – Как он выглядел? Тот, кто пришел? – Не знаю. – Ты ничего не видела? – Он странно двигался. Согнувшись, как будто у него что-то болит. Кеннет сделал пометку и велел: – Думай дальше. – Пап, было темно. – А Эрик? – спросил Кеннет. – Что делал Эрик? – Спал. – Спал? Симоне кивнула. – Он в последние годы принимал столько снотворного, – сказала она. – Спал в гостевой комнате и ничего не слышал. Во взгляде Кеннета было столько презрения, что Симоне начала понимать, почему Эрик убрался из дому. – Что за таблетки? – спросил Кеннет. – Как называются? Симоне взяла отца за руку: – Папа, Эрик тут ни при чем. Он вырвал руку. – Насилие над детьми почти всегда совершает кто-нибудь из членов семьи. – Я знаю, но… – А теперь посмотрим на факты, – спокойно перебил Кеннет. – У преступника отличные познания в медицине, а также доступ к лекарствам. Симоне кивнула. – Ты не видела, что Эрик спит в гостевой комнате? – Дверь была закрыта. – Но ты его не видела. Или видела? И ты не знаешь, принимал ли он снотворное вчера вечером. Симоне была вынуждена признать, что не видела. – Сиксан, я исхожу только из того, что мы знаем, – сказал отец. – А мы знаем, что ты не видела Эрика спящим. Может, он и спал в гостевой комнате, но мы об этом не знаем. Кеннет поднялся, достал из буфета хлеб, из холодильника – сыр и колбасу. Сделал бутерброд с сыром и протянул Симоне. Через несколько минут он кашлянул и спросил: – Зачем Эрик открыл дверь Юсефу? Симоне уставилась на отца: – Что ты хочешь сказать? – Если бы он так поступил, какая бы у него была на это причина? – По-моему, это глупый разговор. – Почему? – Эрик любит Беньямина. – Да, но, может быть, что-то пошло не так. Может, Эрик просто хотел поговорить с Юсефом, убедить его позвонить в полицию или… – Папа, перестань, – попросила Симоне. – Мы должны задавать себе такие вопросы, если хотим найти Беньямина. Она кивнула с ощущением, будто лицо расползается на кусочки, а потом еле слышно произнесла: