– Вы напрасно настроили мать Агнессу против себя, – вполголоса заметил Саварелли, когда они спускались к комнатам погибших девочек. Настоятельница выделила им помещение на том же этаже, и Натан решил заодно посмотреть, как дела у Лонгсдейла. – Завоевать ее любовь и симпатию мне бы все равно не удалось. К тому же ее поведение еще ничего не значит. Уйма людей, совершенно ни в чем не виновных, относится к полиции крайне неприязненно. Тем более что для нее я и полицейским-то не являюсь. Кардинал нахмурился: – Вам не кажется, что в ее показаниях что-то не сходится? – Конечно, – хмыкнул комиссар. – Уверен, что она высунулась из окна и прекрасно разглядела трупы… или их отсутствие. Или присутствие нежити. А это вполне могло напугать ее настолько сильно, что теперь она не хочет об этом говорить. – Или она сама к этому причастна. – Тоже вариант, – согласился Бреннон и с некоторым удивлением оглядел дверные проемы, закрытые ширмами. – Что это такое? – Двери полностью сгнили, – донесся до него голос Лонгсдейла, – как и все предметы внутри. Натан отодвинул ширму и вошел. Пятна плесени на стенах и потолке, прогнившие потолочные балки, остатки кроватей, матрасов и постельного белья… Лонгсдейл уже снял доски с окон, и Бреннон перегнулся через подоконник. Под ним до самой воды тянулась длинная широкая полоса чего-то вроде морской губки. Но комиссар сразу понял и еще кое-что. Когда в комнату заглянула монахиня, он резко повернулся к ней и сердито гавкнул: – Кто посмел убраться в комнатах?! Женщина отшатнулась: – Чт-т-то? Здесь? Мать Агнесса велела… помыть пол и всякое… постели сложить, ну что осталось… – До или после приезда полиции? – До… Лонгсдейл, который стоя на коленях, что-то изучал под окном, поднял голову и сказал: – Тогда это многое объясняет. – Еще как, – процедил Бреннон. Неудивительно, что полицейские не нашли никаких следов убийства. Намеренно или нет, но настоятельница постаралась уничтожить все улики. – Будете снова ее допрашивать? – с интересом осведомился кардинал. – Да, но позже. Пусть пока помаринуется. Где вещи девочек? – повернулся он к монахине. – У наших воспитанниц нет вещей, – прошелестела та. – Только одежда и обувь. Мать Агнесса велела сжечь. – Почему? – Она сказала, на них скверна. Ведь если они самоубийцы, то… то… – Женщина запнулась. – Часто у вас тут сразу девятеро девочек решают, что лучше самоубиться, чем так жить? Монахиня затравленно на него посмотрела. – Чьи это кровати? – Магдалы и Каталины, – прошептала она. – Вы что-нибудь слышали? – спросил Лонгсдейл, поднимаясь с колен. Женщина испуганно уставилась круглыми глупыми глазами на его пса, потом на него. Кардинал шепотом пояснил, что сестра Бенедика, выросшая в приюте, умственно не слишком развита. – Это ты присматривала за ними в ту ночь? – уже помягче спросил комиссар. – Твоя была смена? Женщина сперва кивнула, а потом отрицательно замотала головой: – Нет, я поменялась. С сестрой Анной. Она должна была, но попросила поменяться, потому что… – Она наморщила лоб. – Не помню почему. Я согласилась. Мать Агнесса не запретила. – А обычно запрещает? Обычно вам можно меняться? – Ну, иногда. Кардинал недоумевающе перевел взгляд с монахини на комиссара. А вот на морде Клыка появилось очень понимающее выражение, как и на лице Лонгсдейла. – Вы видели что-то странное той ночью? – спросил консультант. Сестра Бенедика облизнула подрагивающие губы и перекрестилась. – Может, не видели, но слышали? – Вода, – еле слышно пробормотала монахиня. – Я слышала – капает и течет. Тихо-тихо, но громко-громко. Почти как музыка. – Ты сказала матери Агнессе? Позвала кого-нибудь? – Нет, – помотала она головой. – Они мне не поверят. Но она капала! Тихо тут, – сестра Бенедика обвела рукой комнату, – но громко тут, – и постучала пальцем по лбу. – Я слышала и потому открыла дверь пораньше. Я думала, она тут течет, а она не текла. И их не было. – Монахиня кивнула на кровати. – Ясно, – заключил Натан. – Пойдем-ка с нами. Кардинал тебе ничего худого не сделает. Вы еще будете здесь работать? – обратился он к Лонгсдейлу. – Да. Это только первая комната, а впереди еще три. И я еще намерен осмотреть спальни этажом выше и этажом ниже. – Хорошо. Тогда встретимся у лодок. Чую, мы тут засядем до вечера, – вздохнул комиссар. Бреннон устало глядел на маслянистые, мутные воды канала и гадал, насколько сильно обижена Валентина. Он ушел с Лонгсдейлом утром и пропал до глубокого вечера. О чем ей думать, как не о том, что даже в свадебном путешествии муж не в силах сосредоточиться только на своей жене? Натан раскаивался, но ничего не мог поделать: допросы персонала и воспитанниц приюта затянулись на долгие часы. К счастью, кардинал довольно быстро ухватил, в чем суть, и активно, даже с радостью приступил к работе. Затем