Снаружи приют оказался похож на тюрьму. Разве что решеток на окнах не хватало. Консультант, Бреннон и кардинал со своим сопровождением подплывали к узкой полоске мостовой на двух лодках – в одной под плотным навесом с комфортом расположился Саварелли, в другой мокли под редким дождиком консультант, пес и комиссар. – Глухое местечко, – тихо заметил Натан. – Проводить ритуалы можно хоть еженедельно – за такими стенами никто ничего не услышит и не увидит. – Полагаете, что наш злоумышленник – из числа работников приюта? – Или может входить сюда, не вызывая никаких подозрений. Например, плотник, каменщик, врач – или священник. – Почему вы их так не любите? – полюбопытствовал Лонгсдейл. Бреннон решил не объяснять, почему он считает священников в массе своей бесполезными фанатичными баранами – тем более что лодка Саварелли вплотную подошла к гондоле консультанта. Комиссар тут же сурово спросил: – Где все? – Какие все? – удивился кардинал. – Где оцепление, дежурные полицейские, работающие на месте преступления офицеры или детективы? – А. Ну, как бы вам сказать… – Саварелли тяжело вздохнул. – Полицейские посетили приют утром, констатировали смерть девяти воспитанниц, составили протокол и отбыли восвояси. Оцепление не выставили, поскольку, как я понял, они не нашли следов убийства. Бреннон несколько секунд молчал, переваривая услышанное. Он многое хотел сказать, но ограничился кратким: – Даже дежурных около места убийства не оставили? – Мужчин в приюте для девочек при женском монастыре? Разумеется, нет, – с горестной усмешкой отозвался кардинал. Лодки причалили. Пес первым выбрался на берег и потрусил к высокой серой ограде, окружавшей здание приюта. Небольшие окна на одной из стен смотрели на канал; Бренон сразу нашел те, из которых выбросились девочки, – на них не было ни рам, ни ставней, а проемы уже забили досками. Саварелли ударил в колокол у наглухо запертых ворот. В оконце мелькнуло лицо привратницы. – Открывайте, – величаво повелел князь церкви. Женщина испуганно пискнула, тут же заскрипели засовы и замки, а затем в воротах распахнулась узкая калиточка, в которую кардинал протиснулся боком, кое-как втянув живот. Пока Саварелли растолковывал привратнице, зачем и к кому им надо попасть, Бреннон осмотрел внутренний дворик – небольшой и квадратный, сущий каменный мешок, со скамьями вокруг чахлого фонтанчика. С трех сторон его обнимала крытая галерея, соединяющая сам приют, здание монастыря и церковь. Пес принюхался, потыкался носом в каменные плиты и разочарованно заворчал. – Ничего? – По крайнем мере, во дворике никаких следов магии нет, – пробормотал Лонгсдейл, втихаря водя в воздухе каким-то амулетом. – Нечисти и нежити тоже. – Пойдемте, – сказал Саварелли, – нас проводят к настоятельнице, которая руководит приютом. Мать Агнесса выглядела точно ожившая мумия – худая, как палка, сморщенная и с глубоко посаженными бесцветными глазками, которыми она враждебно уставилась на Бреннона, Лонгсдейла и пса из недр своего клобука. На вид женщине можно было дать от сорока до шестидесяти. – Наш приют заботится о сиротках во имя Господа уже пятьдесят лет, – прошипело это божье создание и меленько перекрестилось. – Мы смиренно вынесем и это ужасное испытание… – Да, – холодно изрек кардинал. – Однако смерть сразу девяти девочек требует самого пристального рассмотрения и дознания насчет их жизни и условий в приюте. – У нас есть благословение папы! – Мы помним. И настоятельно рекомендуем вам предоставить нашим консультантам все, что им потребуется. – Этим людям? – осведомилась мать Агнесса таким тоном, будто перед ней валялись запойные пьяницы, только что выловленные из канавы. Клык удостоился отдельного негодующего взора. Пес оскалился и развалился на ковре перед камином. – Но ваше высокопреосвященство, нравственность наших воспитанниц… – Никак не пострадает, если они и дальше будут прыгать из окон? – наконец вмешался комиссар. Время, черт возьми, не ждет! Они с Валентиной должны уехать сегодня вечером… ну, завтра утром – самое позднее. – Я бы хотел осмотреть комнаты девочек, – кротко сказал Лонгсдейл. Мать Агнесса сжала четки, словно хотела огреть ими по физиономии это порождение сатаны. – Живее! – цыкнул Саварелли. Настоятельница с кислой миной склонила голову и позвонила в колокольчик. Явившейся на звон монахине она велела проводить консультанта в комнаты воспитанниц – и с видимым облегчением перевела дух, когда пес ушел следом за Лонгсдейлом. – Ну, что ж, начнем. – Бреннон сел за стол и раскрыл блокнот. Кардинал с любопытством следил за всеми его действиями. – Опишите последовательно все события того дня, начиная с утра. Мать Агнесса пробуравила комиссара таким взглядом, которому позавидовал бы враг рода людского, но после требовательного жеста Саварелли неохотно приступила к рассказу. По ее словам, жизнь в приюте текла своим чередом ровно до полуночи, когда при обходе дежурная монахиня обнаружила, что девять девочек исчезли, а окна в их комнатах выбиты. – А еще были какие-нибудь эксцессы? До этой ночи? Странное поведение, подозрительные разговоры, непонятные явления, может, кто-то пронес сюда необычные предметы? – Вы намекаете, что диавол проник в стены, осененные благословением Иннокентия Восьмого?! – восшипела монахиня. – А как благословение может этому помешать? Кардинал кашлянул. Мать Агнесса залилась бледной краской. – Где вы были в ту ночь и кто может это подтвердить? – спросил Бреннон. – Я была в своей келье и молилась! – негодующе воскликнула монахиня. – На какую сторону выходят окна вашей кельи? – Я не понимаю, почему я должна подвергаться столь возмутительному допросу, когда такое несчастье… – Отвечайте, – веско проронил Саварелли. – На Большой канал. – Ага, и при этом вы бодрствовали. Что слышали? – Ничего! Я была погружена в молитвы Господу нашему… – То есть когда несколько окон выпало в канал вместе с рамами и ставнями, а затем туда же отправилось девять тел – вы ничего не слышали, оглушенная силой истинной веры? Мать Агнесса так крепко сжала губы, что кожа на остром подбородке и скулах туго натянулась. – Я слышала плеск и звук падения, – сказала она наконец. – Тогда я вышла из кельи и была среди воспитанниц и монахинь, что могут подтвердить они все. – Гм. Ранее вы утверждали, что тревогу подняла дежурная монахиня. – Мне кажется, даже вы можете догадаться, что это произошло одновременно, – процедила мать Агнесса. – Я вышла из кельи и спустилась к комнатам воспитанниц, где встретила сестру Бенедику. Это произошло около полуночи, и, разумеется, после никто уже не смог уснуть. – Когда вы вызывали полицию? – Около шести часов утра. – Почему так поздно? – Потому что мы молились! – в ярости рявкнуло тощее создание, и Натан удивленно поднял брови. – Что, не меньше пяти-шести часов? Допустим, час на то, чтобы угомонить панику, я согласен, но потом-то? Кардинал снова покашлял, намекая на пресловутую силу веры. – Я оказывала моим монахиням и воспитанницам духовную поддержку, – прошипела мать Агнесса. – Шесть часов? Пока трупы ваших девочек плавали у вас под окнами? – Они не плавали! – А куда ж они делись? Настоятельница замолчала и после долгой паузы буркнула: – Их унесло течением. – В вашей… – Натан чуть не сказал «вонючей канаве», – вашем канале такое сильное течение, что сносит девять тел за несколько минут? – Я не смотрела вниз. – То есть вы увидели пустые постели, выбитые окна, но вниз не посмотрели? Ладно, а дежурная монахиня сестра Бенедика догадалась это сделать? – Она тоже ничего не видела. – Гм-м-м? Что ж, полагаю, об этом она и сама нам расскажет. – Бреннон захлопнул блокнот и встал. – Мне потребуется комната, где я смогу допросить всех монахинь и воспитанниц. – Ни за что! – взвилась мать Агнесса. – Это совершенно недопустимо в стенах нашей обители! Даже полицейские проявили больше уважения к дому Божьему и нашим чадам! – При допросах буду присутствовать я, – властно изрек кардинал и пристально посмотрел на настоятельницу: – Вы ведь не считаете, что общение со мной нанесет духовный вред воспитанницам и монахиням? После короткой внутренней борьбы мать Агнесса сдалась и сквозь зубы сказала: – Я распоряжусь насчет комнаты.