к ним присоединился закончивший с осмотром комнат Лонгсдейл. Комиссар дал себе слово, что утром он увезет Валентину на юг – как только обсудит с консультантом результаты осмотра. Колокол на большом красивом соборе пробил одиннадцать раз. Бреннон вдохнул сырой воздух. Пока они торчали в приюте, погода в городе улучшилась, дождь кончился, и вечер был приятно прохладным. В чистом темно-синем небе мерцали звезды и плыл узкий серп луны. Даже не верилось, что в тихих каналах плещется нежить. – А где вы хороните мертвых? – спросил кардинала Натан, когда их лодки поравнялись. – На берегу Илары есть несколько кладбищ. Земля на островах Фаренцы слишком дорога и ее не так много, чтобы тратить на погребения. – Вот поэтому, – вздохнул Лонгсдейл, – наш чародей вынужден делать нежить из жителей города. Это очень усложняет мою задачу. На текучей воде не остается следов. Бреннон только хмыкнул над такой наивностью: – Этот чародей что-то ест, где-то живет и как-то перемещается по городу. Человек всегда оставляет следы. Утром, на свежую голову, я поработаю с записями допросов. Что-то непременно всплывет. На носах гондол горели светильники, и по воде перед ними плыли золотистые круги. Кое-где на волны падали блики от фонарей и светящихся окон, но в темноте Фаренца все равно казалась призрачной картинкой из сновидения, а не реальным городом. – Думаете, синьор Уркиола жив? – спросил Саварелли. Лонгсдейл кивнул. – Я сам видел, что убить консультанта нельзя, – ответил Бреннон. – Но качественный удар кирпичом по темени действует на него так же, как и на обычного человека. Пес насмешливо фыркнул, и Лонгсдейл торопливо добавил: – Однако даже если опутать Уркиолу чарами или опоить зельями, он довольно быстро придет в себя. Похитителю придется либо все время держать его в бессознательном состоянии, либо постоянно использовать довольно мощную магию, которая оставляет следы. – Думаю, через пару-тройку дней Уркиола благополучно сбежит и появится на пороге своего дома, – предположил комиссар. – Но чем больше усилий мы приложим сейчас, тем проще нам… Обе лодки скрылись под массивным мостом, и в этот же миг в них с такой силой что-то врезалось, что дерево затрещало, а гребец кардинала едва не свалился в воду. Гондолы конвульсивно заплясали на волнах. Бреннон вцепился руками в борта, отчаянно жалея об отсутствии револьвера. Из канала в облаке брызг вырвалось белесое человекообразное существо. Клык вскочил и с места прыгнул на тварь, на лету превращаясь в пылающую комету. Они рухнули в воду, и в воздух поднялся густой пар, в котором Натан едва разглядел еще двух гадин. – Ensis in ignis! – взревел Саварелли. Пылающее лезвие прошлось слева от его гондолы, полоснуло ближайшую нежить и закружилось вокруг нее, срезая куски плоти. Мараббекка, визжа, заметалась под опорами моста. Гребец кардинала, проявив поразительное присутствие духа, огрел третью тварь веслом и заорал молитву Деве Марии. Бывшая воспитанница приюта нырнула в канал и спустя секунду с силой впечаталась в дно лодки. Под треск досок в гондолу хлынула вода. – Volare nobis! – прохрипел кардинал, сгреб гребца в охапку, вдруг вознесясь над обломками лодки и жадно тянущимися из воды белыми руками. Лонгсдейл рискованно перегнулся через борт, схватил нежить за руку и прошипел что-то на элладском. Рука твари задергалась; консультант потащил ее из воды. Когда на поверхности показалась голова, он прижал ладонь к ее лбу и выдохнул еще одно заклятие. Морда мараббекки задрожала, как желе, превратилась в лицо девочки лет двенадцати-четырнадцати, и Лонгсдейл выпустил ее руку. Тело закачалось на волнах, стремительно истлевая, пока наконец волны не размыли прах. Саварелли взмыл на мост и приземлился там вместе с гребцом. Пес вынырнул из глубин канала, помахал Бреннону мокрым хвостом и решительно поплыл к мосту. Комиссар поискал взглядом последнюю нежить, но не обнаружил ни ее, ни пылающего лезвия. – Еще трем конец, – сказал консультант. – Осталось три. Если их жертвы тоже не обратились. Впрочем, мараббеккам надо чем-то питаться, так что… Комиссар молча взялся за весло и погреб к причалу у моста. Он не хотел задерживаться в воде ни одной лишней минуты – особенно на этой пропускающей воду утлой посудине. Саварелли уже ждал их и подал Натану руку, помогая выбраться на каменную набережную канала. – Значит, смотри, но не применяй? – хмыкнул Бреннон. Его преосвященство невинно уставился на него в ответ и вкрадчиво спросил: – А вы почему ничего не применили? – Потому что я не знаю заклинаний. Глаза Саварелли вылезли на лоб: – Вы что, самоубийца?! – Ну, точнее, два знаю, – буркнул комиссар. – Люмия и скутум. Они бы тут не помогли. Черт подери! Подозреваемые и раньше порывались меня грохнуть, но не так же быстро! Шустрые типчики, а?